Разведка доложила – без изменений.

На дежурство меня Лом, выслушав Ника, не поставил, как и весь день бегающую Сойку.

– Что с тобой? – спросили мы почти одновременно.

– Это такой странный почти талант, – начала Сойка, – я иногда могу похищать ощущения, так что твое необычное состояние может быть из-за меня.

– Поясни, что значит «иногда похищать ощущения».

– Это умела делать моя бабка по отцу. Она рассказывала, что пока я была маленькой, регулярно это делала. Ну и в осознанном возрасте это третий раз.

– А что, в школе твой талант не выявили?

– Нет.

– Похищать ощущения?

– Это не объясню, просто во мне появляется избыток силы, и я его пережигаю.

– Нога у меня болела дико прошлой ночью. Когда тебя гладил по голове, она проходила, так что ты забрала боль, это и мое состояние как-то объясняет.

– Да? Объяснишь?

– Ну, это не точно, боль сильно связана со страхом. А страх – это то, что нами управляет через восприятие действительности.

– Как очки допреальности? Я на Ерине была одно время управляющей подпольного вирт-салона.

– О! Скажи, зачем незаконный вирт-салон, когда полно законных? А на Марсе так вообще тебе за это еще и платить будут.

– Серьезно? За допвирт на Марсе платят?

– Когда служил в царском экспедиционном корпусе, во взводе огневой поддержки, наши бомбардиры учились в допвирте по полгода и получали за это жалование и контракт, срок контракта у них в это время шел.

– Ну дак это ЦЭК, – развеселилась девушка.

– Вот они рассказывали про тех, кто там работает и живет. В этом допвирте целый мир, ладно, не суть, вопрос – зачем незаконный салон?

– Забавно, как мы все об одном – о фильтрах.

– Хочешь сказать, в допвирте есть фильтры? Ладно, согласен, есть, а в незаконном их нет?

– Вся фишка салона в том, что как бы нет.

– Как бы?

– Ага, опричники нас не трогали, хотя точно знали.

– Откуда знаешь? – усомнился я.

– Меня туда устроил опричник.

– Хм, э…

– Нет, это я обсуждать не готова. – Сойка покачала головой. – Платили хорошо, работа не пыльная.

– А чего ушла?

– Владелец умер, а его дети решили поделить наследство и почему-то решили, что я вхожу в него. – Сойка возмущенно засопела.

– Так, мы говорим о том, что, убрав мою боль, ты сняла фильтры страха. И, видимо, из-за этого мои странные видения, о чем, кстати, я знаю как будто изнутри, а как это выглядело со стороны?

– Да почти нормально, ты отвечал чуть раньше, чем тебя спрашивали, как будто жил на секунду раньше.

– Значит, знают об этом ты и Ник?

– Лом – молодец, хоть и выглядит…

– Увальнем?

– Да, но беспокойство Ника срисовал и его причину, я ему свое поведение еще с утра прояснила.

– А мне что не прояснила?

– Ну, мой командир, есть же субординация, я доложила.

– Плохо устав свободного отряда ятори знаешь, боец! Уложение об иерархии. Как вернемся в крепость, выучить и доложить. – Я добавил в голос сталь и холод, но перед этим склонился к самому уху, короче, кроме хихикающего «Так точно, командир, будет исполнено» и тому подобного, ничего не было, на этом разговор и закончился.

Я прижал Сойку к стене, где-то в это время она отрубилась – все же за день вымоталась. Мне же, напротив, не спалось, вспоминал и старался повторить ощущения. Без результатов.

– Ум, мое сегодняшнее состояние можешь описать?

– Состояние неинформированности.

– Чего? Давай нормально, Ум.

– Входящий поток информации имел другую структуру, для меня он был не информативен. Но исходящая реакция адекватна.

– То есть сказать тебе нечего.

– Хозяин, задай вопрос и получишь ответ.

– Ладно, иди там этой синхронизацией занимайся. Значит, страх ограничивает. Снятие ограничения возможно, но, во-первых, зачем, во-вторых, тоже зачем.

– Предположу возможное уменьшение времени реагирования, – сказал Ум.

– Я вроде вопрос не задавал.

