— Что тебя задело, брат? — удивленно спросил Ллудд. — Для меня ничего не значит, где пасется мой скот.
— А для меня значит, — настаивал Нудд. — Ты несправедливо пользуешься моими владениями.
— Как так? — спросил Ллудд, сбитый с толку странным поведением брата.
— А-а! Я так и подумал, что ты не поймешь! — ответил угрюмый Нудд. — Тебе ведь никогда не приходилось ходить в чужой тени.
Ллудд понял, чем недоволен его брат.
— Я чем-то тебя обидел? Скажи, как я могу загладить свою вину? — сказал он Нудду. — Можешь быть уверен, я это сделаю еще до захода солнца!
— А я тебе уже сказал, — еще пуще нахмурился Нудд. — Уберите свой скот с моего поля! — Он резко развернулся и пошел прочь, весьма довольный собой, поскольку задание, данное Ллудду, считал невыполнимым.
Ллудд отправился в свой зал и собрал бардов, чтобы пели перед ним. Он ел и пил всю ночь, лег в постель и крепко спал. Нудд увидел это и возрадовался в своем сердце, ибо знал, что его брату не удастся выполнить обещание.
— Ни один человек не может прогнать звезды с неба, а Ллудд даже не пытался. Он уже потерпел неудачу, — злорадно бормотал он, ложась в постель. — Я ничем не хуже короля.
Ллудд встал наутро и сразу же направился на вал каэра.
— Вставай, Нудд! — крикнул он громким голосом. — Выходи на двор!
Нудд проснулся и вышел.
— Что за шум ты поднял спозаранок? — спросил он. — Нет же никакой причины. Или ты хочешь снять с меня жемчужный торк?
Ллудд улыбнулся и хлопнул брата по плечу.
— Да зачем он мне сдался, брат? Я сделал то, что ты потребовал. Убрал скот и восстановил поле, как ты просил.
Нудд не мог поверить своим ушам. «Как такое возможно?» — подумал он.
— А ты посмотри на небо, сам убедишься, что я правду говорю, — сказал ему Ллудд.
Нудд поднял глаза к небу и увидел прекрасное голубое небо, простирающееся над ним ясно и ярко, насколько мог видеть глаз. На нем не было ни единой звезды. Солнце прогнало все.
— Я сделал, как ты просил, — сказал Ллудд брату. — Давай забудем об этом. И будем жить дальше так, как жили раньше.
Не понравилось это Нудду. Брат легко одолел его. Он сам себе показался глупым и маленьким. Нудду показалось, что Ллудд издевается над ним. Он нахмурился.
— Тебе удалось обмануть меня, — в ярости проговорил он, — но больше ты меня не обманешь. С этого дня ты мне больше не брат.
Ллудд в печали выслушал брата.
— Велико имя твое на земле, и пусть оно станет еще более великим. Скажи мне, что мне сделать, чтобы примирить нас, и я это сделаю.
Нудд скрестил руки на груди и сказал:
— Отдай мне власть над королевством и сделай так, чтобы я больше тебя не видел.
— Ах, если бы ты попросил что-нибудь другое, — печально промолвил Ллудд. — Этого сделать я не могу.
— Почему бы это?
— Потому что королевская власть принадлежит тому, кто дал ее мне, — ответил Ллудд. — Я не волен передавать ее никому по своему желанию.
— Да ты просто не хочешь! — завопил Нудд.
— Не хочу, хотя дело вовсе не в моем желании или нежелании, — скорбно проговорил Ллудд. — Давай больше не будем говорить об этом.
— Ладно, — закричал Нудд, — раз ты не хочешь дать мне то, что пообещал, я сам возьму!
Ллудд ответил:
— Даже если ты сдернешь торк с моей шеи и сядешь на серебряный трон, это не сделает тебя королем. Правду тебе говорю: человек не может сам стать королем; только благословение того, кто занимает царский трон, может возвысить человека на это место. Ибо главное — это священное доверие, которое нельзя обменять или продать; тем более его нельзя украсть или забрать силой.
Ллудд сказал правду. Нудд услышал, но ему совсем не понравилось то, что он услышал. Он выскочил из зала, выбежал из Каэра и отправился очень далеко. В дальних странах он собрал подобных себе: жадных людей, воспламененных надменными желаниями и жаждой богатства и положения сверх их законной доли, людей из Тир-Афлана за морем, соблазнив их обещаниями легкой добычи.
