– Ничего, – огрызнулась айсадка, отворачиваясь. – Не хочу тебя сегодня видеть. Уходи.
– Нет уж, – хмуро откликнулся Элимер, усаживаясь на скамью прямо перед ней. – Не уйду. Пока ты не объяснишь, что случилось.
Шейра молчала минуту или дольше, не глядя на него, потом все-таки посмотрела в глаза и враждебно сказала:
– Конечно, ты не уйдешь. Тебе ведь никогда не важно, чего я хочу, а чего нет.
– Что значит не важно? – не понял Элимер. – Конечно, важно! Я даже отпустил тебя в твои леса, когда ты этого захотела.
– Да! – выпалила она. – Отпустил. По собственной прихоти. А потом вернул, как только захотел. И даже не спросил, хочу ли этого я!
– А ты была бы против? – Он поднялся, снова приближаясь к ней.
– Не знаю! Ты же не спросил! И я даже понять не успела…
Все-таки Элимер решительно не понимал, что ее так возмущает. Ну да, он не спросил. Но и она не возражала. Могла бы сказать сразу, если была против.
– Послушай, ты говорила, что не можешь остаться со мной, потому что скучаешь по айсадам, но не готова навещать их, будучи моей пленницей. И я отпустил тебя к ним свободной. А после сделал тебя женой и кханне, так что теперь ты никакая не пленница в их глазах, как и в глазах любых других людей. Так чем же ты так не довольна? В конце концов, ты утверждала, что ваши старейшины тоже не слишком-то интересовались, хочешь ты замуж на этого Тьерэ-как-его-там или нет. И что-то я не припомню, чтобы ты злилась на них за это.
Шейра ничего не сказала. Уселась на ложе и, не глядя на Элимера, начала расплетать косы.
– Хорошо, – выдавил он. – На этот раз я уйду. Но не жди, что так будет всегда.
Она снова промолчала, и он в раздражении вышел, хлопнув дверью громче, чем следовало. Чтобы развеять невеселые мысли, решил пройтись по главным улицам Инзара: обычно это помогало.
Он позвал с собой как всегда не спящего в это время Видальда и, переодевшись в простую одежду, они вместе отправились в город.
Ночь стояла хоть и туманная, но безветренная и теплая, и улицы были оживленнее обычного. Двигаясь по освещенной мостовой, мимо смеющихся и веселящихся юношей и хмурых усталых работяг, Элимер и Видальд дошли до самого речного порта. Элайету плескалась, набегая на берег, и шум волн успокаивал разум. Говорить не хотелось, но над ухом раздался грубоватый голос телохранителя:
– Я знаю недурной трактир неподалеку.
– Нет уж, никаких трактиров… Постоим немного – и обратно.
– Как знаешь. А то смотри… Мы с кханне как-то туда заходили, нам понравилось.
– Не надо сейчас о ней.
Телохранитель изогнул бровь.
– А что случилось?
– Не твое дело.
– Ладно-ладно, не хочешь, не говори.
И он принялся насвистывать какую-то веселую мелодию.
– Умолкни, – в раздражении проронил Элимер.
– Угу. Как прикажешь.
Они помолчали, а потом кхан неожиданно сам для себя выпалил:
– Я дважды сохранил ей жизнь, я позволил ей разъезжать по Отерхейну, я отпустил ее к айсадам. Я мог сделать ее рабыней и наложницей – вместо этого сделал женой и кханне. А она недовольна.
– Почему?
– Вот это меня и удивляет.
– Нет, кхан, ты не понял, – махнул рукой воин. – Она сказала, почему недовольна?
– Да вроде как я ее не спросил, хочет ли она этого брака.
– А ты спросил?
– Нет, но ее старейшины тоже ее не спрашивали. Но на них она не злится. Может, мне стоит обратно к ним ее и отправить. И жениться на той, которая оценит...
Воин хохотнул, как показалось Элимеру, с издевкой.
– Ты хочешь что-то сказать, Видальд? – с угрозой процедил он.
– Нет-нет, ничего, кхан. Хорошая мысль, мне нравится. Принцесса Отрейя еще свободна?
– Ты что, сволочь, издеваешься? – устало, без настоящей злости, проронил Элимер.
– Издеваюсь, – признался телохранитель.
