Он повернулся ко мне, и в его глазах была такая боль и усталость, что мой пыл немного поугас.

— Я знал, что из морга при лазарете пропадают… образцы. Мелкие органы, ткани, которые списываются после сложных операций или неудачных реанимаций. Я думал, это кто-то из студентов-целителей таскает для своих нелегальных опытов. Пытался поймать его. Но я и представить не мог… — он помотал головой, — … и представить не мог масштаба. Что он выносит части тел студентов, чью смерть мы констатировали.

Он сделал ещё один глоток.

— Я не уследил, Воронцов. Я, глава лазарета, не уследил за змеёй, которая свила гнездо прямо у меня под носом. Это… мой позор. И моя вина.

Он не оправдывался. Он признавал свою ошибку.

Я слушал его, и моё подозрение медленно таяло, уступая место… чему-то другому. Он не врал. Я это чувствовал. Его вина и горечь были настоящими.

— Теперь расскажите мне всё, что вы знаете о «Химерах», — сказал я уже не как прокурор, а как следователь. — О Магистре этих самых «Химер». Вы знаете, кто это? Это может быть кто-то из магистров самой Академии?

Степан Игнатьевич поставил стакан и устало сел обратно за стол.

— Всё, что я знаю, — это слухи и обрывки из старых докладов. «Чёрные Химеры» — это не просто культ. Это ересь, которая появилась ещё во времена Смуты. Они считают, что эволюция магии зашла в тупик. Что чистокровные рода вырождаются.

Он посмотрел на меня.

— И они нашли свой путь — «искусственную эволюцию». Создание совершенных существ из лучших частей других. Их первый Магистр, Иероним, был гениальным некромантом и хирургом. Его и его последователей почти полностью уничтожили гвардейцы моего деда. Мы думали, что с ними покончено.

— Но они вернулись, — закончил я за него.

— Да, — кивнул Матвеев. — И у них новый Магистр. Кто он? Я не знаю. Может ли это быть кто-то из Академии? — он нахмурился. — Теоретически, да. Для таких ритуалов нужны колоссальные знания и в некромантии, и в алхимии, и в боевой магии. Такими познаниями обладают единицы. И все они — на виду.

Он посмотрел на меня, и в его глазах появилось что-то новое. Решимость.

— Но теперь, когда я знаю, что происходит… я не буду сидеть сложа руки. Я начну собственное, тихое расследование. Здесь, в лазарете. Я проверю все записи за последние годы. Все «несчастные случаи», все «пропажи». Я найду его след.

Он предлагал мне союз. Неофициальный, опасный, но союз.

— Хорошо.

Степан Игнатьевич с облегчением кивнул, но я остановил его жестом.

— Степан Игнатьевич, по какой-то нелепой причине я продолжаю вам верить. Хотя все следы ведут сюда, к вам… Понимаете?

Я встал и подошёл к его столу.

— Сначала меня чуть не убили в вашем отделении. Затем выясняется, что органами ваших же студентов, покойников и не только, питается древний культ. Представляете, как это выглядит со стороны?

Я не угрожал. Я просто констатировал факты. Холодные, упрямые факты.

Лицо лекаря Матвеева помрачнело. Он прекрасно всё понимал.

— Я понимаю, княжич, — сказал он тихо, и в его голосе была горечь. — Я понимаю, что в глазах Совета и вашего отца я сейчас — либо некомпетентный дурак, либо предатель. И если правда о Шуйском вскроется, ректор не сможет меня защитить.

Он поднял на меня свои уставшие глаза.

— Поэтому я и должен найти Магистра. Не только ради Академии. Но и ради спасения собственной шкуры и чести моего имени. Вы правы, не доверять мне — это самое разумное, что вы можете делать.

Он сделал паузу.

— Но я также скажу вот что. Если вы найдёте что-то… что-то, что нельзя нести ректору или отцу… вы можете принести это мне. Я не задам лишних вопросов. И, возможно, смогу помочь так, как не сможет никто другой.

