— Извини, — проворчал он, но я не поверил в искренность извинений.
— И это все? Ты хотел бы, чтобы я вообще тут не появлялся. Но я появился, и ты боишься, что я испорчу тебе отпуск. Ну, извини, теперь ничего не поделаешь.
Он остановился, схватил меня за плечи и развернул лицом к себе.
— Послушай меня, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Я не просил тебя меня искать. Я не просил меня спасать. Я вполне могу позаботиться о себе сам. Но теперь, когда ты здесь, лучше бы тебе успокоиться. Один раз я тебя спас, но не обязательно спасу снова. Понял?
— Да чего уж тут не понять?
— Вот и хорошо.
— Но я не собираюсь здесь оставаться, Саймон. И ты тоже. Нам нужно вернуться — как можно скорее. Чем дольше мы тут пробудем, тем сложнее становится положение. — Я напомнил ему об опасностях пребывания в Потустороннем мире. — Пойми, Саймон, чем дольше мы тут пробудем, тем больше риск для этого мира.
— Да понял я, понял. Ты хочешь сказать, что наше присутствие способно воздействовать на этот мир. А если изменится что-то здесь, то изменится и там, в реальном мире.
— Вот именно! Неизвестно, что там может случиться. — Хорошо, что Саймон так быстро это понял. — Надо как можно быстрее выяснить, где расположен следующий портал и когда он откроется.
— Думаешь, это так просто?
— А нельзя ли спросить этого, как его, Руада, барда принца?
Саймон отмахнулся.
— С этим я как-нибудь справлюсь сам. Все равно, пока не придем в Сихарт, ничего нельзя сделать. Подожди несколько дней, ладно? И успокойся, наконец. Просто осмотрись. Возможно, тебе здесь понравится.
— Ладно. Несколько дней, наверное, ничего не изменят, — я помолчал, глядя на яркий мир вокруг. — Хорошо. Подождем.
— Договорились, — сказал он, сверкнув своей знаменитой улыбкой. — Я этим займусь. — Я почувствовал, как груз ответственности свалился с моих плеч. — Это действительно сказочное место. Настоящий рай.
Итак, мы продолжили марш по долине, а серебристая Модорн то и дело поблескивала сквозь кусты рядом с нами. Пожалуй, Саймон прав, это был сказочный мир — такой свежий и нетронутый, безупречный, невероятно красивый. То, что я видел вокруг, неизменно приводило меня в восторг. На пути вставали подернутые дымкой тумана холмы, вдали они становились голубыми, серебряные блики на воде не застили стройные белые березы. Иногда из воды выпрыгивала крапчатая форель; вдруг встречалась кипа желтого лишайника, густо разросшегося на иссиня-черном камне; в вышине пели птицы… Дыхание перехватывало от всего этого великолепия, а в душе просыпалось нечто сродни поклонению. Я вдруг подивился скудости собственного духа. Здешняя простая природная красота одновременно и трогала меня, и укоряла. Неужели в моей жизни настолько не хватало чудес, что вид залитого солнцем холма способен вызвать во мне такие сильные чувства?
В этом сияющем раю я вдруг ощутил, что в моих скитаниях по жизни я совершенно не замечал красоты вокруг. И я горько об этом пожалел. Я был слеп, и вдруг обрел зрение. Я одновременно и дорожил этим даром и сожалел о временах невежества и расточительства, ставших зримыми лишь сейчас. Я шел, словно пьяный, по земле одновременно чужой и родной до мельчайших деталей. Не раз я ловил себя на том, что бормочу вслух: «Вот оно! Вот как должно быть». Но спроси меня кто-нибудь, что я имею в виду, я бы не смог ответить. Я слишком недолго пробыл здесь, слишком неожиданным оказался опыт, слишком фантастическим, чтобы поддаваться осмыслению. Я шел и удивлялся. А пока шел, неповторимое очарование Потустороннего исподволь пропитывало все мое существо. Да, очарование — это именно то слово; и чем больше видели мои глаза, тем слабее становилась моя воля к сопротивлению. Я, сам того не заметив, подпал под здешние чары, и теперь сама мысль о возвращении в явленный мир вызывала отвращение. Еще немного и я просто перестал думать о возвращении, отдавшись великолепию и богатству окружавшей меня природы.
