— Хозяин бани, выходи. Разговор есть.

Тишина повисла, как влажное полотенце на шее. Спустя мгновение раздался тихий скрип. Медленный, с паузами, словно кто-то внутри неспешно разминал кости. Дверь не распахнулась, а слегка приоткрылась. Я толкнул её, и она неохотно подалась.

Внутри было темно и жарко. Воздух в помещении был влажным и густым, как в очень хорошей парилке. Половицы хрустнули под моей ногой. Тут же откуда-то, (даже не понял откуда), раздался глухой смешок.

— Наглость — хороший повод для визита, — раздался голос. Я не мог определить точное расположение его источника. Он был где-то рядом, и в тоже время, где-то в другом мире, как звук, который ты слышишь, но не можешь найти. — Но если ты принёс с собой только её, боюсь, мне придётся запарить тебя целиком. И вообще, ты что, всерьёз думаешь, что я буду с тобой общаться без оплаты?

Я остановился. Из пара, клубящегося в дальнем углу, проступил силуэт. Он был странно плоским, вырезанным или сотканным из дыма. И с каждым шагом обретал черты: кривые плечи, длинные пальцы, густая шапка давно нечесаных волос на голове. Возможно, при более ярком свете они сошли бы за дреды, но тут, в полутьме казались свалянными колтунами. Судя по всему, одежду мой визави не носил. Его невеликое тело было покрыто чем-то вроде мха и каких-то листьев.

— Ты кто, дедуля? — аккуратно решил уточнить я.

— Тот, кого ты только что позвал, — неохотно отозвался он. — Хозяин я здесь. Можешь называть банник, так будет короче. Для тебя короче, а мне всё равно. А ты кто такой, чтобы звать меня, наглый парнишка?

— Меня можешь звать Стас. Но лучше не зови, вряд ли я приду к тебе ещё раз. Мне нужна информация.

— Всем что-то нужно. — хмыкнул он. — Кому-то информация, кому-то хорошая парная. Кто-то хочет узнать курс доллара на послезавтра. Кто-то — почему за ним придут через зеркало. Ну сначала, давай выкладывай, что ты принёс мне.

— В каком смысле принёс? — Я был удивлён.

— За информацию я беру плату. Например, с удовольствием принимаю воспоминания. Или душу, если пожадничаешь. — широко улыбнулся хозяин бани.

Я ненадолго задумался.— То есть ты заберёшь фрагмент моей памяти и я этого события никогда больше не вспомню?— Да, ты всё правильно понял. Сообразительный парнишка. — ощерился в ухмылке банник. — Ну ладно. Сейчас. Вот, есть одно, — сказал я после недолгой паузы. — Оно детское. Я считаю его не очень важным для себя.

— Ха! Все говорят «неважное», пока не отдадут. А потом плачут над фотографией сломанного детского велосипеда и не могут вспомнить почему он сломался и кто это сделал.— Как тебе его передать? Надо рассказывать? — спросил я.— Нет. Это долго и не интересно. Просто представь себе этот момент.

Я пожал плечами и закрыл глаза. Представил наш старый двор, мне тогда было лет шесть. Все ребята ушли играть на пруд, меня с собой почему-то не позвали. Я сидел на качелях, делая равнодушный вид, что мне не сильно и хотелось. Был как раз разгар лета, скорее всего самое начало августа. Помню запах пыли, раскалённого железа и крики низко летящих ласточек. А внутри — колкий клубок обидки, немного похожий на тот, что чувствуешь, когда остался один в детском саду, а мама всё не идёт и не идёт, и тебе кажется, что про тебя вообще забыли и уже никогда не заберут.

Внезапно в воздухе что-то щёлкнуло, будто порвалась тонкая плёнка. Банник закатил глаза к потолку и довольно зашипел.

— А-а-а. Одинокая гордость. С привкусом летней ржавчины. Хорошо. Сгодится на что-нибудь.

— Теперь ты, дедуля, — сказал я ему. — Наверняка уже понял, что мне нужно. Расскажи, что знаешь по этой водной теме. Твоя родная стихия, должен быть в курсе всего.

