Цзиньчан стоял, пока экипаж не тронулся и вскоре не растаял в сумерках. Он не любил истеричных и вздорных женщин. Ненавидел лицемерных девиц, прикидывавшихся нежными цветами. Не терпел и глупышек, способных мертвым грузом висеть на плече у мужчины. Но Ши Цзинлэ не была ни истеричной, ни вздорной, ни лицемерной. Она отличалась редкой для женщины способностью анализировать риски и предлагать решения. В её спокойном взгляде не было и тени кокетства, лишь холодная логика и деловая хватка.

Цзиньчан оценил это. В его жизни не было места романтике, и Ши Цзинлэ смотрела на него равнодушно и бесстрастно. И именно эта сдержанность, эта внутренняя сила и пленила Цзиньчана. В мире интриг и предательств, где каждый норовил воткнуть тебе нож в спину, Ши Цзинлэ казалась женщиной, на которую можно положиться. Женщиной, которую стоило завоевать.

Впрочем, сейчас думать об этом не стоило.

Вернувшись в резиденцию Ван Шанси, он уединился в своей спальне, вынул из пояса киноварные шарики и замер, вращая их в руках. Он всё еще не понимал до конца природы оказавшихся у него «глаз Будды», как Ши Цзинлэ не понимала Дао, но с каждым днем его понимание ширилось.

По сути, этим камням он уже был обязан жизнью: именно они открыли ему опасность, таящуюся в победе на турнире. Он видел тело в зелёном одеянии, темноту и колодки на руках. Не на своих руках. Человека выводили из зала в колодках — вот и всё, что он видел. И это не было прошлым, и едва ли было будущим: ведь оно не осуществилось. Ему просто показали некую возможность того, что могло бы произойти. По сути, предупредили об опасности. И он сумел правильно понять предупреждение.

Но то, что реально произошло, было иным. Совсем иным, оно неожиданно вышло за пределы замкнутого мирка академии, открыв выход в те сферы, где решались судьбы умирающей империи, где легко было обогатиться и прославиться, равно и сгинуть без следа в водовороте чужих интриг, суть которых тебе была столь же ясна, как бесконечность Дао.

Золотая Цикада не был жаден. Он полагал, что, будучи наследником своего семейства, обеспечен до конца жизни. Слава тоже не прельщала его. Он знал, что победа на турнире только добавит ему зависти и дурных шёпотков за спиной. Выйдя из страшного детства и дурного отрочества, он больше всего ценил покой и преданных людей, от которых не пришлось бы ежедневно ждать подлости и удара в спину.

Сейчас он вращал в ладонях шары и вдруг заледенел. Он перестал думать, мысли остановились и точно осыпались прахом. Он снова увидел ту кромку будущего, заглядывать за которую было смертельно опасно.

________________________

[1] Стать козлом отпущения

[2] Траур по отцу, самый строгий.

Сам не применяй силы. Не разглашай и

не афишируй собственную вовлечённость.

Продвигай свои интересы посредством третьих лиц.

Обеспечь себе алиби.

На следующее утро вся Гоцзысюэ только и делала, что обсуждала два события: итоги турнира и гибель одной из первых красавиц Чанъани Лю Лэвэнь, причем первое событие немного померкло в свете второго. Обещанная самим Чжао Гуйчжэнем награда, которую мог получить каждый, кто обнаружит негодяя с отсеченным мизинцем левой руки, увлекала всех куда больше турнирной награды, которая уже досталась Фэну Цзиньчэну.

Впрочем, о турнире тоже судачили. Завистники, как всегда, шептались, что этот мерзкой Золотой Цикаде снова случайно повезло разбить соперников и получить драгоценный меч из лунного серебра, а если кто-то и готов был признать его успехи, то львиную долю заслуги в его победе всё равно приписывали великому Ван Шанси, в ученики к которому ничтожной Золотой Цикаде посчастливилось попасть. К вечеру Золотая Цикада, наслушавшись этих разговоров, попросил называть его не Фэном Цзиньчэном, а реинкарнацией Цай Шеня[1] и Чжао Гунмина[2] в одном лице.