Он предложил мне не просто союз. Он предложил себя в качестве «чёрного ящика». Места, куда можно принести самую опасную информацию.

Я слушал его и криво усмехнулся. Принести ему самую ценную информацию. Хех.

— Вы сами понимаете, что я не могу вам доверять полностью, — сказал я, возвращаясь к своему стулу. — Но при этом предлагаете принести вам самые опасные секреты. Это, как минимум, нелогично, Степан Игнатьевич.

Я сел и посмотрел на него.

— Докажите, что вы на моей стороне. Найдите мне доказательства. Улики. Следы. И тогда, возможно, я поверю вам до конца. Не просто как человек, который интуитивно чувствует в вас правду, но как… — я сделал многозначительную паузу, — … как тот, кто сейчас расследует это дело.

Я не знал, в курсе ли он решения Совета, но я сделал этот акцент намеренно, показывая свой новый статус.

Лекарь Матвеев на мгновение замер. Мои слова о «расследовании» явно застали его врасплох.

— Вам… поручили расследование? — переспросил он с нескрываемым изумлением.

— Мне и княжне Голицыной, — уточнил я. — С полными полномочиями от Совета.

Степан Игнатьевич откинулся на спинку стула. Он несколько секунд молчал, обдумывая эту новость. А потом на его лице появилось выражение… облегчения. И мрачной решимости.

— Понятно, — кивнул он. — Ректор идёт ва-банк… Хорошо.

Он посмотрел на меня, и теперь в его взгляде не было ни тени сомнения.

— Вы правы, княжич. Слова ничего не стоят. Нужны дела. — Он открыл ящик своего стола и достал оттуда тонкую папку. — Я уже начал своё расследование. Как только прочёл «Вестник».

Он положил папку на стол и пододвинул её ко мне.

— Это списки всех студентов, чья смерть за последние два года была классифицирована как «несчастный случай» или «последствия неудачного эксперимента». Я сравнил их с отчётами о пропавших «биологических образцах» из морга. Есть три совпадения. Три студента, у которых после смерти «пропали» те или иные органы.

Он ткнул пальцем в одно из имён.

— Особенно интересен вот этот. Игорь Вяземский. Третий курс. Официальная версия — самоубийство через эфирное истощение. Неофициально — у него был уникальный дар к регенерации костной ткани. А после вскрытия у него «пропало» сердце.

Он посмотрел на меня в упор.

— Это — моя первая улика. Это — моё доказательство. Этого достаточно, чтобы вы начали мне доверять?

Он сделал свой ход. Он не просто пообещал. Он уже начал работать и поделился со мной первой, смертельно опасной информацией.

Я посмотрел на папку, которую он мне протянул, но не притронулся к ней.

— Этого недостаточно, лекарь, — сказал я холодно.

Он удивлённо поднял на меня брови.

— Это лишь доказывает, что в вашем лазарете творится бардак. Мне нужны следы. В вашем отделении есть кто-то, кто сотрудничает с «Химерами». Наверняка. Вряд ли дело ограничилось одним Шуйским. Мне нужно проследить, куда шли эти органы. К кому они шли.

Я встал.

— Продолжайте искать все подозрительные случаи. Подготовьте полный список, как можно скорее.

Я подошёл к двери.

— И… зайдите ко мне в Башню Магистров, если что-то узнаете.

Я сделал паузу, мой тон чуть смягчился.

— И спасибо за карту. Доброго дня.

Степан Игнатьевич остался сидеть за своим столом, глядя мне вслед. На его лице была сложная смесь эмоций: удивление от моей наглости, уважение к моей хватке и… мрачное понимание. Он только что из главы лазарета превратился в исполнителя в расследовании, которое ведёт студент-второкурсник. И он принял эту роль. Он понял, что у него нет другого выбора.