А Ллудд правил, и правил хорошо. Люди обожали его и воспевали, куда бы не заносила их судьба. Каждое похвальное слово ударом кинжала отзывалось в сердце Нудда. И по мере того, как свет Ллудда становился все ярче на земле, ревность Нудда перерастала в ненависть — жестокую, упрямую и гордую.
Он собрал свой военный отряд и сказал:
— Видите, как это бывает. Доля моего брата увеличивается, а моя уменьшается. Почему я должен жить как собака, изгнанная из дома? Альбион должно стать моим, а Ллудд об этом и не думает. Он нагло прет своей дорогой. Я долго терпел его высокомерие. Пришло время исправить положение дел.
Нудд поднял копье против своего брата. Нудд и его люди пошли войной против Ллудда. Воины при оружии, войска в порядке. И на Острове Могущественных, где раньше не было слышно даже гневного крика, раздался грохот: это воины лупили мечами по щитам и копьями по шлемам. Началась великая резня. Кровь превратилась в реку, достигавшую ступиц колесниц.
От рассвета до заката светлое небо над Альбионом наполнялось звоном оружия и криками раненых и умирающих. Земля была опустошена; ни один человек не мог считать себя в безопасности. Война пришла в Альбион. Война пришла в рай.
Однако, несмотря на все сражения, ни один из братьев не мог одержать победу. Воины Нудда и Ллудда и по сей день вели бы войну, если бы вдруг на поле битвы не появился их отец. Великий Король пришел туда, где выстроились войска в ожидании звука боевого рога; верхом на норовистом коне проехал он между двумя боевыми линиями, остановился в центре поля и призвал к себе сыновей.
— Что я слышу? — вопросил он. — Из конца в конец бродил я по миру, и нигде не слышал самого ненавистного для меня звука. Все меня радовало, но вот я вернулся домой, и что же? С утра до ночи только невыносимый звук сражения, только реки крови, пролитой понапрасну, только гибель. Объясните, если можете. Ибо я говорю вам: если я не узнаю причину этого безобразия, хотя вы мои любимые сыновья и дороже мне самой жизни, вы проклянете день своего рождения.
Так обратился Великий Бели к своим сыновьям. Оба они испытывали стыд и горе, но только Ллудд оплакивал то, что через него зло пришло в самое прекрасное царство, которое когда-либо существовало в мире.
— Это моя вина, отец, — воскликнул он, падая ниц перед королем. — Я не достоин подарка, который ты мне сделал. Забери торк царской власти, изгони меня из твоего королевства. А еще лучше, убей меня за то, что я дурак. Ибо я поставил право выше милосердия и честь выше смирения.
Король Бели выслушал сына и понял, о чем он говорит; его великое сердце страдало. Он повернулся к Нудду и спросил:
— А что ты скажешь, сын мой?
Нудд решил, что брат подсказал ему выход из трудного положения, и поэтому ответил:
— Ты же слышал, отец, Ллудд говорит, что это его вина. Кто я такой, чтобы не соглашаться? В конце концов, он король. Пусть его кровь будет пролита за то зло, которое он совершил против тебя, твоей земли и твоего народа.
Мудрый Бели услышал эти слова, и они поразили его великую добрую душу. Со слезами на глазах Бели выхватил меч и отрубил Ллудду голову. Ллудд содрогнулся и умер.
Нудда изрядно напугало увиденное, но он по-прежнему не хотел брать на себя вину за ссору, которая привела к войне.
— Тебе все еще нечего сказать? — спросил Бели сына. Нудд молчал. И его молчание уязвило отца больше, чем лживые слова, услышанные раньше.
Великий король не хотел терять обоих сыновей в один день, поэтому он снова спросил Нудда:
— Для войны нужны двое, сын мой. Я правильно тебя понял, что в этом виноват только Ллудд?
Сердце Нудда давно обратилось в камень, но он все еще надеялся, что теперь, когда Ллудд мертв, королевский трон достанется ему. Поэтому ответил:
— Думай, как хочешь, отец мой. Ллудд занимал королевский трон. Он своей кровью заплатил за то зло, что творится на этой земле. Давай на том и закончим.