Бяньфу же после турнира и убийства на пире Лю Лэвэнь чувствовал себе скверно. Он прекрасно понимал теперь, почему Цзиньчан заставил его сдаться, но само окончание турнира словно выбило почву у него из-под ног. Не к чему было стремиться. Нечего было желать. А гибель красавицы Лю Лэвэнь показала, насколько страшные вещи могут твориться рядом с ним, буквально в шаге, и насколько он, Бяньфу, был глуп и слеп, полагая, что на свете не существует ничего более значимого, чем воинская доблесть.

Теперь Бяньфу занимался куда менее усердно, хоть Ван Шанси, страшно гордый победой своих учеников, натаскивал их особенно старательно. Учитель добился от директора особых льгот для победителей: им предоставлялись лучшие возможности для совершенствования, им открыли доступ на Небесное озеро, куда допускались только лучшие. Но все это не вызывало энтузиазма у Бяньфу.

Цзиньчан заметил это.

— Ты охладел к тренировкам, Бяньфу. Расстроен чем-то? Тебя гложет то, что пришлось проиграть?

Бяньфу не согласился.

— Нет, я понял, что ты спас меня, но я просто не знаю, что теперь делать. Ну, выиграю я на следующем турнире, и что? Обо мне так же, как и о тебе сейчас, скажут, что это везение. И эта бедная девушка… Всё так страшно. Юная, полная жизни, она с улыбкой вышла встречать чемпиона, не зная, что через несколько секунд на её шее сомкнётся удавка. Кто этот негодяй? Ты сказал, что убийца учится здесь, и он не ошибся с жертвой, а убил именно ту, кого хотел. При этом ты уверен, что он не наёмник. Значит, он наверняка был знаком с Лю Лэвэнь!

— Да, но если ты внимательно слушал красотку Ши, причины убийства могут далеко выходить за пределы академии. Однако я понимаю тебя. Совершённое совсем рядом убийство, чья-то насильственно прерванная жизнь, всегда ломают привычный уклад жизни. Я тоже здорово выбит из колеи, братец. И я не исключаю, что убийство Лю Лэвэнь может и не иметь никакого отношения к делам при дворе.

— Но разве мы не сможем ничего сделать?

— Сложный вопрос. Думаю, кое-что можем. Нам можно осторожно собирать сведения и слухи о Лю Лэвэнь: ведь мы ничего о ней не знаем. Очень часто по личности убитого можно указать на убийцу, и чем больше мы будем знать о Лю, тем точнее сможем предположить, что же реально произошло.

— Но как нам вызнать это?

— Ничего нет проще. Сейчас мы — из-за турнира и убийства девушки — оказались в центре внимания. С завтрашнего дня, когда начнутся занятия, к тебе то и дело будут подходить с вопросами. Но что спрашивать про турнир? А вот нераскрытое убийство притягивает внимание публики. Не уклоняйся от разговоров, рассказывай о том, что случилось и даже сам наводи разговор на убийство: ведь ты там был. При этом ты не должен упоминать версии красотки Ши и гипотезы Ло Чжоу. Наведя разговор на гибель девушки, непременно интересуйся, что думает об этом твой собеседник, и внимательно слушай, но не афишируй свои интерес. Если встретишь того, кто знал её, ненавязчиво расспроси и всё запоминай. Так мы незаметно по крупинкам соберем её образ, и тогда нам проще будет понять, что случилось.

Бяньфу с готовностью кивнул. Его обрадовали слова Цзиньчана: теперь у него словно появлялось нужное дело, цель, которую нужно было достичь. Это позволяло не думать о тяжести и бессмысленности всего пережитого. Всё обретало смысл.

— Хорошо, я постараюсь. А что будешь делать ты?

— Я попробую незаметно выяснить что-то о тех людях, о которых упоминала красотка Ши. Генерал Су Юлинь, красавец Исинь Чэнь и Мао Линьюнь. Займусь сбором сведений и о подружках убитой. Первые красавицы на пиру были вместе, и к убийству они отношения иметь не могут, но все они варились в одном придворном котле и кое-что могут знать, даже сами не понимая, что что-то знают. Короче, пойдем путем накопления знаний. Но не будем запускать и практики. Ты слышал, что Ван Шанси выбил нам право закаляться на Небесном озере? Ты умеешь плавать?

— Да, конечно.

— Я тоже плаваю, как рыба. Так что пока — осторожно расследуем убийство, а через три дня — закаляемся на озере и делимся всем, что удастся вынюхать. Это имеет ещё и то преимущество, что там нас никто не подслушает.