— Княжич, княжич, вам письмо просили передать как можно быстрее. Вроде важное. — Мальчик остановился и, запыхавшийся, протянул свёрнутый и скреплённый печатью лист.

— От кого передали? — Горан глянул и не узнал знака на воске, да и печать ставили без капли силы.

— Не знаю. Купцы передали, а их их знакомцы просили, раз к нам ехали, там про лекаря знаменитого, — начал было сбивчиво объяснять посыльный, но замолчал, прерванный кивком воеводы.

Горан ушел в свою камору, оставив шумный двор, и уже там рассмотрел тонкое письмо. На печати вроде какой-то ковш и палка, но воск за время дороги примялся и выкрошился в нескольких местах и угадать точней что на знаке изображено не вышло. Осторожно поддел ногтем и печать отпала. А на листе незнакомым почерком было всего несколько строк:

Если хочешь помочь своим воинам, страдающим болезнью из Перерождающегося мира, или отправь их снова через Врата Перехода, или приведи к Источнику, чтобы хворые впустили его силу в свою сферу.

Целитель.

И пусть моя помощь больше не потребуется.

Княжич долго рассматривал лист с обеих сторон, но больше ничего на нём не было. Оставалось только гадать, откуда этот целитель прознал про их беду и почему написал письмо? Может через хранителей, им же и Сулена, и Карна свои письма отправили… А сейчас побратимы дружинные, да и княжна уж сами на себя не похожи, истерзанные и обессиленные. Так они долго не проживут и внук Яруна овдовеет не успев свадьбу сыграть.

Ещё подумав, Горан убрал письмо и отправился к Углеше посоветоваться и попросить за воинов, а потом и к Яруну, попросить за княжну. Не к отцу ж идти, княжъ подобной вольности уж точно не дозволит.

Обруби корень и ветки засохнут.

Сорви цветы и они завянут.

Чеслав скитался уже десять лет. Порой, как и в этот вечер, он сидя в одиночестве пытался вспомнить дом, яблони, засыпавшие белыми лепестками всё поместье по весне, и шум от причалов на реке. Только получалось это всё хуже и хуже. Он помнил, что так оно было, но, закрыв глаза, больше не мог увидеть родину, родичей и услышать их голоса. А сейчас он смотрел на реку под обрывом и думал, что вроде бы похожее место было и недалеко от поместья. Или не было?

Вечер уже окутал берег плотными сумерками, но дорогу под босыми ногами ещё можно разглядеть. В городе сказали, что дальше через реку будет мост, а за ним не потеряешься — путь в Последнюю волость на том берегу нигде не разделяется. И хоть и можно было подождать с недельку и двинуться туда с купеческим караваном, Чеслав отказался. Он отчаянно цеплялся за последнюю нить надежды и расспрашивал о новом клане, где была бы волховица с силою второй сферы. Так и бродил он меж Солёным и Срединным морями, пока от одного из купцов не услышал, о Сиротах и их княжине-целительнице, будто бы любую болезнь излечить умеющей. Но тот же купец сокрушался, что не повезло им, соседи знатно потрепали, пока вторая княжиня не вернулась. А теперь только поместье жизнью полниться стало, вновь обезлюдело.

Волхв усмехнулся, вспомнив как перепугался купец, когда он на него насел с горящими очами и единственным вопросом — где тот клан. Так Чеславу и довелось узнать о землях за Последней рекой. А с того разговора он уже и не нанимался даже ни к кому, а упорно шел на восток, а потом и вверх по берегу. Сейчас же ничто не смогло бы заставить его потерять хотя бы день, ведь до Сиротского клана осталось всего ничего.

Сердце бешено билось, когда мужчина снова ускорил шаг. Он спешил, как в лихорадке, забывая про сон и еду, пока не добрался до заставы, на которой его остановили воины. Он не сопротивлялся и просто последовал под стражей до поместья. Ноги подкашивались, его шатало от страха и ожидания так, что он упал в ручей, который остальные перешли по камням. Таким, мокрым и жалким, его и довели до ворот поместья.