– Осторожнее с этим, однажды я могу разозлиться по-настоящему, – бросил кхан одну из привычных угроз, которые для него с нагловатым Видальдом уже давно стали чем-то вроде ритуала. – Идем отсюда. Мы возвращаемся.
Он первый развернулся и двинулся к замку. Видальд держался в нескольких шагах позади. Вспомнив, что как раз собирался отчитать телохранителя, Элимер тут же высказал ему свое возмущение:
– Ты научил Шейру браниться. Она же все новые слова перенимает, вот и твою ругань освоила. Больше не смей.
– Конечно. При будущей кханне слова бранного не скажу.
– Будущей?..
– Ну, ты же собрался жениться на той, которая оценит.
– Прекрати, – скривился кхан. – Не придуривайся.
– Как скажешь, – откликнулся Видальд, а потом тихо проговорил ему в спину: – Наверное, она не злится на этих своих старейшин, потому что они были для нее не так уж важны, или ничего другого она от них и не ждала. А вот от тебя – да…
Элимер смолчал, но от слов воина на сердце стало немного легче.
***
Шейра вскоре успокоилась, снова повеселела и даже сама подошла к нему в один из дней, заговорив как ни в чем не бывало. Такое случалось с ней и раньше, так что Элимер не удивился, но у самого не выходил из памяти тот разговор – и с ней, и с Видальдом.
Когда самые опасные мятежи удалось подавить (хотя два замка все еще сопротивлялись, и их взяли в осаду), кхан наконец смог ненадолго отвлечься от дел и предложил Шейре отправиться в охотничий домик к Еху. Айсадка с радостью согласилась – ей всегда нравилось проводить там время.
Они добрались на лесную поляну лишь после заката. Старик встретил их как всегда громко и говорливо, но, понятливый и услужливый, быстро ушел в свою пристройку, чтобы не мешать.
Все вокруг уже посерело, померкло в ожидании ночи, и только вдалеке, промеж стволов деревьев, просвечивало, подмигивая, багряное зарево. Они расчистили старое кострище, уложили туда дрова – айсадка зачастую предпочитала проводить время у огня, а не внутри дома, – и с помощью щепок разожгли костер. Пламя весело затрещало, и Шейра устремила на него взгляд. Затем посмотрела на небо.
– Сегодня ночь Весенней Луны… – пробормотала она. – Наверное, они уже празднуют.
Она умолкла, оторвала венчик цветка и покрутила в пальцах.
– Ты бы хотела к ним вернуться? – глухо спросил Элимер.
– Я… не знаю. Почему ты спрашиваешь?
Он вздохнул.
– Потому что я понял, кажется, о чем ты пыталась мне сказать недавно... Поэтому и спрашиваю, хоть и с запозданием. И если… если ты правда хочешь быть там, а не здесь. Если ты вообще не хотела этого брака… – Ох, давненько Элимер не говорил так сбивчиво. Пожалуй, с самой юности. – Послушай, мне сложно это дается, эти слова… но если ты по-настоящему хочешь жить там, а не здесь, клянусь, я не стану тебя удерживать. И возвращать насильно не стану.
Больше всего он боялся услышать, что она действительно желает покинуть Отерхейн и его, своего мужа, и он замер в ожидании ответа. И как назло, айсадка молчала довольно долго. Элимер пошевелил пламя костра, и несколько огненных лепестков взметнулись к небу.
Шейра все еще молчала, и он почувствовал, как боль и отчаяние вползают в душу. Поэтому когда она коснулась пальцами его запястья и все-таки ответила – тихо и мягко – он едва поверил.
– Я же люблю тебя, – сказала она так запросто, будто произносила это каждый день. – И если я уеду, то стану скучать по тебе сильнее, чем по ним. Ты лишил меня дома, мой кхан, и теперь должен дать мне новый. И пусть он будет рядом с тобой.
Элимер засмеялся счастливо и безмятежно, и обнял ее, привлекая к себе. Не удержав равновесия, они опрокинулись на траву, и теперь смеялась уже и Шейра.
Любопытная луна желтым глазом выглянула из-за туч. Сегодня она имела право подглядывать, ведь это была ее ночь – ночь Весенней Луны.
***
Луна выглянула из-за туч, поднялась над лесом, и новая шаманка айсадов издала торжествующий возглас: если бы спутница ночи осталась скрытой от глаз людей, это было бы плохим знаком. Но луна показалась – значит, пришел час преданий.