Единственно, в чем сходились абсолютно все — то, что Петер Мауенхайм гарантированно попал именно в Ад.
— Покойный начинал еще под командой Хайнриха Вебера в Бреслау, был одним из командиров его костоломов. После кончины Старого Хайнриха, Могучий Петер предпочел встать за Каспара Луттица против Эверта Шёффера, за что благодарный Каспар даровал ему Швейдниц и весьма широкие полномочие — за определенный процент, разумеется…
Особняк Мауенхайма гудел, как пчелиный улей: серьезные и сосредоточенные воины в доспехах с эмблемами Святого Георгия перекрыли все входы и выходы, а также сторожили запертых в комнатах слуг; не менее серьезные oper’ы извлекали книги и бумаги с полок и шкафов; неприметные личности в сером, с незапоминающимися лицами, простукивали стены на предмет разнообразных тайников… Как всегда в ураганах, эпицентром спокойствия был его центр — тот самый стол, за которым недавно сидел человек, чья смерть вызвала эффект сошедшей горной лавины. Со столешницы уже аккуратно убрали всю еду, напитки и посуду — и expertus’ы изучали все это в одном из соседних помещений, так что пятеро инквизиторов швейдницкого отделения располагались за столом с наибольшим комфортом. На резных креслах, обтянутых кожей, за мощной дубовой столешницей сидело пятеро — двое уже пожилых обер-инквизиторов, под пятьдесят лет каждый, и трое еще молодых следователей третьего ранга, не разменявших третий десяток.
Если кто-то из них чувствовал неловкость, сидя там, где совсем недавно скончался человек — он предпочитал это не демонстрировать.
— Его, разумеется, отравили, — обер-инквизитор Михаэль Трампедах, здоровый, кряжистый, не скрывал своего отличного настроения. — И сделал это, разумеется, кто-то из слуг. Мауенхайм за дюжину лет перешел дорогу многим, он окружил себя охраной и был патологически подозрителен. Никто не мог подобраться к нему близко!..
— Любовница… — Робко вставил молодой Бернд фон Нойрат, самый активный среди младших членов следственной группы. Остальные предпочитали поддакивать, а не прерывать разглагольствования обера Трампедаха — это могло закончиться как дополнительной лекцией из серии «А вот в мое время…», так и дополнительной совершенно пустой работой по перекладыванию бумаг или даже поколкой дров для кухни.
Сейчас обер-инквизитор был слишком хорошо настроен, чтобы обращать внимание на чьи-то замечания.
— Магда Баумбах — дура-дурой, хороша только в постельных делах. Она с Петером уже лет десять, он оплачивал ее наряды, украшения и веселую жизнь, она отдаривала его утехами. В своих страстях у покойника было все стабильно, он не любил перемен. Даже когда она постарела, он ее не поменял ни на одну молодуху, просто давал большие деньги на разную косметику. Впрочем, — он черкнул что-то на восковой дощечке-цере. — Проверим, не ссорились ли они в последнее время. Но я уверен — это кто-то из слуг, которых перекупили конкуренты. Is fecit cui prodest! Значит, это сделал один из трех основных конкурентов Мауенхайма: во-первых, Адальберт Бэй из Бреслау, он давно был недоволен решением Луттица и считал, что Петеру-костолому зря достался столь жирный кусок; второй в списке врагов у покойного числился раубриттер Эгрет фон Клуг из Майсены, он давно ругался на грабительский процент по сделкам с награбленным, что вчиняли ему счетоводы Мауенхайма; и, наконец, богемец Чеслав Рудой, которому уже Петер платил за безопасную дорогу в Богемских горах.
Фон Нойрат только открыл рот, готовясь возразить, как Генрих Бухмаер, его коллега по рангу, предупредительно пнул его по щиколотке. Пока Бернд переводил дыхание, третий младший следователь Эдлер Вупперман подобострастно поддакнул шефу:
— Да-да-да, скорее всего так и есть!
— В вашей системе, уважаемый коллега, присутствуют две недоработки.
