Избор волновался зря. Враги этой ночью не лезли не тучей, не поодиночке и всем удалось выспаться.

Под утро Гаврила Масленников разбудил всех. Глаза у друзей еще слезились, но все что произошло вчера не оставило других следов кроме рези в глазах, когда они смотрели на яркий свет.

— Ну, что? — с беспокойством спросил Гаврила.

— Вижу, — недовольно щурясь сказал воевода. Голос его звучал недовольно и радостно улыбающийся Исин спросил.

— А тебе что мало этого? Из-за угла хотел бы видеть?

— Мало. Если драться придется…

— Если? — удивился Масленников.

Воевода поправился.

— Когда драться придется, так глаза в драке не последнее дело, а я себя чувствую как будто в каждый глаз по горсти песка получил.

Гаврила не стал его слушать. Пить хотелось так, что в глазах прыгали бесы.

— Ладно. У меня в горле то же самое… Талисман на месте?

Исин сунул руку в мешок и достал яйцо.

— Все на месте. И талисман и яйцо.

Глаза слезились и он смотрел на мир щурясь, словно целился.

— Поесть у нас нечего?

— Вон Иосиф лежит… Если только у него где-нибудь откусишь.

Гаврила чувствовал себя совершенно спокойно. С разбойниками, дикими зверями и прочим Избор с Исином справятся сами. С бесплотными помехами, вроде давешнего дракона, буде они возникнут у них на пути Гаврила готов был справиться в одиночку, ну а все остальное они могут одолеть помогая друг другу.

— Так что с яйцом?

Хазарин осторожно положил путеводное яйцо на камни и отошел. Яйцо осталось стоять, словно ночь проведенная рядом с «Паучьей лапкой» отшибла ему память, и теперь оно вспоминало, как это ему удалось попасть в эту глухомань и вообще для чего оно появилось на свет.

— Ну? — спросил Гаврила. — И это называется все в порядке?

— Это не лошадь… — напомнил Исин.

— Я вижу…

— Дай ему прийти в себя.

— Съем я его, — напомнил давнюю угрозу Гаврила.

— Зверь… Тут лаской надо.

Исин нагнулся и погладил прохладный бок яйца. Оно дернулось и закрутилось на тупом конце.

— Ожило… — удивился он.

— А если сейчас опять по кругу? — спросил Гаврила.

— Тогда Исин его съест… — ответил воевода. — Может оно хазарского брюха больше боится?

Яйцо крутилось не трогаясь с места, неумолимо приближая роковой для себя конец.

— Как с похмелья… — сказал воевода и они вновь замолчали.

Яйцо крутилось и крутилось, а они наливались гневом, пока Исин не нарушил молчания.

— Я смелый, но, конечно, не настолько, чтобы заколдованные яйца глотать. Я его лучше камнем пришибу…

С яйцом что-то произошло. Оно встрепенулось, перевернулось на бок и словно принюхиваясь стало водить острым концом по сторонам. Гаврила вспомнил тот день, когда Муря дал им проводника.

— Катись!

И яйцо покатилось… Причем так уверенно, что сразу стало ясно, что есть у него и цель в жизни и желание поскорее добраться до нее. Оно катилось мимо костра, когда Иосиф заворочался и сел, протирая глаза. Лицо его озарилось улыбкой, когда он увидел богатырей.

— Доброе утро!

Мужчины улыбнулись в ответ на улыбку мальчишки, но в тоже мгновение по его лицу промелькнуло выражение омерзения и ненависти. Ни Исин, ни Избор не успели сообразить что к чему, как Иосиф с криком — Паук! — ударил ногой по камням. Выражение ужаса, мелькнувшее на лице мальчика, заставило Избора подумать, что тот и вправду что-то увидел (мало ли какая дрянь ползает в камнях, где лежат два покойника) и он, повидавший в своих странствиях не мало ядовитых тварей, прыгнул, перехватывая босую ногу мальчика, не давая ей коснуться мерзкого насекомого.

Он успел вовремя!

Яйцо, хоть и шарахнулось в сторону, но сделало это с опозданием. Нога Иосифа приближалась к нему неотвратимо быстро. Если бы оно могло завопить от ужаса, то непременно сделал бы это. Момент был самый подходящий, но как раз тут и вмешался Избор. Ни Гаврила, ни Исин не успели испугаться, как воевода со стремительностью стрижа пролетел разделявшее их расстояние и у самой земли перехватил ногу мальчишки. Иосиф заорал благим матом и упал на камни. Точнее не упал. С удивительным проворством Исин прыгнул и успел поймать его в воздухе. Несколько мгновений они лежали друг на друге, тяжело дыша.

