— Может несправедливость какая была? Или кто из наших, из поместья обидел их? — Мала спросила Верею, но положила руку на плечо сестры, а взгляда со стариков не сводила.

— Так нет же. Коль не было бы у нас справедливости, так разве ходили бы суд у волховиц искать отовсюду за Последней. И кметки, и девки, и даже почтенные старики захаживали. Вот эти вот самые.

Верея упёрла руки в бока, подняв пышную грудь повыше, подбородком дёрнула, мол, поспорьте! Но ей перечить никто не взялся, и она гордо ушла обратно к толпе и встала рядом с мужем. А Мала ухмыльнулась и чуть склонила голову набок, будто под тяжестью обруча устала.

— Так что ж вам надобно, соседи дорогие? В скольких волостях ни была, в каких поместьях не жила, нигде княжа с княжиней кметские урожаи не волновали, не беспокоили. Подати собрать, лихой люд дружину гонять отправить, даже суд судить сам не будет, княжих людей пошлёт. А вольных волхвов и того меньше забот с землёй и людьми на ней связывает. А уж на свадьбы по деревням подарки слать…Ха! А вы от нас чего ждёте? Быть соседями или под руку встать? Или получать заботу как о своих людях, но вольницу диких земель? Не бывает так, не бывает. И ни в одной Правде такого не написано, ни в одной были не рассказано! — Мала замолчала и чуть сжала плечо сестры.

— У нас вчера и сегодня свой праздник был, — заговорила Ясна, восседая на покрытой шкурой волка лавке как на стольце, прямая и гордая. — Сестра Мала вернулась из путешествия в Перерождающийся мир через Врата Перехода. Вернулась, не сгинула, не погибла. А вы, соседи, пришли с обвинениями разрушить нашу радость? Кем вы себя сочли, чтобы нас, сирот, поучать⁈ Вы обидою отплатили за мою добрую волю. Так не уподобиться ли мне вам? Так скажите, от сердца ли, от ума ли я помочь должна чужакам? Мне ближе те, кто со мной счастье разделил, да в годы ожидания подбодрил, о них и забота рук моих будет. А таких стариков я даже у ворот своих не потерплю.

Ясна встала, глядя полуприкрыв глаза сверху вниз на потерянных стариков, привыкших к кроткой девушке. А теперь перед ними была не внучкина ровня в старой сорочке и с медными околецами, а сиянием с рассветным солнцем спорящая княжая дева, в золоте и величии. Волховица сурово обвела всех взглядом, всмотревшись в лица и хотела уже развернуться, уйти…

— Княжиня Ясна, княжиня Мала, примите наши дворы под свою руку! — выкрикнул один из кметов, стоявших за старостами, и встал на колени, склонив голову. За ним слова и поклоны повторили и другие мужчины.

— Может ли ваше слово за все семьи сказать. Это не пустое обязательство, оно клятве равносильно, — заметила Ясна, чувствуя руку сестры на плече. — А выбранные старейшины ведь тоже перед нами.

— У стариков ум бывает неясен, да после долгой работы, да после бессонной ночи. Мы от имени наших отцов и дядьёв покорно прощения просим. И заверяем, что повинные в ссоре между нами больше у ваших ворот не покажутся.

— Добро, — Ясна медленно кивнула. — Коль дела к нам возникнут, от вас пусть Кулик говорит, ему у меня веры больше. А сейчас осени пора, каждый день дорог. Вот по снегу и приходите уклад составлять.

Сёстры ушли, оставив пустой столец и кметов, стоящих в мокрой грязи. Сироты потянулись по делам следом, у них были свои наказы на день и неделю, да и спросят с них не глядя на праздник. Только Яр с Вереей задержались и помогли подняться деревенским. Но и они с удивлением посматривали на верх склона, где стоял самый первый дом поместья.

Но каждый в своем сердце почувствовал себя лучше. Кто такие Ясна и Мала? Волховицы? Хозяйки поместья? Старшие сёстры сиротам? Княжини. Они ими уже были, просто только утром это прозвучало, разбив любые сомнения. Да и поместье теперь не шуточное, а поместье клана сирот стало.

Шаг за шагом путь решат.

Но весь путь шагом не измерят.

