Однако Ивор обнаружил Королевскую палубу спокойной и благодушной. Никто из обитателей не подумал облачаться в скафандр или хотя бы приготовить его. На тревогу просто не обратили внимания. Грай в элегантных шортиках и курточке парила посреди кают-компании в позе лотоса.

— Ваше высочество, вы слышали сигнал тревоги? — спросил Ивор, стараясь выглядеть спокойным.

— Конечно, капитан, — она не пошевелилась и даже не открыла глаза. — Но ведь это были ваши флотские учения. Подготовка команды. Я не ошибаюсь?

— А вас это не касается? — спросил он. — Даже на пассажирских лайнерах проводят учения для всех, а вы на военном корабле. Здесь риск получить в борт снаряд гораздо выше.

— Но ведь мы в гипере, а значит все не по-настоящему, и значит работают другие стимулы. Выслужиться перед командиром, продвинуться по карьерной лестнице. Что-то в таком роде.

— Давайте оставим вас вас в каюте и включим систему откачки воздуха. Это станет достаточным стимулом?

Как раз в этот момент в кают-компанию заглянул Маскариль и тоже без скафандра.

— Боюсь, дружище, майор Бек пристрелит вас, если вы попытаетесь такое проделать, — заметил он.

— Зато он не спасет принцессу своим пистолетом, если по нам прилетит вражеская торпеда. Вас, кстати, мой друг, учения касаются тоже.

— Виноват, — склонил голову Маскраиль и повернулся к принцессе. — Вы должны подчиниться капитану, ваше высочество. И подавать пример окружению. Видите, я поступил опрометчиво, глядя на вас, и получил взбучку. Что вам стоит пару раз в неделю натянуть на себя комбинезон? Он лишь подчеркнут округлость вашей груди и бедер.

— Вы будете стоять рядом, Гарру, и следить по секундомеру? — обратилась принцесса к Ивору.

— И не подумаю. Отряжу на это дело баронессу Монаган.

— Не зря в греческом языке «Командир» и «задница» обозначаются одним словом, — заметила принцесса.

— Каким же?

— Архос, — сказал Маскариль.

— Монархия не от этого ли слова происходит? — парировал Ивор.

— Одножопие? — Маскариль задумался. — Возможно, если смотреть на это с точки зрения трона.

Долгий перелет в гипере позволил им испытать «криогенную» систему рейдера на максимальной загрузке. За шесть недель в гиперпространтсве температура на корабле выросла до тридцати одного градуса. Режим хоть и не оптимальный, но и не критический для жизнедеятельности людей и оборудования. В принципе, если припрет, они могли продержаться еще неделю.

Выдающийся результат.

Правда доктор Хакетт все равно заявился к Ивору со своей ложкой дегтя.

— Невесомость, капитан, подрывает здоровье не хуже жары. Ваши люди не отдают должное физическим упражнениям и совсем игнорируют процедуры и прием препаратов. Я заметил выброшенные в утилизатор даже не распакованные лекарства.

Во время коротких перелетов экипаж старался не проявлять активность, чтобы не повышать температуру среды. Три недели невесомости считались безопасным сроком, когда не начинается ещё атрофия мышц, а перераспределение жидкости, давления и минералов в организме не приводят к необратимым последствиям.

Но теперь люди вдвое превысили безопасной срок и перед ними встала задача купировать негативные последствия. Помимо заботы о здоровье, команде требовалось нормальное самочувствие, чтобы иметь возможность вести бой сразу после выхода в обычное пространство.

Ивор вызвал боцмана.

— Мистер, Гарднер. Я хочу чтобы вы с доктором разработали программу обязательных оздоровительных упражнений. И чтобы вы лично проследили, как за её выполнением, так и за приемом нижней палубой необходимых препаратов.

— Да, сэр.

С этого дня на «Нибелунге» ввели новый режим.

Матросы и младшие командиры глотали пилюли на построении. Затем отправлялись в спортивный зал и занимались на тренажерах.

Проблема опять же возникла с Королевской палубой. Аристократы любили подвижный спорт, чтобы и воздухом свежим подышать и поболтать, а не вот эти изнурительные тренировки на тренажерах или сидение по часу в особом костюме, точно в бочке. На этот раз дело не касалось безопасности, а потому Ивор ограничился предупреждением. В конце концов, если они не смогут доползти до своих важных переговоров и вечеринок, его обвинять не станут.

