— А ты, красотка Ши, когда-нибудь видела цикаду, которая петь не умеет?

Девица, если и растерялась, виду не подала, тут же обернулась к Му Цао и велела начать сначала.

Цзиньчан поднялся на сцену, взял бумагу со словами «Одинокой орхидеи» и стал рядом с Ши.

И кто бы мог подумать?! Девица запела, как соловей, но вступивший после нее Цзиньчан неожиданно оказался божеством вокала. Музыканты и Му Цао обернулись к нему и внимали в благоговейном молчании, играя и наслаждаясь магией пения. В его голосе слышались отголоски древних легенд, шепот ветров, доносившийся с вершин гор, и плеск волн, омывающих берега далёких морей. Они были зеркалом, отражающим душу, и ключом, открывающим двери самые сокровенных уголков человеческого сердца…

Ши Цзинлэ с уважением посмотрела на юношу. Петь с таким партнёром было удовольствием, и хоть теперь ей надо было подстраиваться под Цзиньчана, она смогла заставить свой голос слиться с его голосом и оттенить его. Едва пение смолкло, раздались аплодисменты. Хлопали актеры, музыканты и даже подмастерья! Мао Лисинь даже завизжала от восторга. Ошеломлённый Бяньфу тоже смотрел на Цзиньчана с удивлением. Он понятия не имел о таких его дарованиях!

Но в восторге были далеко не всё. Волком смотрел на невесть откуда взявшегося горлопана Исинь Чэнь, причем бесило его в этом парне всё: красота, стройность, рост, талант! Да кто он такой и откуда взялся? Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин тоже смотрели на нахала довольно пренебрежительно. Выскочка! Что он себе позволяет? Состязаться с самим Исинь Чэнем?

— Да, Цикада петь умеет, — охотно признала Ши Цзинлэ. — Ты талант, приятель. Хочешь выступать с нами?

Цзиньчан сделал вид, что сконфужен похвалами.

— Вы смущаете меня, красавица Ши. Но удовольствие петь с вами столь велико, что я просто не в силах отказаться, — не заставил себя долго упрашивать певец.

— Но он не успеет выучить все арии к премьере! — взвизгнул Исинь Чэнь.

— Не волнуйтесь, господин Исинь. Стоит мне раз услышать арию — и я легко повторю её, — успокоил его Цзиньчан, взбесив того ещё больше.

Прима приняла решение вводить нового актера в спектакль. Исинь опять пытался возражать, но его никто не слушал. Теперь актеры подлинно воодушевились и ожидали триумфа. Ведь с такими артистами им удастся увековечить свои имена в Гоцзысюэ по крайней мере на целый месяц! Попробовали репетировать сначала, звуки гуциня и флейты сплетались с мелодичными голосами. Теперь все понимали, что премьера обещала стать событием!

Обратно Цзиньчан и Бяньфу возвращались вместе. Бяньфу не переставал восхищаться пением Золотой Цикады, но тот быстро умерил его восторги.

— Всё это вздор. Я умышленно привлёк к себе внимание, чтобы кое-кого разозлить. Но на премьере, боюсь, быть беде, Бяньфу. Я не прошу тебя быть осторожнее, потому что тебе ничего не угрожает, но смотри в оба. Что-то непременно произойдёт.

Не противодействуй открыто силе врага,

Но ослабляй постепенно его опору.

Если надо что-либо уничтожить —

следует уничтожить источник.

— Это неправда, Цзиньчан, — уверенно возразил Бяньфу.

— Неправда? — удивился Цзиньчан. — Что неправда?

— Неправда, что ты привлёк к себе внимание труппы, чтобы разозлить Исинь Чэня! Плевать тебе на него было с Башни Диких гусей! Ты просто вытаскивал хворост из-под его котла! Ты пытался понравиться этой ужасной красотке Ши Цзинлэ! Ты просто влюбился в неё и стремился обратить на себя её внимание, поэтому и распустил перед ней хвост!

Цзиньчан остановился в растерянности.

— Ну, — помолчав с минуту, ответил он, — Это не так… точнее, не совсем так. Или совсем не так? Она, безусловно, умна и красива. С чего ты назвал её ужасной?

Бяньфу хмыкнул.

— Потому что она ведёт себя так, словно и не нуждается в мужчине рядом! Самовлюбленная, дерзкая, ни женской слабости, ни скромности! Она ужасна!

— Ну, скромной, серой и слабой может прикинуться только мышь, — рассмеялся Цзиньчан, — но если ты — феникс, то чего же скромницу-то из себя строить? Она просто честна, естественна и лишена лицемерия.

