Данные события как-то обошли Курта стороной, и он оцепенело слушал, как Шрадер и Бреннер в лицах и красках повествовали о том, что творилось на Совете при заслушивании этого сочинения: гробовая тишина, наступившая в зале, прерывалась редкими, восхищенными смелостью автора кряхтениями почтенных старцев; а с каждым параграфом остолбенело выпученные глаза секретаря, ведущего протокол, грозили покинуть его лоб.

Ибо молодая девушка убедительно доказала, что тело сестры Беатрис сохранилось не благодаря ее святому поведению, а благодаря диким зарослям вишни, сливы и черешни, вкупе с зарослями белены, заполонившими кладбище после того, как о нем перестали заботиться. Содержащиеся в белене, а также в плодах этих деревьев вещества, сотни лет оседали в почве, пропитывая ее своим соком. Заодно они бальзамировали тела, которые в данной почве… ээээ… маринуются длительный срок.

Весьма увесистым аргументом к трактату был приложенный труп известного разбойника Саймона Грубера, долго терроризировавшего весь Бранденбург, который в конце концов под деревней Нагатомом был пойман безвестным шотландским наемником (местные боялись разбойника до смерти) и торжественно четвертован в Шведте восемьдесят три года назад… и пять кусков тела которого остались нетленны до нынешнего времени. И они также источали благоухание...

Это было изящно, красиво и ставило Совет в безвыходное положение. Не мстить же? Это выглядело бы… очень по-инквизиторски. Кроме того, Совет Конгрегации состоял из умных людей, которые умели читать между строк — так вот, они сообща прочитали в трактате девицы фон Дегуршаф простой ультиматум: «Я предупредила вас о возможном страшном скандале, который повредил бы авторитету вашей организации — и у меня остались копия записей. Жду ответной любезности — оставьте меня в покое. Навечно».

Совет молчаливо согласился с её ультиматумом. И даже наказывать не стали комиссию инспекторов, легкомысленно отнесшуюся к своим обязанностям. Просто вручили им части тела Грубера в качестве вечного укора — и качество их работы выросло сразу на порядок.

Как тогда выразился Сфорца:

— Да, нас накормили нашим же дерьмом. Это еще ничего. Но вот если нас второй раз накормят тем же — значит, мы ничему не научились и ничего не запомнили.

Незримое статус-кво сохранялось до нынешнего дня.

— Она что — святых не любит?

— Она и простых людей тоже, того…

— И, майстер Гессе, вам придется с ней беседовать в одиночку.

— Почему же?

— Наше присутствие нежелательно, поскольку четыре года назад именно мы допустили ошибку с останками сестры Беатрис, и госпожа фон Дегуршаф нас запомнила…

— Очень хорошо запомнила. И если мы попадем ей на глаза, она нас съест!

— Ну не съест, но понадкусает изрядно. Эта девица отменно язвительна и крайне остроумна.

— И посему, я должен стать ее единственной жертвой? Ну, хорошо, к тому же, это сэкономит нам время.

— Главное, что это сэкономит нам нервы!

— И самолюбие.

— И гордость…

Хотя Курт и мог похвастать знакомством с не одной ведьмой, а также — наличием весьма грозного прозвища, Таня фон Дегуршаф произвела на него неизгладимое впечатление.

Ведьма жила в прекрасном трехэтажном особняке, в центре города Шведт, совсем рядом с резиденцией маркграфа Вальтера, и бок-о-бок с храмом. Ведьма если и скрывалась от представителей духовенства, то очень избирательно.

А еще в большой зале ее особняка было множество крестов.

— Просто поразительно…

Курт не верил своим глазам — целая стена, от потолка до пола, была заставлена полками, на которых, аккуратно стояли множество крестов и распятий — самых разных форм: петровские, андреевские, классические; выполненных из различных материалов: дерева, камня, металла, даже кожи; многие из них были причудливо раскрашены, многие — были весьма древними.

— Все мы несем крест, мейстер инквизитор.

