В этот момент что-то изменилось во взгляде профессора. Через маску холодной решимости проступило что-то почти... удовлетворенное? Будто он ждал именно такой реакции.
Антон ослабил хватку, внезапно осознав ловушку. Если он убьет Левченко в ярости, он подтвердит все страхи "Хранителей" о неконтролируемой агрессии эволюционировавших существ. Станет оружием в их пропаганде.
Но прежде чем он смог принять решение, раздался хриплый голос умирающего Нексуса:
— Антон... нет времени... должен... знать...
Телепат протянул дрожащую руку:
— Возьми... мою память... пока не поздно... Все, что я... узнал о нем...
Нексус предлагал тот же акт, что и Титан — добровольную передачу своей сущности, своих знаний через ментальное поглощение. В последние мгновения своей жизни он хотел, чтобы его опыт, его мудрость не были потеряны.
Антон колебался. Первая интеграция с Титаном уже изменила его, сделала более агрессивным, более склонным к силовым решениям. Что сделает с ним интеграция с Нексусом — существом совершенно иного типа, телепатом, чье сознание было настроено на совсем другие частоты?
— Делай... что должен, — прохрипел Нексус. — Спаси... колонию...
Времени на размышления не было. Антон опустился рядом с телепатом, все еще удерживая Левченко когтями второй руки. Волокна грибницы надежно сковывали профессора, не давая ему возможности бежать или использовать другое оружие.
Прикосновение к вискам Нексуса запустило процесс передачи — не насильственный, как с врагами, а добровольный, как с Титаном. Антон почувствовал, как сознание телепата перетекает в его собственное, принося с собой воспоминания, знания, способности.
И что-то еще — глубокое, фундаментальное понимание связи. Не просто телепатии как навыка, а связи как философии, как способа бытия. Нексус был существом, определявшим себя через отношения с другими, через понимание их мыслей, их эмоций, их сущности.
Этот опыт был полной противоположностью интеграции с Титаном. Вместо ярости и силы — понимание и связь. Вместо агрессии — эмпатия. Вместо разрушения — созидание.
И вместе с этими качествами пришло знание — полное, детальное понимание предательства Левченко. Нексус давно подозревал профессора, собирал доказательства его связи с "Хранителями", отслеживал его тайные коммуникации. В момент своей смерти телепат передал все это Антону.
Когда процесс завершился, тело Нексуса обмякло, а его глаза потухли окончательно. Но часть его жила теперь в Антоне, уравновешивая воинственный дух Титана мудростью и пониманием телепата.
Антон медленно поднялся, чувствуя, как его тело меняется, приспосабливаясь к новой интеграции. Его глаза, ранее янтарные с красными искрами, теперь приобрели фиолетовый оттенок Нексуса. По его коже пробегали странные узоры, похожие на нейронные сети.
Но самым значительным изменением было внутреннее. Ярость, клокотавшая в нем с момента гибели Титана, не исчезла полностью, но теперь уравновешивалась спокойной мудростью Нексуса. Две противоположные силы нашли баланс в его сознании.
Антон повернулся к Левченко, всё еще удерживаемому волокнами грибницы.
— Я знаю все, — тихо сказал он. — Ваши планы. Ваши контакты с "Хранителями". Сигнал, который вы собирались отправить, чтобы начать новую атаку на колонию.
Левченко больше не выглядел спокойным. Впервые на его лице отразился настоящий страх:
— Что ты собираешься делать?
Антон подошел ближе, его глаза светились тройным светом — янтарным от его собственной сущности, красным от Титана, фиолетовым от Нексуса.
— Не то, что вы ожидаете, профессор, — ответил он. — Не то, чего боятся "Хранители".
Он поднял руку, и волокна грибницы еще крепче обвились вокруг Левченко, почти полностью иммобилизуя его.
— Вы будете жить, — продолжил Антон. — Но не как участник нашего общества. Вы предали это право. И не как свободный агент "Хранителей". Вы потеряли это право, когда убили Нексуса.
Его пальцы трансформировались, приобретая форму тонких, почти хирургических инструментов — подобных тем, которыми он угрожал Кремневу, но теперь с новой, телепатической компонентой.
— Вы станете нашим источником информации о "Хранителях", — объяснил Антон. — Не по своей воле, но и не против нее. Я извлеку всю информацию, которой вы обладаете, все ваши контакты, все планы. А затем... — он сделал паузу.
— Ментальное извлечение и забвение, — выдохнул Левченко. — Это... это варварство! Насилие над сознанием! Именно то, чего всегда боялись "Хранители"!
— Нет, профессор, — покачал головой Антон. — Это милосердие...
Он начал процесс, одновременно более глубокий и более деликатный, чем обычное ментальное извлечение. С интегрированными способностями Нексуса.
Глава 22
Он начал процесс, одновременно более глубокий и более деликатный, чем обычное ментальное извлечение. С интегрированными способностями Нексуса, Антон мог теперь не просто изымать информацию, но и перестраивать саму структуру воспоминаний, если имелась нужда.
Но в этот момент по всей колонии раздался сигнал тревоги — пронзительный, вибрирующий звук, сопровождаемый красными вспышками аварийного освещения.
— Слишком поздно, — улыбнулся Левченко, несмотря на свое положение. — Вы думали, я не предусмотрел такую возможность? Сигнал уже отправлен. Автоматически, как только мои жизненные показатели изменились критически.
Антон отпрянул от профессора, его телепатические чувства, усиленные интеграцией с Нексусом, внезапно зафиксировали множество сигналов бедствия со всей колонии.
— Что ты сделал? — прорычал он, снова сжимая горло предателя.
— То, для чего меня готовили годами, — спокойно ответил Левченко, несмотря на сдавливающие его шею когти. — Последний протокол «Хранителей». Если агент компрометирован, уничтожить цель любой ценой.
Антон метнулся к коммуникационной панели на стене, активировав общую связь.
— Медицинский отсек! Доложить ситуацию!
Сквозь помехи донесся паникующий голос одного из медиков:
— Антон! Все пациенты... они... превращаются в жидкость! Противоядие! Оно мутировало в нечто...
Связь оборвалась. Антон повернулся к Левченко, его глаза полыхали яростью.
— Противоядие было троянским конем, — профессор больше не скрывал удовлетворения. — Замедленного действия. Активируется только при определенных условиях. Например, при моей смерти или пленении.
— И сколько его распространено по колонии? — голос Антона упал до угрожающего шепота.