В остальном вроде бы все шло как нужно. Ивор притерся к Королевской палубе, или скорее притерпелся, как к неприятному запаху. Зато экипаж действовал, как единый механизм. Бывшие кадеты проявляли рвение, ветераны тоже не подкачали. Беспокойство у него вызывал только Ховард. Ивор часто ставил себя на место мастера и ему казалось, что оправиться после того, как тебя бросили одного в космосе, почти невозможно. Он читал литературу и ПТС после подобных случаев, считался одним из самых сильных.

Ивор активировал переговорное устройство и вновь вызвал боцмана.

Через пять минут тот вошел в кабинет.

— Доброго дня, мистер Гарднер.

— Доброго дня, сэр.

Садитесь.

Тот сел, сохранив прямоту спины, как и положено в таких случаях.

— Как вы оцениваете психологическое состояние людей на нижней палубе? — спросил Ивор.

— Как превосходное, сэр. Поначалу были кое-какие шероховатости с новичками. Но сейчас ничего такого.

Насколько Ивор знал, Гарднер откатил к прежним настройкам программу робота-уборщика, чтобы он как раньше пропускал часть третьей палубы, так называемую Грязную поляну. И пообещал открутить уши любому, кто-то вздумает ещё раз отремонтировать механизм. Поляна стала своеобразным мемориалом молодогоДжереми Кречмана, погибшего в первой миссии «Нибелунга», и частью корабельной традиции. Боцман использовал ручную уборку палубы в воспитательных целях.

— Меня беспокоит Ховард, — перешел, наконец, Ивор к главному. — Наш повелитель паучков. Как он? Справляется?

— Да, сэр, вполне. Я говорил с ним. Спрашивал, боится ли он пустоты? Он сказал, что, конечно, боится и вовсе не желал бы оказаться там снова, но парень вполне способен подавить страх. Тем более, что сейчас никто его не выставляет за борт. Сэр.

— А его работа, обязанности?

— Комар носа не подточит, сэр. Ховард сам все время ищет потенциальные проблемы и находит ещё до того как они действительно станут проблемами. Отслеживает сбои у связистов, радиоэлектронщиков. Программирует паучков, выпускает наружу. Думаю, кропотливая работа отвлекает его от вредных мыслей.

— Ну и хорошо, — выдохнул с облегчением Ивор. — Я боялся, что его может накрыть синдром пустоты.

— Нет, сэр, с этим всё в норме, сэр.

— Капитан, не могли бы вы зайти ко мне, раздался в коммуникаторе голос Грай. — Ненадолго.

— Да ваше высочество. Когда?

— Да хоть прямо сейчас.

— Буду через пять минут.

— Мистер Перкинс, мостик ваш.

— Мостик мой, сэр

Ивор отстегнулся от кресла и подлетев к трапу (дело происходило в невесомости), нырнул вниз, словно с крутого берега в реку. По ощущениям капризы принцессы мало отличались от ледяной воды Абриса, притока Ауры. Двумя палубами ниже Ивор оттолкнулся ногами от переборки и повернул за угол, туда где располагались личные покои принцессы. Он прибыл чуть раньше, чем через пять минут; на самом деле всего через минуту, поэтому успел заметить, как из каюты Грай выпорхнул человек в гвардейском мундире.

И ничуть не удивился. Аристократия относилась к сексу, как к хорошему обеду. Сегодня они едят омаров, завтра пасту, послезавтра мясо по-аргентински. Собственно, большая часть населения Галактики воспринимала удовольствия похожим образом, однако, формально распутство в большинстве миров порицалось. Маскариль считал это отголоском пуританской морали, а также чувства собственности и желания быть уверенным в передаче собственных генов. И утверждал, что все три фактора давно утратили актуальность, а мораль так и вовсе выродилась в фарисейство.

Но Ивор, даже получив дворянство, по-настоящему аристократом не стал. Он не желал быть чьим-то полдником или ланчем. Хотя это и стоило ему отношений с графиней. «Блудить — здоровью вредить», — говаривала его бабка. И хотя сам он вовсю пользовался свободой, во время серьезных отношений адюльтер себе не позволял. За единственным исключением. И сейчас он как раз направлялся к виновнице этого исключения.