Это подал голос второй обер — следователь первого ранга Хуго Шрётер. Все это время он молча сидел, откинувшись в кресле и барабаня по столу пальцами правой руки, левой подпирая свой подбородок. Он явно о чем-то размышлял…
— Неужели? — Трампедах выпятил мощную нижнюю челюсть, что вкупе с презрительно сощурившимися глазами придало ему сходство с кабаном. Или свиньей…
— Да, — Шрётер был худ и, в отличие от своего полного коллеги, походил на пса — длинными обвисшими усами, морщинами под голубыми глазами и впалыми щеками. Даже волосы его были какими-то пегими, не принадлежа ни к какому конкретному окрасу. — Primo — принцип «кому выгодно» не является аксиомой в следствии. Убрать Мауенхайма могли и без всякой выгоды для себя — просто, чтобы его убрать из окружающего мира. Например, чтобы упомянутые вами люди сошлись в схватке за освободившиеся место. Seсundo — вы забыли четвертого человека, который мог бы стать бенефициаром от смерти Мауенхайма. Это — Хаген Топп из Нейссе! Tertio — мы должны дождаться результатов вскрытия...
— Ваша версия, уважаемый коллега, — голос обер-инквизитора сочился ядом, — не стоит и ломаного крейцера. Местные бандиты уже полтора десятка лет не ведут свои крысиные войны, предпочитая договариваться — ибо в случае долгих и кровавых разборок все участники понесут убытки! А для этих крыс деньги — главное! Verdammt noch mal! А этот Топп вообще здесь новый человек, его местные сожрут в два счета. В том числе за то, что он все три года, что здесь «работал» был верен Могучему Петеру.
Трампедах хотел что-то добавить, но его довольно бесцеремонно прервал чей-то скрипучий голос:
— Не верю своим глазам — сидит вся верхушка отделения Швейдница и не пьет. Дайте пива, сволочи!
Прямо на стол присел своей худой задницей Макс-Экарт Холторф — эксперт-медик, как и положено людям его профессии — циник и любитель выпить. Судя по его влажным рукам, которые тот рассеянно протирал льняной тряпкой, с работой он закончил.
— Пить пиво в доме отравленного? Вы смельчак… — Бухмаер махнул рукой какому-то оперу и тот исчез в направлении кухни.
— Итак? — Трампедах вцепился взглядом в медика. — Что за яд? Цикута? Дафна? Воронец?
Тот отрицательно покачал головой.
— Кстати, господа. Можете мне напомнить, какого беса в особняке местного криминального авторитета, уже успошего, собрались все сливки местного отделения Конгрегации?
— Томаш Янда! — немедленно отреагировал фон Нойрат. — Этот польский малефик уже более десяти лет ходит на свободе, числясь в наших списках — просто потому, что его патрон обеспечивал ему «крышу»! Так что мы не могли не среагировать, как только из особняка начался бег перепуганных слуг! Ну и заодно наложили арест на все бумаги и имущество в особняке. К счастью, Янда не успел сбежать и вообще был в состоянии, похожем на шок, когда его взяли…
— Шок, да, — Холторф поболтал ногами, потом присосался к принесенному кувшину с пивом, заставив вздрогнуть всех присутствующих.
— Макс-Экарт… — предупреждающе начал Шрётер, но тот прервал его, добивая вторую кварту.
— Пиво отличнейшее, в трактирах такое не подают. Таким и отравиться не жалко. Если вы, герр Трампедах, не против, я бы прихватил отсюда пару бочонков… для дополнительных исследований. Эй, Лука, подай-ка сюда господам ту субстанцию, пусть полюбуются…
Ассистент принес большой медный поднос, на котором возвышалась горка какого-то черного плотного вещества, смахивающего то ли на оплавленный осыпающийся камень, то ли на какой-то металл.
— Что это? — Шрётер предусмотрительно вытащил платок, обернул руку, тронув черный камень.
— Это то, что я извлек из брюха нашего покойника. Мне надо бы сделать пару тестов, но я уверен, что это — свинец, — медик вновь присосался к кувшину и опустошил еще не менее кварты, окончательно «добив» емкость. — Наш покойник изначально показался мне довольно тяжелым, когда его перетаскивали на стол, и теперь я понимаю, почему. Внутри него — около 200 фунтов свинца! Все жидкое содержимое желудка, вся кровь, вся желчь, вся лимфа — или превратились в свинец или начали такое превращение, пустив во узлы отростки свинцовых щупалец.
