Я полностью уничтожил их авторитет.

— Так, значит… меня обвиняют? — я посмотрел на всех с видом невинной, оскорблённой добродетели. — Мой собственный отец? Ужас. Это просто ужас! Как же такое возможно⁈

Я театрально схватился за голову.

— Это просто верх безумия, уважаемые члены Совета! Да ещё и мой… «тесть»… к нему присоединился! В голове не укладывается!

Я рассмеялся. Громко, истерически.

— Сначала меня решили женить без моего согласия! Я это принял! Проглотил! А теперь меня уже обвиняют! В том, что я в сговоре с «Химерами»! Что я проклятье какое-то! Ужас!

Я резко замолчал, и мой взгляд стал серьёзным. Я повернулся к князю Голицыну.

— Кстати, — спросил я с подчёркнутой вежливостью. — Как там Анастасия? Она, наверное, сильно переживает, что наша помолвка расторгнута?

Мой вопрос был как удар под дых. Я не просто напомнил ему о помолвке. Я напомнил ему, что это он и мой отец сейчас её разрывают своими обвинениями, а не я.

Князь Голицын побагровел.

— Не смей произносить имя моей дочери, щенок! — прорычал он.

— Ой, — я испуганно прижал руки к груди. — Кажется, кто-то в ярости. Всё-всё. Молчу. Кто я, в конце концов, такой, верно?

Я сделал паузу, а затем развёл руками.

— Нет! Не получается. Язык сам говорит, ну просто остановить его не могу.

Я снова стал серьёзным, и мой голос заполнил зал.

— Значит, я и «Химеры», да? Интересно. Интересно, что на это сказал бы Родион. Ваш сынок, князь, — я посмотрел на Голицына, — которого я поймал в усыпальнице Шуйских.

— Пардон, сразу оговорюсь, — я повернулся к Совету, — князь Шуйский к этому не имеет отношения. Их усыпальницу нагло превратили в лабораторию «Химер». И вот там я и застал Родиона. Представляете?

Я обвёл их всех взглядом.

— А знаете, с кем? С Магистром! Ваш сынок ему прислуживал, чтобы получить силу! Завидовал, понимаете… ну, право, с кем не бывает.

Я сочувственно покачал головой.

— Магистр хотел его убить, а я его спас. Этакий я мерзавец, да?

Я посмотрел на Голицына.

— Не верите? Пожалуйста. Подключите менталистов. Проверьте память вашего сына. Это же не проблема, верно? Или… проблема? Ай-ай-ай, какая неудобная ситуация получается. Меня обвиняют, а я вдруг спаситель. Ну и дела!

Я расширил глаза, изображая искренний шок от собственных слов.

В зале повисла мёртвая тишина.

Князь Голицын стоял, и его лицо было цвета мела. Он смотрел на меня, и он не знал, что сказать. Я предложил ментальную проверку. Это был ход, который невозможно было отразить. Если он откажется, он признает вину своего сына. Если согласится — правда вскроется.

Мой отец смотрел на меня с… ужасом. Он понял, что я знаю всё. И что я не боюсь говорить.

Ректор Разумовский закрыл глаза и потёр переносицу. Этот «суд» превратился в его личный кошмар.

— Это… — пролепетал Голицын. — Это ложь! Провокация!

— Возможно! — я с готовностью кивнул. — Возможно, я всё это придумал. Да. Я определённо наглый лжец. А знаете, — я посмотрел на своего отца, — мне есть в кого.

Я снова обвёл взглядом Совет.

— Но на самом деле… всё-таки проверьте на всякий случай Родиона. Ну, вдруг, знаете… бывает.

Я сделал вид, что закончил, а затем, словно вспомнив что-то, добавил:

— Кстати. Все знакомы с нянюшкой Агриппиной?

Я указал на женщину, которая всё это время сидела рядом со мной на полу, испуганная, но решительная.

— Она меня выхаживала, когда я только пришёл в себя со своим «новообретённым даром». В ту самую ночь, когда на меня напали и хотели убить.

