— Хорошо.

— И ещё, Бяньфу, если о девице что дурное услышишь, рыцаря из себя не строй. Просто запоминай, кто именно и что сказал. И почаще строй из себя простачка, с уважением смотри на собеседника и задавай вопросы таким тоном, словно перед тобой гуру мудрости.

Бяньфу вздохнул.

— Боюсь, что я именно простачок и есть. Но попробую.

Но на самом деле Бяньфу оказался способным учеником. В последующие дни к нему действительно подходили и студенты его группы, и более старшие, и даже педагоги. Памятуя сказанное Цзиньчаном, Бяньфу строил из себя недотёпу, но неизменно интересовался мнением собеседника об убийстве. Цзиньчан же крутился между Ло Чжоу, Ван Шанси и деканом алхимиков Цзянь Цзуном, нагло напросившись на попойку последних. Даже поболтал с забежавшим на огонёк директором Сюй Хэйцзи.

Наконец оба направились на полной луне к Небесному озеру.

Небесное озеро было мечтой мечников. Его воды, кристально чистые и холодные, как лед, питались тающими вершинами далеких гор, где, по преданиям, обитали духи стихий. Берега озера окружали скалы, покрытые мхом и лишайниками, создавая ощущение уединенности и первозданной чистоты. Местные жители верили, что вода озера обладает магическими свойствами, способными закалить дух воина и его меч.

Согласно легенде, первый клинок, окунутый в эти воды, был выкован самим покровителем кузнецов, мастеров серебряных и золотых дел Лао-Цзы. И с тех пор каждый меч, прошедший здесь закалку, становился не только орудием войны, но и произведением искусства, а каждый воин — непобедимым. Бяньфу верил в это, Цзиньчан немного сомневался, но не спорил.

Ритуал закалки был сложным и требовал полной концентрации. Воин должен был медитировать на берегу, очищая свой разум от мирских забот, а затем медленно погружать клинок в ледяную воду, чувствуя, как магия озера проникает в сталь. Ну а после, если хватало сил, и самому мечнику надлежало омыться в водах озера.

Бяньфу старательно выполнил предписанный ритуал, Цзиньчан точно повторял его действия, потом оба окунулись в озеро, переплыли его и, наконец, уединились на камне посередине водоема.

Цзиньчан спросил.

— И что скажешь, Бяньфу? Много ли разузнал?

— Наговорили мне много, но если проанализировать все сказанное, то выйдет много повторов и переливания из пустого в порожнее, — пожаловался Бяньфу. — Но Хань Юлинь, тот, что мне на турнире проиграл, оказывается, знаком с ней был. Но ничего особенного он не рассказал, однако уверенно заявил, что Лэвэнь влюблена была в Исинь Чэня. Я не знал, что этот Исинь — студент нашей академии, на факультете словесности учится. Хань ещё сказал, что Лэвэнь играла на нескольких музыкальных инструментах и пела неплохо. А познакомилась она с ним, когда тот набирал актрис для своей труппы, но я не понял, для какой именно.

Цзиньчан кивнул.

— Я об этом знаю, Ло Чжоу рассказал. Исинь Чэнь организовал при факультете словесности небольшую труппу «Лунный сад», — в подражание известному «Грушевому саду» императора Сюаньцзуна. Они на праздниках исполняют танцы, песни и ставят небольшие спектакли. В составе их труппы — трое студентов факультета словесности — Му Цао, Бао Сю и Линь Чжэн, первые красавицы Чанъани, два студента факультета алхимии — Бай Цзян и Хэ Гунмин, и брат и сестра Мао с нашего факультета. На турнире они, пока участники переодевались и отдыхали, исполняли «Воинский танец» и спели «Доблесть солдата».

— А я не слышал…

Цзиньчан кивнул.

— Нам не до них было. При этом я видел самого Исинь Чэня и, честно говоря, растерялся. На репетициях в гриме он довольно красив, но когда смыл грим, превратился в серую мышь. Наверное, именно поэтому он всегда пудрится и подкрашивается. Выглядит противно, но что с него взять? Он и не воин. Но назвать его первым красавцем столицы? Кому это могло прийти в голову? Однако во время убийства не он был в приемной: пальцы у него на месте, я проверил. Что ты ещё разузнал?