– Цитирую – зачем. Это вопросительное слово, имеющее цель выяснения причины, а также…

– Ум!

– Да, хозяин!

– Я понял, сейчас я буду рассуждать, слушай и не вмешивайся в процесс, потом укажешь на ошибки и дашь свои рекомендации и предложения, задачу понял?

– Понял, хозяин, готов к выполнению.

Если бы я мог его видеть, то, наверное, Ум бы сейчас сел за парту, сложил руки и уставился на меня. А я такой у доски отвечаю урок по общей теории мировоззрения. Так и уснул, глядя в ясные очи Ума, ожидающего моих размышлений. Вот он, наверное, удивился, как он там назвал – состояние неинформированности.

Чуть не проспал, вылетел из избы, когда Элиф уже спускался с дерева-великана.

Да, вспышка и луч. Но не прямо не вершине, сбоку.

Сойка с Элифом убежали в разные стороны, час туда, час обратно. Отряд занялся улучшением жилища.

– Мы вышли из графика, – заявил Ник, подойдя к нам. Мы с Ломом стояли на краю просеки.

– Графика с тридцатипроцентным запасом? – спросил Лом

– Реального времени, – ответил Ник.

– Если бы не волки в нулевую фазу, мы бы пошли через это, – я указал рукой на просеку, – но, как я понимаю, вероятность встретить там кого-нибудь не нулевая, – сообщил я.

– Это понятно, – отмахнулся Ник, – просто нам придется.

– Я согласен с Ником, нам придется пересечь просеку.

– Лом, Ник, если разведка не найдет лучшего места, сейчас готовьте отряд к переходу. Ник, залазь на дерево, составляй маршрут. Я пройдусь.

Прыгать с камешка на бревно, с бревнышка на бревнышко. Сто за час.

Результаты следующие: разведка – все так же, все та же просека. Ник – маршрута нет. Какие-то места с более-менее легким путем, они есть, но их не соединить.

– Лом! Разделяемся по парам. Сегодня переход на остров, если успеем, то дальше. Отдых каждый час. Контроль пространства и друг друга. Командуй!

Если бы я сам делил на пары… а так я в паре с Белкой. У меня выносливости больше, у Белки злобы с лихвой.

Еще, кроме всего прочего, снег и лед. Народ скользил, падал. Скорость упала еще ниже. И посему нам светило не успеть засветло дойти до острова. О чем Ник и сообщил.

– Прошли две трети, до острова еще час, но уже темнеет.

– Предлагаю расположиться здесь, завтра не задерживаясь на острове, пройти всю просеку – километр в сутки, кому расскажешь – засмеют. – Я пожал плечами. – Ладно, командуй привал, ночлег.

Спать, когда на лицо тебе падают снежинки – наверное, к этому можно привыкнуть. А вот к отсутствию костра рядом – вряд ли. Романтический ореол зимы меркнет, почти растворяясь в ночлеге на камнях. Но и второй день такой же. Разве что с надеждой на костер и снятую обувь. Горячую воду.

Как кусок льда тает в кружке, так и мы вокруг костра. Вторая избушка, что мы собрали с другой стороны просеки, – метр высотой, снегом занесена, но самое главное, тепло пробирается в кости и выгоняет холод.

А наутро пошел снег. Огромными снежинками в пол-ладони. Видимость нулевая. Для поддержания огня разобрали лежаки. На сутки снегопада хватило.

Потрескивание поленьев и скрип снега, оседающего под собственным весом. Все же в ходоки не просто так берут. Странные люди – сутки сидеть, молчать, смотреть в пламя огня. Я больше чем уверен, такая же тишина и в головах.

Вероятность, что мы все умрем в этом походе за два дня, выросла со среднестатистических пяти процентов до двадцати, и каждый индивидуально – до восьмидесяти.

Завтра, согласно расчетам Ника, начнется первая фаза нашествия. Зарождение начальника и строительство логова. Живность начнет собираться в мелкие стаи и в ближайшие дней десять избегать столкновения друг с другом – разные стаи или разные виды. Но, если зайти на ее территорию, атакует.

Что такое страх для этих людей? Я смотрел в лица и слушал биение их жизни.