Илья смотрит на меня как-то странно, и я уже думаю, что он меня поцелует в губы, но он наклоняется и оставляет легкие поцелуй на моей макушке.

Я еще никогда не собиралась за такое короткое время. Быстро иду в душ, наспех поправлю макияж и убираю сменную тренировочную форму в сумку. И уже через пятнадцать минут выхожу из тренерской и прощаюсь с Зоей. С облегчением выдыхаю, когда понимаю, что Кости нигде нет. С улыбкой на лице выхожу из здания.

Илья, полусидя на капоте своей машины что-то смотрит в телефоне. Его поза и черты лица расслаблены. Заметив мою тень, он поднимает голову и лениво улыбается, когда наши глаза встречаются. Я делаю пару уверенных шагов к нему навстречу, но меня останавливает громкий недовольный женский голос.

— Полина!

— Мама? — в ужасе смотрю в ее сторону, не дойдя до парня пару шагов.

Паника быстро охватывает меня, и я нервно сглатываю. Быстро перевожу взгляд на Илью. В его глазах читает озадаченность, но он не произносит ни слова.

— Что ты тут делаешь? — потихоньку выхожу из оцепенения и принимаю невозмутимое выражение лица.

— В смысле что? Пытаюсь встретится с дочерью, которая меня намеренно избегает, — ее тон холодный и укоризненный.

— Мам, ты сама поставила мне ульт…

— Мало ли, что я сделала, — она перебивает меня, делая несколько шагов в мою сторону. Ее красное пальто расстегнуто на все пуговицы, в руках небольшая сумка, ее темные волосы распущены, губы плотно сжаты. — Я еще раз спрашиваю тебя. Почему ты меня избегаешь?

— Потому что не хочу ссор, — прохладно отвечаю я. — А зная тебя, они точно будут.

— Ты считаешь меня истеричкой?

Я молчу. Потому что совершенно не знаю, что ей на это сказать. Не знаю можно ли назвать ее истеричкой, но скандалы — это основной способ ее разговоров.

— Мам, — устало начинаю я, но она снова меня перебивает.

— А я разве тебе не говорила, что матери у тебя больше нет. Зачем ты меня так называешь? — язвит родительница.

Я не верю собственным ушам, и мои глаза расширяются. Она, что действительно, только что это сказала?

Перевожу обеспокоенный взгляд на Илью. Он изумленно смотрит на мою мать и недовольно сводит брови на переносице. Я одними губами произношу «прости».

Мне ужасно неудобно перед ним. Я никак не ожидала, что очередная ссора произойдет сейчас, посреди улицы и на виду у парня.

— А как мне тебя называть? Ира? — от этих слов мама кривиться.

— Конечно, нет.

— Тогда как? — стараюсь дышать ровно. — Мамой нельзя, по имени нельзя. Как тогда называть тебя?

— Перестань паясничать! — резко бросает она. — Ты можешь вести себя по-взрослому?

От ее холодного взгляда внутри меня все ежиться.

— О чем ты пришла поговорить? — перехожу ближе к делу и мечтаю, чтобы этот разговор побыстрей закончился.

— Переставай валять дурака и возвращайся обратно домой.

Я снова нервно сглатываю.

Все по одному и тому же кругу.

— Нет.

— Что значит нет? — родительница поджимает губы.

— Я не для этого съезжала от вас, чтобы через пару месяцев вернуться обратно. Вы же сами с папой мне говорили, что без меня вам будет спокойно и лучше? Что я для вас обуза и лишний рот? Разве вы этого не говорили?

— Мало ли, что мы говорили. Ты обязана вернуться.

— Для чего?

Мама громко вздыхает и закатывает глаза, всем видом показывая, что я задаю глупые вопросы.

— Ты должна жить дома и точка, — ее ноздри раздуваются. — Перестань валять дурака и строить из себя взрослую и самостоятельную.

— Но я и есть взрослая и самостоятельная, — возмущаюсь. — Мне двадцать один и я сама могу принимать решения.

— Да, какие ты сама решения можешь принять? С каким парнем спать сегодня, а с каким — завтра? Ты же для этого переехала от нас?

Ее слова действуют на меня, как сильная пощечина и я делаю шаг назад.

Я даже боюсь смотреть в сторону Ильи. Не хочу знать, что он об этом думает и не хочу, чтобы он все это слышал.