— Чжэн Лихуэй и Мао Вэй, ученики Мин Цая, сами обсуждали убийство. Я просто рядом сидел и всё слышал. Чжэн сказал, что эту ничем не примечательную девицу красавицей провозгласили специально, чтобы угодить Чжао Гуйчжэню. И вот, мол, к чему это привело. А Мао Вэй добавил, что сама девица, после того, как была выбрана красавицей, совсем зазналась: с его сестрой, Мао Лисинь, она раньше дружила, а теперь нос от неё воротить начала. Как же, красавица! Однако после того, как Исинь её бездарной обозвал и другую ей предпочёл, она посмирней стала и со старыми знакомыми здороваться начала. Но тут в разговор вмешался учитель Мин Цай. Он приказал Чжэну и Мао немедленно заткнуться и не лезть в те сферы, где голову потерять можно. И оба сразу замолчали.

— Исинь её оскорбил? Не знал об этом. Но я не слышал, чтобы этот крашеный петух за кем-то ухаживал. А кто ещё что сказал?

— Ученики Лао Гуана Сунь Ши и Гао Фу тоже убийство обсуждали. Сунь её вертихвосткой обозвал, он полагает, что она, небось, пообещала кому-то благосклонность, да обманула. А тот, вспыльчивый, не стерпел обмана. Но кто бы мог подумать, что ее легкомысленное поведение обернется трагедией? Ведь в переулках столицы недаром шептались о ее многочисленных поклонниках, о богатых торговцах и влиятельных чиновниках, которым она дарила свое мимолетное внимание. Говорили также, что Лю Лэвэнь знала слишком много секретов двора. И, возможно, это и стало ее погибелью. Теперь она навеки замолчала. Кто же все-таки решился оборвать жизнь этой прекрасной, но беспечной девушки? И какие секреты она унесла с собой в могилу?

Цзиньчан рассмеялся.

— Не знал, что он такой красноречивый. Ему бы книги писать. А Гао что думает?

— Он предположил, что может всё быть куда прозаичнее: увидела девица что-то, чего видеть не должна была. Но он тоже сказал, что Лю, хоть и считалась скромной и целомудренной, кокетничала со всеми и всем глазки строила. А теперь, мол, когда её нет, кто научит нас высокой добродетели?

— Нахал… — насмешливо покачал головой Цзиньчан.

— А что узнал ты?

— Генерал Су Юлинь, молодой герой, недавно отразил удар вражеской конницы на границе. Пользуется большой популярностью у девиц в столице, и любая была бы счастлива выйти за него. Он подлинно знаком с Чжао Гуйчжэнем и, говорят, вёл с ним переговоры о браке. Но, судя по тому, что снова уехал на границу, ни о чём они не договорились. А Мао Линьюнь действительно в трауре и уже месяц в затворе. Мао Вэй, кстати, его брат в четвёртом колене. И сестрица Мао, Лисинь, ему тоже сестра. И она бывшая близкая подруга самой Лю Лэвэнь.

— Едва ли это имеет значение, — пожал плечами Бяньфу.

— Если бы мы знали, что имеет значение, а что — нет, так и вовсе не заморачивались бы. Однако есть одно обстоятельство, которое меня смутило. Я был на репетиции «Лунного сада» и поразился разнице лица Исинь Чэня, когда он был в гриме, а потом вышел без него.

— Но ты же сам сказал, что он не может быть убийцей, потому что у него все пальцы целы.

— Верно, но я не о нём. Я уже просил тебя вспомнить лицо убийцы. Да, там царил полумрак, он был в тени. Однако я очень четко помню его лицо. Но почему я так хорошо запомнил его в полутьме? Вчера вечером я сражался с Бо Миньюнем, причем нарочито позвал его в сумерках, когда и клинка-то толком не разглядеть было. Так вот: я почти не видел его лица. Черты стирались в движении! Я смотрел и на тебя, когда ты пёк пирожки учителю. Я только силуэт и видел. Но почему же тогда в полутемной прихожей, заставленной кадками и ширмами, я отчетливо разглядел лицо убийцы? Я даже кадык видел!

— Я тоже подумал, что для него проще всего было либо закрыть лицо шелковым платком, либо вымазать его сажей, но он не сделал ни того, ни другого. Так ты думаешь, он был накрашен?

Цзиньчан кивнул.

— Да, теперь думаю, а раз так, все приметы преступника летят к бесам! Мне показалось, что ему около тридцати, он невысок, имеет низкий лоб, широкое лицо и полные губы. Но стоит выделить белым скулы, а тёмным гримом лоб — и лицо приобретает совсем другие пропорции! Я сам в спальне на себе попробовал и сам себя не узнал в зеркале.