Из забытья Малу вновь вернули голоса. Старый знакомец Звяга причитал возле девушки и суетливо бегал вокруг, стараясь не промочить красивые сапоги. В нескольких шагах поодаль стояли люди от приказчика до попутчиков и меж собой не приглушая голоса обсуждали оборванку. Их разговоры отдавались в голове, заставляя девушку болезненно морщиться.

— Пить… Помогите… напиться… — тихо попросила волховица.

Звяга остановился, наклонился чтобы расслышать сказанное, и Мала с трудом повторила просьбу. Купец опять засуетился, замахал смешно руками, распоряжаясь зеваками, и ему принесли пустую плошку. Он бережно помог девушке приподняться, зачерпнул воды из реки и поднёс к её губам. Мала жадно глотала прогретую летним солнцем воду, чувствуя песчинки, поднятые со дна неловким купцом.

— Это кто тебя так? Что случилось? А где лекарка Ясна? — спросил, чуть успокоившись, купец. — Я давишним-давишним летом как в Ветрище воротился, так искал, но сказывали вы с ней нежданно ушли, не сказавшись, не попрощавшись.

— У сестры всё должно быть хорошо, — чуть улыбнувшись, ответила Мала и, отдышавшись, продолжила. — И со мной будет. Я через Врата Перехода ходила. Вернулась.

— Вот уж дело! — Звяга чуть не всплеснул руками, но сдержался, а то уронил бы девушку. — Это дело! И как мне тогда свезло встретить вас на пути, так и тебе свезло тут найтись. Со мной в караване человек один есть, он с другом моим раньше ходил, а сейчас ко мне перешел. Так вот, они такого же горемыку подобрали однажды, вернувшегося из вашего того… запамятовал. Он помнит, как того волхва до ближайших лекарей везли. Но он, по рассказам, совсем плох был.

— Мне просто надо поесть и понемногу поправлюсь, — Мала улыбнулась и попыталась сидеть сама, но не вышло. — Но пока совсем немного, а то нутро не примет.

— Да ты не боись. Сейчас женщин кликну, они тебе помогут, а там и трав заварим, и еды найдём.

Мале помогли искупаться, смыть с себя пот и кровь, расчесать выполосканные волосы и переплести косу, а потом одолжили чистую опрятную одежду — рубъ, сорочку, повойку. Изорванные и изношенные вещи общим решением сожгли в костре, даже стоптанные скоры не пожалели. А на поляне обоз уже расположился, собираясь задержаться на остаток дня, продолжив путь лишь наутро. Кашевары и костры разожгли и во всю ужин варили. Все дела делались без суеты, но и никто не мешкал и не ленился. Приятно посмотреть.

Волховица уже чувствовала себя лучше, хоть до сих пор была очень слаба. Силы возвращались, и девушка сидела, прислонившись спиной к борту телеги и улыбалась. Да и сфера дара, казавшаяся опустевшей, оказалась в порядке. Вторая сфера всё так же была залита густой силой, а первая, пустая, втягивала в себя через устье понемногу силу из округи и большей частью отправляла в глубину дара, оставляя под рукой совсем немного. Но капля за каплей пустота заполнялась, впрочем, оставляя место для разлёта и переплетения потока, а опыт сдерживания отобранных сгустков помог и сейчас пристроить собранное, сжать и рассовать по удобным пространствам.

А привал жил и шумел. Где-то смеялись парни, повёдшие лошадей к водопою, где-то ворчали работники, таскающие хворост, а почти на краю Звяга распекал понурого охранника. Голоса, стук топора, ржание коней — всё сливалось в единую песню, песню о том, что одиночество закончилось, рядом люди.

Скоро к Мале подошли две женщины и принесли немного киселя и ложку. Девушка осторожно взяла миску и держала обеими ладонями, чувствуя, как тепло согревает холодные пальцы и вдыхая запах сваренного толокна, сдобренного немного сушеной малиной. Пар от плошки щекотал нос, и хотелось то ли чихнуть, то ли заплакать.

— Ты покушай пока киселька, а то совсем осунулась, отощала, бедняжка, — ласково заговорила одна из женщин, поддержала миску, чтобы Мала её не уронила и протянула ложку. — Ты прости, больше ничем сейчас помочь не можем. Тот бахвалец сознался, да больше перепугался, хм, ничего он не знает. Помнит лишь, что жидкой кашей тогда волхва по ложечке кормили и поили водой с трёх разных родников. У, окаянный! Ну наш купец ему задаст.