— Ты чего, чадо? — спросил хазарин. — Какой же это паук. Это — наше яйцо!

Иосиф дернулся раз-другой и затих.

— Яйцо? — переспросил он. — Почему яйцо?

— Это, брат, не простое яйцо, — объяснил Избор поднимаясь и осматривая нет ли на проводнике трещин — Это, брат, яйцо путеводное! Оно ведет нас к Черному Зеркалу!

— К Черному Зеркалу? — Иосиф постепенно оттаивал от пережитого страха.

— Да. Гавриле вот очень нужно в него посмотреться.

Избор не стал вдаваться в подробности и удлинять разговор. Он подхватил мешок и собрался, было идти.

— Погоди, — остановил его Исин. — С этими-то что?

Он кивнул на трупы слепцов.

— Неужто ты их хоронить собрался? — нехорошо удивился Гаврила. — Брось….

Он вспомнил Тулицу.

— Вороны их похоронят…

— Мне до них дела нет… С мешками что делать будем?

Костер, что еще тлел, выстрелил в сторону мешков длиной искрой.

— Сгорят…

— Туда и дорога…. У них там, верно пол мешка объедков…

Избор, что-то вспомнив, вдруг положил свой мешок на место пошел к костру.

— А вот что у них в другой половине-то? Мальчишка у нас босой, так у них там, может, хоть лапти есть?

Он высыпал содержимое мешка на землю. Сперва действительно падали куски и корки, но на самый верх кучи упала пара аккуратно завернутых в тряпицу сапожек. Как раз по ноге мальчишке.

— Ну? Откуда это у них? — не поверил глазам Исин.

— Зарезали кого-нибудь, — хладнокровно сказал Гаврила. — Или украли… Они люди боевые, предприимчивые…

Исин носком сапога брезгливо расшвырял остатки и не найдя ничего занятного стал сгребать их к костру.

— Остатки зла — в огонь, — пробормотал он, глядя как мальчишка улыбаясь во весь рот натягивает сапожки на грязные ноги.

— Погоди. Тут еще мешок.

Он высыпал содержимое с другой стороны костра. В нем не было еды, а только куски тряпок, старые тетивы от сгнивших, наверное, уже луков, глиняные свистульки да несколько коробочек и берестяных шкатулок.

— Деньги? — спросил Исин. Избор открыл все поочередно все кроме одной, не пожелавшей открыться и не нашел внутри ничего интересного. — Порошки какие-то.

— Это еще что? Отрава какая-нибудь?

— Не иначе. Что тут хорошего еще найти можно?

— А там что? — он показал на оставшуюся коробочку. Избор пожал плечами и сжал пальцы, чтобы раздавить ее, но тут за спиной Иосиф издал невнятный звук и они обернулись к нему. С ним ничего страшного не случилось — мальчишка с удовольствием смотрел на новые сапоги и чмокал губами… В этот момент коробочка в руке Избора вспыхнула вчерашним злым пламенем. Спасло их в этот раз то, что они смотрели в сторону. Боли воевода не почувствовал, но от неожиданности уронил коробочку на камни. Несколько мгновений они стояли, не зная, что предпринять, а потом, набравшись смелости, Масленников осторожно тронул ее носком сапога.

— Это что еще?

Объяснить это никто не взялся, но Гаврила ответил и им и себе.

— Это то, чем они нас вчера приветили… Вот значит как…

Избор повернулся к Иосифу.

— Что это? Не знаешь?

— Нет, — ответил мальчишка лишь мельком посмотревший на коробочку. — Что-то стариковское…

Избор подумал и осторожно опустил коробочку в карман.

— Доброй свинье все впрок. Будет случай — пустим в дело…

Подхватив мешок, он вышел, знаком пригласив всех за собой. Иосиф первый двинулся за ним смотря на него широко раскрытыми глазами. Что там было — удивление, восхищение или что-то другое Гаврила не понял, но довольно хмыкнув пошел следом. За камнями Избор уже устраивал яйцо на земле.

— Катись! — скомандовал он и оно послушно двинулось по дороге. Теперь они шли медленнее, приноравливаясь к тихому шагу Иосифа. Дорожная грязь за ночь подсохла, небо играло золотисто-розовыми перьями облаков и о вчерашней непогоде напоминал только халат Избора — коричневый от прилипшей земли. Гаврила обогнал воеводу и пошел сразу за яйцом. Наверное та уверенность в будущем, которую испытывали люди передалась и ему и теперь оно не просто катилось, а выписывало какие-то вензеля.