В этот момент мой отец понял, что проиграл. Окончательно и бесповоротно.

Я видел, как он побледнел. Он понял, что я привёл сюда не просто служанку. Я привёл свидетеля его приказа.

Ректор Разумовский выпрямился. Он понял, что у меня на руках все козыри.

— Нянюшка Агриппина, — обратился он к ней, и его голос был официальным и твёрдым. — Прошу вас, встаньте. И расскажите Совету всё, что вы знаете о событиях той ночи.

Агриппина, поддерживаемая моим взглядом, медленно поднялась.

— Да, магистр-ректор, — сказала она, и её голос, хоть и дрожал, но звучал отчётливо.

Она начала говорить.

И с каждым её словом лицо моего отца становилось всё более каменным. А лицо князя Голицына — всё более растерянным.

Они проиграли. Полностью.

Нянюшка Агриппина закончила свой рассказ.

Она говорила просто, без прикрас. О том, как двое в масках ворвались в палату. О том, как они сказали, что пришли с «приветом от князя Дмитрия». О том, как один из них ударил её.

Когда она замолчала, в зале повисла мёртвая тишина.

Никто не сомневался в её словах. Простая служанка, которая всю жизнь служила Роду, не стала бы лгать перед лицом всего Совета.

Ректор Разумовский обвёл всех тяжёлым взглядом.

— Итак, — сказал он, и его голос был как удар молота. — У нас есть показания. И у нас есть обвинения. Князь Дмитрий Воронцов, вам есть что сказать в своё оправдание?

Мой отец молчал. Он просто стоял, глядя в пустоту. Он знал, что проиграл. Любое слово было бы бесполезно.

— Князь Павел Голицын, — продолжил ректор. — Обвинения, выдвинутые против вашего сына, требуют немедленной и тщательной проверки. Вы согласны на проведение ментального дознания?

Голицын побледнел ещё сильнее. Он посмотрел на меня, потом на своего злейшего врага, который только что был унижен. Он понял, что его предали. И что его сын — разменная монета в чужой, более страшной игре.

— Да, — прохрипел он. — Я согласен.

Ректор кивнул.

— Хорошо. Тогда Совет удаляется на совещание для вынесения вердикта. Князь Воронцов, князь Голицын, вы останетесь здесь под надзором стражи. Остальные… могут быть свободны.

Члены Совета начали расходиться.

Князь Полонский, отец Лины, подошёл ко мне.

— Ты… ты сделал невозможное, парень, — сказал он, с уважением качая головой. — Ты в одиночку сокрушил два Великих Рода. Я не знаю, радоваться этому или бояться. Отец Дамиана, князь Одоевский, проходя мимо, просто кивнул мне. Но в его тёмных глазах я увидел… удовлетворение. Он ненавидел «Химер», и я только что дал ему оружие для войны с ними. Глава Рода Оболенских подошла последней.

— Очень… изящная партия, княжич, — прошептала она с хитрой улыбкой. — Если вам когда-нибудь понадобится союзник, который умеет играть в тени… вы знаете, где меня найти.

Они ушли.

В зале остались только мы — я, Лина, Дамиан, Шуйские, Агриппина — и двое поверженных титанов, охраняемых гвардейцами.

Через полчаса вернулся ректор.

— Вердикт Совета, — объявил он.

Он посмотрел на Голицына.

— Род Голицыных временно отстраняется от участия в Совете до окончания расследования по делу Родиона Голицына. Все их активы и привилегии замораживаются.

Затем он посмотрел на моего отца.

— Князь Дмитрий Воронцов. За организацию покушения на наследника и предательство интересов Рода… вы лишаетесь титула главы. — Он сделал паузу. — И по вашему собственному, «добровольному» прошению… отправляетесь в бессрочную ссылку в наш самый дальний северный монастырь. Замаливать грехи.

Мой отец не дрогнул. Он просто кивнул.

— А титул главы Рода Воронцовых, — ректор посмотрел на меня, — … до вашего совершеннолетия переходит под временное управление… ректората Академии. В моём лице.