— Не надо, он всё правильно сказал. Пока силы не вернутся, лучше пить не речную и колодезную, а ключевую воду, особенно из горьких ключей. Да и есть понемногу, а то нутро взбунтуется. Больше ничего сделать не выйдет. — Мала тепло улыбнулась и соскребла ложкой немного остывшего киселя сверху и съела. — Через несколько дней поправлюсь, а там и откормиться смогу.

Девушка замялась, ей хотелось узнать, как долго она была в Перерождающемся мире, но как спросить? Да и далеко ли от дома? Поразмыслив и медленно проглотив пять ложек киселя, она отложила вопросы до разговора со Звягой. Она потянулась за очередной ложкой, но остановила себя — нутро разом восставало против и терзалось голодом.

— Не вкусно? — забеспокоилась одна из женщин, заметив заминку. — Или слишком горячо?

— Всё хорошо, пока хватит, чуть позже съем остальное. — Мала чуть покачала головой и пошатнулась. — Я просто посплю немного…

— Отдыха, отдыхай. Сейчас накрыться принесу.

Волховица, по правде, очень устала, даже такое небольшое усилие — посидеть, подержать миску и ложку, улыбнуться и поговорить, утомило и забрало последние силы слабого тела. Девушка свернулась калачиком и уснула задолго до того, как ей принесли одеяло.

В следующие дни Мала быстро шла на поправку. Уже наутро она смогла осилить полную тарелку киселя, но от предложенной каши отказалась, с сожалением вдыхая вкусный парок из котелка и глотая слюну. Зато к обеду нутро уже не восставало от положенной в него еды и девушка попросила несколько ложек варева пожиже. А неделю спустя она уже не ехала в телеге, а упрямо шла рядом, придерживаясь за бортик. Её худоба по-прежнему вызывала жалость у окружающих, и они каждый раз старались подкормить девушку. Мала благодарила, но почти всегда отказывалась — она ещё береглась и осторожничала.

Когда за поворотом показались стены города, Звяга поравнялся в волховицей и некоторое время шел рядом. А потом заговорил.

— Шесть лет прошло… Я и не чаял уже встретиться, да ещё и так далеко. Эх, вон как оно бывает.

— Шесть? Значит меня не было дома около трёх лет. Скажи, куда едет твой караван?

— Да так, думал съездить к ремесленным слободам у восточных портов, но не сложилось, пришлось поворотить. Не спокойно у них купцам стало, пошлины тамошние княжи подняли. Теперь что не город, так в добавочек монетку просят, что ни мост — застава рядом. Своих мастеров пока берегут, да надолго ли? Вот и решили к Мореморьной реке вернуться, там на разливах поторговать и уплыть вверх до Срединного Моря, а там и Ветрище.

— Возьмёте меня до Срединного Моря? А оттуда и я домой пойду. А коль захотите, то и езжайте в гости следом.

— А чтоб и не погостить! Куда лошадей и ладьи воротить?

— В горы за Последней рекой, — Мала улыбнулась, наблюдая как купец переменился в лице. — Мы с Ясной там обосновались на земле. Как проедете Беспутный город, который последний город на Последней, дальше дорога одна, не потеряетесь.

— Ох, далеко забрались, далеко. Я больше в другую сторону караваны собираю и обозы вожу. А там у меня никого знакомцев, почитай, и нет совсем.

Мала улыбнулась и повернулась к приближающимся стенам. В сердце ворчало и царапало беспокойство — как там сестра? Всё ли дома хорошо? И девушка хотела поскорей вернуться, но понимала, что пока сама себе обузой будет, если отобьётся от каравана. Да и ей ещё очень не хотелось снова остаться в одиночестве.

Вдоль дороги стали появляться городские оборванцы, но они не милостыню просили, а сидели рядом с разложенными на тряпицах поверх досочек большими и малыми розовыми глыбками. Мала остановилась, присела и начала разглядывать товар.

— Госпожа, возьмите, дёшево отдам! — жалобно заговорил пацанёнок лет тринадцати. — Я сам её, нашёл, отбил и принёс.

Девушка перевела взгляд на нищего и внимательно осмотрела его. Особенно удивили её руки отрока — потрескавшиеся и сухие. Волховица задумалась и потянулась к нему даром, почувствовала страх, беспокойство и боль, да и проклятий розовой соли хватало.