— Не уходи от ответа. Ты влюбился в неё, да?

Цзиньчан задумчиво почесал за ухом.

— Нет… не знаю… может быть.

— Не может быть, а точно. У тебя искры из глаз сыпались, когда ты пел с нею!

Цзиньчан только развёл руки в стороны.

— Ну, допустим, девица пришлась мне по душе. И что с того? Это ничего не меняет ни во мне, ни в нашем родстве и дружбе. Ничего это не меняет и в том, что происходит вокруг. При этом мои слова о том, что что-то непременно случится, основаны именно на том, что Ши сказала в гримерной Мао Лисинь. Оказывается Исинь Чэнь — племянник всесильного канцлера Ли Дэю! Не потому ли он в академии на особом положении, и считается красавцем и умницей? И ещё — он был женихом Лю Лэвэнь. Но не любил её, потому что у него со мной одинаковый вкус. Он тоже предпочел бы Ши, если бы сумел ей понравиться.

— Ты шутишь? — оторопел Бяньфу. — Не может быть! К нему же красавицы Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин липли, как пчелы к мёду! А он предпочёл Ши, которая ему ни одного доброго слова не сказала, да ещё со сцены его спихнула на старый тюфяк? Он сумасшедший?

Цзиньчан рассмеялся.

— Вовсе нет, Бяньфу. К таким женщинам, как Ши, сильным и одарённым, тяготеют два типа мужчин: столь же сильные, как и она сама, которые видят в ней достойную партнёршу, и слабые типы, вроде Исинь Чэня, которым кажется, что такая полноводная река, как Ши, вытянет утлое судёнышко их жизни к лучшим берегам. И нельзя сказать, что их надежды тщетны: если бы Исинь был немного умнее и даровитее, Ши могла бы полюбить его.

— А так ты надеешься перехватить её у него?

Цзиньчан опустил глаза в землю.

— Мне по душе эта девица, но говорить о чём-то большем пока не стоит.

— А Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин, по-твоему, девицы слабые и никчёмные? И Лю Лэвэнь была такой же?

Цзиньчан пожал плечами и криво усмехнулся.

— Не знаю, в этом я пока не разобрался. Я лишь вижу, что эти девушки либо не очень умны, либо старательно корчат из себя дурочек. И красоты я в них никакой не вижу. При этом Сюань Янцин была подругой Лю Лэвэнь. Но заметь, прошла всего неделя со дня смерти Лю, а девица уже весело смеется и откровенно кокетничает с женихом покойной и явно готова её заменить.

— Ты пристрастен….

— Возможно. Но сейчас меня гораздо больше интересует Мао Лисинь. Она отличная актриса, и ума у неё, похоже, больше чем у Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин вместе взятых. И ещё странность. Ты заметил? Если поставить всех девиц, что мы сегодня видели, вместе и добавить к ним погибшую Лю Лэвэнь, то получится, что… ну тут, наверное, я пристрастен, но первой красавицей я всё же назову Ши Цзинлэ, а вот второй уверенно нареку Мао Лисинь. Третье место отдам Сюань Янцин, пятое — Чжэнь Чанлэ, а на последнее поставлю Лю Лэвэнь. Однако Мао, умницы и красавицы, в этом списке вообще нет.

Бяньфу не согласился.

— Ну… это вкусовщина… Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин недурны.

— Правда? Ну, спорить не буду. Однако недурными девицами вся Чанъань забита. И ещё. Исинь Чэнь нигде не появляется без грима. Однако, — и тут, я думаю, ты будешь более беспристрастен, — он вовсе не красив, по крайней мере, он ничем не лучше всех остальных мужчин в труппе, а Линь Чжэн и Бао Сю так и красивей его на порядок. Так давай-ка зададимся вопросом: почему в Гоцзысюэ такие кривые критерии? При этом вспомним, кто эти четыре красавицы? Насколько я помню слова Ло Чжоу, Чжэнь Чанлэ — дочь начальника императорской канцелярии, Сюань Янцин — дочь сестры начальника имперского секретариата, Лю Лэвэнь была племянницей святого монаха Чжао Гуйчжэня, а Ши Цзинлэ — дочь начальника императорской охраны. Почему большинство из них недалёки, — понятно, ведь имея богатого папочку, легко вырасти глупышкой: тебе не надо ни о чём заботиться, думать, как выжить, и где найти пропитание. Ни врагов, ни опасностей. Из отцовского дома такие девицы сразу переезжают в дом тщательно отобранного любящей роднёй мужа. И там девице надо только родить ребёнка мужеского пола — о большем ей и задумываться незачем. Мозги таким девицам не нужны вовсе.