Банник не спешил, просто отошёл в угол и в его руке появился здоровенный черпак. Он сделал рукой лёгкое движение, словно набрал воды из невидимого мне бака и тут же выплеснул её на камни. И действительно, пар взвился вверх, разошёлся по потолку. На миг показалось, что в завитках просвечивают длинные раздутые силуэты

— Все мы дети Нави. Много нас. Видимые и невидимые, воздушные, огненные, водяные и многие другие, о которых тебе знать не полезно, — сказал он наконец. — Структура её неоднородна и раскидиста, как корни старого дерева. Длинные, широкие и кручёные. А в каждом отростке — свой мир. Но я тебе тут лекции по устройству мира так дёшево читать не собираюсь. В водной, как ты сказал теме, есть много существ. Есть зыбочные. Есть зеркальные. Есть речные духи. Есть и те, у кого даже имён нет. Только след и запах. Спрашивай, что тебе нужно конкретно?

— А Лоскотуха? — спросил я. — Что она, ну или кто она?

Он хрипло, с одышкой рассмеялся.

— Даже если бы ты отдал мне весь свой пыльный чердак памяти, я б не рискнул тебе много о ней рассказать. Её имя это узор, а не слово. А те, кто его вслух произнесёт, могут в нём и остаться. Но ты подарил мне вкусное воспоминание. Поэтому скажу тебе ещё вот что — та, о ком ты спрашиваешь, в последнее время стала почему-то намного сильнее, чем раньше. И судя по некоторым признакам, она собирается перебраться из Нави к вам, в Явь. Кажется, её сюда тянет какое-то личное дело. Она уже нашла несколько подходящих переходов. Ты, конечно, можешь спросить меня зачем ей это нужно. Но я тебе не отвечу. А потому, попробуй догадаться сам. Или можешь подарить мне ещё одно такое же сладенькое воспоминание, и я подумаю, стоит ли тебе помогать.

Я замолчал. Больше ничего дарить этой древней хитрой нечисти мне не хотелось. На самом деле, мне казалось, что и этот обмен был не очень равноценным.

— Иди уже, если подарка не будет, — раздражаясь, сказал банник. — Пар тебя не любит. А я — тем более. Но ты, однако, не из худших гостей. Приходи, если потеряешь что-то важное. Может быть, я помогу тебе вспомнить. Или забыть навсегда — ведь это тоже помощь.Я кивнул баннику и вышел в яркий летний день. После тёмной сырой бани, мне показалось, что я вывалился откуда-то из другой эпохи. Воздух снаружи внезапно показался неожиданно холодным и слишком прозрачным. «Наверное, после банной духоты», — подумалось мне.

Солнце уже слегка перевалило за зенит, но день всё ещё крепко держался за летнюю лёгкость и не хотел её отпускать. Город, в том числе и его окраина, продолжали жить своей шумной жизнью — машины мчались, прохожие разговаривали, собаки тянули поводки. И только я шёл так, будто всё вокруг — обычные картонные декорации.

Так не спеша прошёл пару кварталов пешком: надо было немного остыть, и не только в буквальном смысле, перевести дух и собраться с мыслями. Подошёл к машине, сел, пристегнулся. На душе было не спокойно. При этом никаких предчувствий, только странное ощущение, что за эту неделю я стал чем-то средним между человеком и блокнотом для заметок о сверхъестественных существах.

«Шелест, алло. Вылезай, тут весело». Мне опять никто не ответил. Повернув ключ в замке зажигания, тронулся в сторону центра. Остро захотелось кофе. Не домашнего, пусть и сваренного из хороших зёрен, а обычного, горячего, обжигающего, в белом бумажном стаканчике с плохо прилегающей крышкой.

Увидел знакомую маленькую кофейню на углу. Вспомнилось, как когда-то, в прошлой жизни, сидел здесь со своей женой Еленой. «Кстати»,— подумал я, садясь на высокий стул у окна.— «Что-то она пропала после нашего несостоявшегося похода в суд на подачу заявления на развод. Надо ли мне позвонить ей?»

Бариста, девушка в рыжем свитере, поставила передо мной двойной американо и кивнула, не задавая лишних вопросов. Да благословят её кофейные боги.

«В тоже время развод был больше нужен ей, а не мне. Она хотела разбежаться побыстрее. Передумала?»

Кофе был неплох, что и требовалось. Я пил медленно, глядя в окно, и размышлял о том, как нелепо устроено всё это: ты ищешь помощь — получаешь шёпот. И если тебе повезёт, то этот шёпот не разберёт тебя на мелкие пазлы и окончательно не загонит в дурдом.

Банник дал больше, чем мне показалось сначала. Но меньше, чем нужно. И теперь внутри зудело: кто те «зеркальные»? Что такое «узор, а не слово»? Почему я чувствую, что метка будто начинает реагировать даже на чужие взгляды?