— Как ты не поймешь, что я съехала от вас, потому что устала слушать ваши ссоры и обвинения в свой адрес. Да, вы оба упрекали меня во всем. Ты что думаешь, я буду это терпеть?

— Ты обязана.

— Ч-что? — переспрашиваю я, не веря своим ушам.

— Ты наша дочь, мы тебя родители, обеспечивали и ты обязана нам до конца наших дней. Поэтому я тебе в последний раз повторяю, перестань валять дурака!

— Я не валяю дурака, — мой голос дрожит, и я чувствую, что вот-вот расплачусь. — Я устраиваю свою жизнь.

— Что ты там устраиваешь? — родительница сердито смотрит на меня. — Кому ты кроме нас нужна? Ты посмотри на себя. Тощая как палка, еще эту дурацкую челку обстригла. Зачем? Народ хочешь насмешить? Мы с отцом из кожи вон лезли, чтобы у тебя все было, а ты что…

— Стоп, хватит!

От резкого тона Ильи я вздрагиваю.

— Полина, садись, пожалуйста, в машину.

В оцепенении я не могу сделать и шагу. Слова матери словно яд, разливающийся по моему телу и медленно уничтожающий меня изнутри. Нахожу в себе силы только посмотреть на парня. В его глазах читается раздражение вперемешку с беспокойством.

Видя мою растерянность, голос парня теплеет:

— Полина, садись, пожалуйста, в машину.

— А вы вообще кто такой? — пропитанный яростью голос матери направлен на Илью.

Она не любит, когда кто-то вмешивается в ее разговоры.

— Полина? — Илья игнорирует вопрос моей родительницы и открывает для меня пассажирскую дверь своей машины.

Он терпеливо ждет, когда я наконец-то выйду из транса и сделаю пару шагов в его сторону.

— Мне задать вопрос еще раз? — она делает паузу. — Не делайте вид, молодой человек, что вы меня не замечаете.

Но Илья намеренно продолжает смотреть только на меня, не обращая внимания на замечания моей мамы.

— Полина, — его голос спокоен.

Моя тревога усиливается, но я ничего не могу с ней сделать. Когда мама рядом все мое нутро сопротивляется.

Мне безумно хочется доказать ей, что я сильная и могу добиться всего сама, но, с другой стороны, ее слова для меня как нож по сердцу и заставляют меня усомниться в себе и своих возможностях.

Я крепко сжимаю ремешок спортивной сумки и делаю пару неуверенных шагов на встречу к Илье.

Но на полпути мама хватает меня за рукав куртки.

— Куда ты собралась? Мы с тобой еще не договорили. И кто это вообще такой? — она бросает на Илью недовольный взгляд.

Не успеваю ничего ответить, как возле нас оказывается Илья и с предупреждающим взглядом смотрит на мою родительницу.

— Отпустите рукав, — его тон ледяной. — И дайте нам уехать.

— Я еще раз спрашиваю: кто ты такой? Как ты смеешь перечить ее матери?

— Если я правильно услышал, то вы сами сказали, что у Полины больше нет матери, — он берет мою свободную руку и переплетает наши пальцы. — Поэтому, незнакомая для нас женщина, отпустите мою девушку.

— Девушку? — фыркает родительница и презрительно оглядывает нас, заостряя внимания на наших сплетенных руках. — Не смешите меня.

Илья большим пальцем поглаживая мою ладонь, и это меня немного успокаивает.

— Я даже не собирался вас смешить, — он вскидывает бровью. — Я всего лишь прошу, отпустить рукав моей девушки.

От их взглядов я ежусь.

— Вот значит ради кого ты съехала от нас, — родительница с разочарованием смотрит на меня. — А что у молодого человека нет собственного жилья? Раз тебе пришлось снимать собственное?

— Послушайте, — резко произносит Илья. — При всем уважении, хотя я не обязан его проявлять по отношению к вам, но ради этой девушки, проявляю. Говоря на вашем языке, я последний раз прошу отпустить Полину, а в противном случае буду вынужден применить силу и сам разъединю вас.

— Как ты смеешь? — по голосу и выражению лица я вижу, как внутри родительницы кипит ярость. — И ты этому парню разрешаешь так общаться с собственной матерью?

Она смотрит на меня испепеляющими глазами и красными щеками.

Я нервно сглатываю.

Быстро моргаю, пытаясь остановить слезы.