Перед дружинным домом воеводы с гриднями отбирали кольчуги в починку, перетрясая их чуть ли не по колечку. А к ним и подстёжки проверить надо, и проветрить. Вот и пришлось Горану с Углешой утро провести с бумагой и чернилами на крыльце, записывая латки и во сколько они дружине встанут. Неспешную работу прервало появление сенной девушки из теремов. Она робко оглядывалась, выискивая кого-то, и приветствовала воинов так тихо, что и сама себя не расслышала. Горан обернулся на смех гридней и узнал гостью, кивнул ей подойти.

— Княжич Ярун что-то передать велел? — спросил он у девушки.

— Да, он просил подойти выпить чаю сейчас, не дожидаясь обеда, — девушка от страха не могла и головы поднять, только мяла рукав сорочки дрожащими пальцами.

— Иди, брат. Дед тебя замуж выдаст, — хихикнула Углеша, — прям как невесту. А с починками я прослежу и отправлю мастерам.

— Углешка! — Горан сердито замахнулся на княжну, но потом хохотнул. — Твои б слова, да тебе самой!

Но всё же княжич передал сестре свои записи, кивнул воеводам и гридням и ушел за робкой девушкой. Едва они вышли за ворота двора дружинного дома, как она повеселела, и бодрым шагом повела Горана к терему, расспрашивая какое варенье к чаю принести. Она говорила, говорила и говорила, не оставляя ни мгновения для ответа, а как дошли, шмыгнула с глаз долой.

Княжич ухмыльнулся, покачал головой и поднялся на верх. Эту девушку он частенько видел и у деда, и бегущую с поручением и знал. Вот уже и не удивлялся ни пугливости, ни болтливости. Благо что говорить опять стала, ведь это сейчас она у Яруна в сенных девках спряталась, а до этого в доме Малы и Ясны помогала. Ей волховицы даже отдельно шкатулку приданного оставили и всё, что захочет забрать из наследства. Она в то утро ждала Дею с дочерьми и готовила дом к празднику, но пришлось помогать с похоронами.

Воспоминания кольнули, заставив споткнуться о верхнюю ступеньку и сбиться с шага. Но Горан прогнал их прочь, вдохнул полную грудь осеннего ветра, пахнущего сырым лесом и дымом от овинов, а потом без стука зашел внутрь. Старейшина сидел за работой перед столом у окна и выводил красными и чёрными чернилами очередной список рода.

— Проходи, проходи, — Ярун махнул двоюродному внуку и показал на лавку рядом с собой. — Про посольства сам, небось, уже знаешь. Ты же охрану им снаряжал, и почётную стражу каждое утро посылаешь.

— Да, знаю, — Горан стал серьёзен. — Там старейшина в каждом есть или сам, или при молодом поколении присматривает. Да и обоз у них не малый, дары отцу привезли, его отдарки увезли.

— И что не все разъехались тоже знаешь.

— Знаю. В княжем тереме сегодня всем быть велено. И гости тоже будут на собрании рода. Знать, уговорились уже о свадьбе.

— Уговориться-то уговорились, да не совсем. Их клан не так уж и прост, как можно было решить, ведь они не из Великих кланов. Источника-то им не досталось тогда, и потом отобрать не вышло. Но их предок сидел среди тех, кто Новую Правду писал, и слово его не малый вес имело.

— А вот о таком не слышал. По книгам ведь выходило, что только кланы с источником тогда силу набрали и смогли остальным Правду дать. Тех, кто не принял Новой Правды тогда скоро войной извели, а кто и сам от страха сдался. Но чтоб так… силён знать был их предок!

— Да, сила у него была. Но не ей он был славен. Его за ум и мудрость ценили превыше воинов, — Ярун кхекнул, скрывая смешок, а сам пальцем постучал по имени Стояна. — Никто так, как Зоран Остромысл, да ему народом второе имя было дано, не понимал волховский дар. Зоран ещё тогда, когда знали лишь первую сферу, сказал о прорыве во вторую, почувствовал бо́льшую силу там и придумал как пробить грань. И как силу в умения превратить его мыслью было придумано и им рассказано. Сам он, увы, в Вратах Перехода сгинул, но детям своим мудрость свою передать успел, а они её преумножить пытались. Так как, хорош младший клан? Древностью нашему не уступит.

— Хорош. Только мы им без надобности быть должны. Коль мудры Остромыслы.

— В том их беда, что ум-то есть, а к делу его приложить не могут. Растеряли внуки Остромысла и славу, и почёт, да и мудрость с ними. А о самом Зоране кроме потомков только те из Старших кланов помнят, чьи основатели Правду писали и внуки Источник сохранили. Так что ой как им мы нужны. И они нам тоже, ведь знания-то остались, в поколениях передались.