Ведьма фон Дегуршаф выглядела гораздо моложе, чем на приписываемые ей пятнадцать лет. Тонкая и хрупкая, она казалась моложе — лет на одиннадцать-двенадцать, очаровательной куколкой, которую очень легко сломать — если бы не её взгляд. С виду — девочка, но по взгляду бледно-голубых глаз можно было смело давать ей лет сто. «Или двести», — подумал Курт.

— Верно, несем, — он извлек четки, постаравшись сделать это как можно более непринужденно. — Кто для дров, кто до гроба…

В ее пальчиках также появился розарий. Крест явно был очень древним.

— Кто для вящей славы Божьей.

Некоторое время они молчали, ограничиваясь внимательными взглядами.

— Ой, бросьте, мейстер Гессе. Вы сейчас так явно думаете, как бы меня облить святой водой, что эти мысли сейчас у вас на лбу проступят. Мне предоставить вам воду, чтобы вы ее освятили? Или сами сбегаете в церковь?

— А поможет?

Таня фон Дегуршаф торжествующе оскалилась:

— НЕТ.

Через пару минут, наблюдая, как маленькая ведьма опрокидывает в себя святую воду стопку за стопкой, Курт Гессе, Молот Ведьм, признался, что в мире есть много такого, что ему и не снилось.

— Все дело в вере, господин инквизитор. В вере и… верности вере.

Было крайне странно слушать лекцию по спорным вопросам теологии из уст маленькой девочки, утопающей в кресле, которое балансировало на двух ножках — одной родной, деревянной, принадлежащей креслу и второй — маленькой ведьмовской, которой она отталкивалась от стола. Кресло опасно балансировало, оставаясь на грани падения, но ее это ничуть не волновало.

— Когда вера крепка, то достаточно капли святости, чтобы прикончить роту стригов. Когда веры нет вообще или от нее отвернулись, можно целый Одер святой воды вылить на Сатану, он только поблагодарит за помывку.

Это уже была девятая или десятая чашка святой воды, которую выпивала ведьма. Пила она весьма издевательски — выдыхала перед приемом внутрь, залихватски опрокидывала жидкость в рот, как заправский выпивоха, цыкала зубом или выдыхала в сторону — в общем, как могла изображала завзятую посетительницу кабаков.

— В моем же случае, вы имеете дело с христианской ведьмой, искренне приверженной Святой Католической Церкви. Я верующая, господин инквизитор, регулярно посещаю службы, причащаюсь и исповедуюсь. Верую в Христа и et cetera… Так что меня святой водой не пробьешь. Как и прочими атрибутами христианства…

— Невероятно. И вы ведьма? — Про себя Курт подумал, что скорее, идет сплошной обман — девочка — НЕ ТА, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕТ. Не ведьма.

— Да. Единственная в мире (и надеюсь, буду оставаться таковой) христианская ведьма. Мне произнести символ веры? Или же предпочитаете, чтобы я сделала какой-нибудь ведьмовской поступок, чтобы вы мне поверили?

— Возможно, второе.

Курт был в замешательстве, но старался скрыть свое смятение за бесстрастной физиономией. Таня фон Дегуршаф была ведьмой, как его уверяли. И одновременно она ведьмой НЕ БЫЛА, так как четкам отца Юргена он верил. Ведьма вполне могла посещать храм Божий, если у нее есть купленный или совращенный священнослужитель — вспомним Маргарет, но четки и вода?! Почему они не проявили себя? Что за бред насчет «христианской ведьмы»?!!

Нет, она не ведьма. Просто притворяется. Косметика, лекарства, помощь при родах — все это вполне осуществимо и без магии. Полеты на метле? Слухи, просто слухи. И внушаемость толпы.

— Заказывайте, герр Гессе фон Вайденхорст. Любой христианский колдовской акт за ваши деньги. Счет я отправлю кардиналу Сфорца.

— Деньги?!

— Когда вы поспорили на деньги в Ульме, это никого не удивило. Стоило бедной маленькой ведьме попросить оплату своих услуг — великий Молот Ведьм утратил контроль за эмоциями. Да, деньги. Они здорово облегчают жизнь. Серебро — потому что я не стриг…

— Хорошо. — Решился Курт. — Мне нужна ваша консультация, и, надеюсь, вы проявите свои ведьмовские способности. Во что мне это обойдется?