Ворота были широко распахнуты, но рядом стоял воин, а на площадь за ними то и дело выбегали девчушки глянуть на странноватого путника. А потом пришли княжини. Чеслав смотрел на них, как оглушенный. Первой вышла высокая суровая девушка в скромной волховке и понёве, почти без украшений. Так кольца-колты у висков на единственной рясне обруча, околецы на руках, накосник и несколько оберегов, всё медное и костяное. Да сорочка скорей на мужской крой короткая поверх широких гатей с редкой вышивкой по краю. И копьё в опущенной руке. Следом пришла вторая княжиня — пониже, поулыбчивей, в нарядной красной повойке и шитой золотом волховке, да и сорочка расшита по подолу так, что от шага почти не гнётся. И золотых украшений россыпь в разы тяжелей, чем на первой. Но не величественный их вид поразил мужчину, а сила, идущая от правительниц. Он чувствовал, что обе сильней его — обе пробились во вторую сферу. Чеслав упал на колени, тяжко опустившись на пятки и сгорбился на земле.

— Мышик, рассказывай, кого привёл, — спросила вторая княжиня у воина с заставы.

— Княжиня Ясна, вот, по дороге шел, то ль хворый, то ль блажной. Всё твердит, что хочет к клану присоединиться. Ну мы его и привели, сами не решили как с ним поступить.

— А что мокрый такой? — Спросила старшая, скрестив руки и приобняв копьё. — Застудится ведь.

— Он в ручей упал, княжиня Мала, с камней поскользнулся. А мы поймать не успели, — пожал плечами Мышик.

— Ясна, у тебя же при хвором доме баню ещё не выстудили, да? — Мала глянула на сестру и дождалась её кивка. — Мышик, отведи бедолагу в баню и попроси Белянку дать ему подменные рубъ, портки и обуться. А как приведёт себя в подобающий вид, тогда и поговорим. А то после весеннего ледяного ручья на ветру достоится и впрямь захворает.

— А меч при нём? — замялся воин.

— Пусть останется. Не будет же княжич им на беззащитных лекарок замахиваться, — хмыкнула Мала и копьё в её руках развеялось. — Да сильно не тяните, вечереет. Не хочется из-за него праздник откладывать.

Волховица повернулась и ушла, а вторая княжиня чуть помешкала, покачала головой и что-то шепнула Мышику. Воин чуть поклонился обеим княжиням и поднял понурого Чеслава. Они шли по выложенной деревянными плашками дорожке и вдруг ветер бросил ему в лицо горсть белых лепестков. Мужчина поднял голову и, наконец, огляделся. По обе стороны от него стояли двумя стенами яблони в цвету, роняя, как слёзы, лепестки.

Мышик привёл Чеслава к хворому дому и передал на попечение Белянке, а сам убежал готовиться к празднику. Девушка отвела волхва к бане, выдала отрез, скребки и мылко в туеске, пук колючей соломы и пообещала скоро принести одежду из запасов и оставила одного в остывающей бане. Волхв усмехнулся, зажег светильничек и отправился мыться. В предбаннике он заметил забытые кем-то ножницы и взял их с собой.

На закате мужчину, в свежей и простой одежде и с неровно отстриженными волосами, отросшими за годы странствий, опять взяли под охрану и повели за поместье. Там уже на месте старой поляны вырос помост на локоть поднятый над землёй и укрытый навесом. Он широким полукругом огибал приготовленный большой костёр и держал на себе лавки и столы. По середине помоста стояли два стольца устланных мехом и стол с узорчатой скатертью, как котором уже ждали своего часа большая братина и высокий каравай.

И вокруг собрались мужчины и женщины, даже дети с любопытством выглядывали из-за столбов и материнских понёв. Были здесь и княжини, они весело болтали со своими поместными людьми, но едва Чеслава подвели и оставили между шалашом дров и помостом, оставили разговоры и поднялись на своё княжье место. А гость стоял и смотрел на двух девушек с жадной надеждой и робостью.

— Ну что, говори, какие дороги привели тебя к нам, — спросила Мала, так и не севшая на столец и вставшая за сестрой.

— Прошу, примите меня в свой клан, — тихо попросил мужчина. — Позвольте и мне обрести новый дом, оставить скитания и верно служить княжиням. Дайте встать под вашу руку.