Семь дней мы шли щедрой долиной Модорн, следуя вдоль реки на юг. Надо сказать, шли мы быстро, разбивая лагерь у реки в сумерках и отправляясь дальше с рассветом. К концу седьмого дня долина расширилась и превратилась в болотистые луга, окруженные лесами на холмах. Наконец мы оставили речную долину.
Уже в сумерках девятого дня мы увидели южную крепость принца Мелдрина Маура: Сихарт. Поселение возвышалось над равниной, занимая обрывистое плато с видом на море. Крепость видна была издалека, да и как иначе? Она словно великолепная корона венчала вершину холма, в огненном свете заходящего солнца напоминая город, высеченный из драгоценного камня. Даже издали он казался резиденцией великого и могущественного короля: внушительный, грозный. Однако был в ней оттенок гостеприимства — как будто к человеку, правившему таким местом, можно было запросто подойти и попроситься на ночлег.
Склоны, ведущие к каэру, были расчищены под поля. Там работали крестьяне, готовя землю к весеннему севу. Когда отряд подошел ближе, крестьяне побросали свои мотыги и побежали встречать нас. Нам оказали теплый прием, и я решил, что многие из тех, кто работал в поле, приходились нашим воинам родственниками.
Мы поднимались по тропе к стенам каэра, когда из широко открытых ворот хлынула толпа детей и женщин. Все хотели нас приветствовать. Воины спешились, их мгновенно окружили. Мы шли пешком, но и нас встретили так же тепло: женщины смеялись, дети брали нас за руки, и многим из нас достались венки из весенних цветов. Сразу стало понятно, что отряд вернулся домой. В нашей реальной жизни так редко встречают…
— Почему все такие молодые? — спросил я Саймона. — Здесь никто не стареет?
Саймон подмигнул симпатичной девушке с длинными каштановыми локонами, и утвердительно кивнул.
— Не совсем так. Это только кажется, что они живут вечно. Но ты прав, стареют они не так, как мы. — Он посерьезнел и взглянул мне в глаза. — Ты тоже не постареешь, пока здесь находишься. Подумай об этом.
Надо же! Никогда не стареть! Я не успел обдумать это серьезное открытие. Нас закружили, чуть ли не на руки подняли, и повели в крепость. Сопротивляться было бесполезно, и вместо этого я стал смотреть на море. Сверкающая дуга широкого залива на юге тонула в темно-фиолетовых сумерках. Красиво! Вот и думай об этом, Льюис, сказал я сам себе. Почему бы тебе и не жить долго на этой вечно сияющей земле? Почему бы тебе не жить здесь всегда? Такая возможность ошарашила меня, раньше я и мысли такой не допускал.
— Это Мьюир Глейн, — сообщил Саймон, неправильно истолковав мое ошеломление. — Здесь в устье реки стоит королевская верфь, как раз вон там, — он указал в сторону залива, — между Сихартом и Модорном.
Он поспешил присоединиться к праздничной толпе, направлявшейся в каэр. Я неохотно последовал за ним, не очень-то уверенный, что меня там примут. Слова Саймона напомнили мне, что я все-таки здесь чужой. Я подумал и решил, что беспокоиться пока рано. Лучше осмотреть крепость.
Высокий частокол переходил в две деревянные стены. Они образовывали узкий коридор, наверняка ставший бы серьезным препятствием для противника, поскольку коридор вел не прямо к воротам, а вдоль стен. Бревна почернели от времени, но и только — ни следа гнили на них я не заметил. Что и говорить — надежное убежище для могущественного правителя.
Через высокие деревянные ворота мы прошли на просторный, заросший травой двор. По моим представлениям здесь могла разместиться целая армия. По периметру двора стояли невысокие круглые каменные домики с крутыми соломенными крышами. Были здесь дома и побольше, но основная часть служила простыми спальными помещениями. Два больших продолговатых строения, судя по дыму, использовались в качестве кухонь. Там стояли печи, в которых что-то варилось.
На противоположном конце двора возвышалась высокая крыша королевского зала: выглядел он как большой амбар из мощных дубовых бревен, опоясанный по низу камнем. Щели проконопачены зеленым и оранжевым мхом, от чего стены казались бархатными. Две двери, достаточно большие, чтобы в них могли проехать двое конных в ряд, стояли распахнутыми; по обеим сторонам возвышались огромные каменные колонны. У каждой наверху в огромных железных корзинах горел огонь. Колонны сверху донизу украшали замысловатые узоры — головы и тела птиц и зверей переплетались в бесконечно сложных узлах и завитках.
