— Как ваше здоровье? — спросила Лиза едва слышно.

— Бывало лучше.

— Как вы… — она замолчала. — Просто — как вы, ваша светлость? Это наш первый разговор с момента вашего возвращения.

— Бывало лучше, — повторил Демид. Он не смотрел на графиню — разглядывал её сжатые кулачки в ажурных перчатках. Казалось, подними он взгляд — и тут же наткнётся на её ответный, не удержанный вуалью, проницательный, укоризненный.

— Простите, что не попрощался тогда.

— Я была зла. И обижена, — сообщила дрожащим голосом.

Князь всё же посмотрел ей в лицо. Ошибся — вуали не пропускали ни чёрточки: глухая стена, сокрывшая от Демида все чувства Лизы.

— А сейчас?

— Сейчас — нет.

— Отчего же? Я не подходил к вам всё это время…

— У вас, полагаю, были на то веские причины.

— Вы слишком добры.

— Отнюдь.

— И не спорьте, — Демид вымученно улыбнулся. В душе разгорался пожар — им овладели чувства, жажда действовать, но как действовать? — он не мог разобрать. Оттого просто стоял, напряжённый, едва дышал. — Так вы не злы на меня больше?

— Нет. Я благодарна.

— За что же?

— Что вернулись живым.

Сердце Демида замерло. Он — давно уже не юнец, ощутил, как краснеет от её прямого, честного ответа. Что бы значили её слова? Он ей дорог? С чего бы ей ждать его живым?

— Вы были в плену? — решил о сменить тему.

— Нет.

— Я слышал иное…

— В плену — я не была. А то, что было — пленом назвать нельзя. А вы? Были в плену?

— Что же… ответ такой же, — Демид вдруг улыбнулся — впервые за долгое время искренне. — Для плена — слишком праздные деньки.

— Не всем так везёт.

— Не всем, — кивнул Демид. — Расскажете про ваш «не плен»?

— Возможно однажды, — по голосу было слышно — она улыбнулась. — Я рада, что вы подошли.

Очередное обезоруживающее признание, и снова огонь лизнул внутренности Демида.

— Лизавета Владимировна, я должен признаться… — вдруг заговорил Демид — быстро, отрывисто, словно боялся передумать. — Я уехал вовсе не воевать… То есть воевать — конечно! Зачем же иначе отправляются на фронт? Но без жажды! — Демид опустил голову, пытаясь подобрать слова. Он почувствовал себя последним идиотом — так глупо звучали его бормотания. — Я… Я просто хотел убраться отсюда, и не нашёл ничего лучше. Но я не врал вам!

— В чём же вы не врали? — тихо, едва слышно.

— Сейчас я лучше понимаю вас — ваши мысли, вашу мораль, но и в прошлом — уже разделял. Вы совершенно правы — во всём этом нет чести. Я уехал, понимая эту данность, уже не будучи слепым идеалистом, лишь ослом, что шагает по проторенной дорожке, кругами — без цели.

— Не говорите так…

— Но это правда! Осёл и есть! — Демид с такой силой сжал кулаки, что захрустели перчатки. Трость, повисшая на кисти, нервно стукнула по ножке стола. — Я был излишне опрометчив! Мои поступки… возможно, Господь наказал меня ранением, а может — наградил, ведь так я больше не смогу вернуться на фронт — даже если вновь ослепну, вновь воспылаю этой идеей… Нет-нет, отныне — нет. Я всё пересмотрел. Я понял! И я…

— Ваша светлость, — прервала его Лиза. Он казался излишне обеспокоенным, путался в словах и мог ещё многое наговорить, но — не место. Пусть вокруг каждый занят собой, но подобные признания и в это время — они могут выйти боком. — Я рада… Вы и представить не можете, как дороги мне ваши слова.

Они замолчали, смотря друг на друга. Резкое сожаление накрыло Демида с головой — и зачем он это всё рассказал? Разве не собирался он держаться на расстоянии? Оставить всё, как есть — пусть даже она бы ненавидела его?

Не сдержался. Ему претила мысль, что Лиза может думать о нём плохо. И что теперь? Лишь снова выставил себя идиотом! И встревожил её ни в чём не повинное сердце…

— Что же… мне пора. Я задержался с вами излишне — пойдут пересуды, — он перехватил трость, опёрся на неё.

— Мне больше нет дела до пересудов. Путь говорят, что вздумают — я тоже изменилась за время вашего отсутствия. Я бы хотела, чтобы вы остались.

— И всё же мне пора.

Демид видел — его настойчивость ранила Лизу. Будто бы ему неприятно её общество…

— Не поймите меня неправильно…

— Я всё понимаю, — тихо проговорила графиня и присела в реверансе. — До свидания, ваша светлость.

— До свидания, Лизавета Владимировна.

Демид развернулся и поспешил прочь из зала — неловкость и стыд душили, хотелось прогуляться на свежем воздухе.

Санкт-Петербург

Илья не мог не заметить изменений в поведении сестры. Странности отмечались им ещё в первый день, когда он обмолвился об отцовском письме. Взгляд Лизы в тот момент переменился, глаза заблестели, на щеках появился очевидный румянец, о котором она — пытаясь сохранить невозмутимый вид — не имела ни малейшего понятия.

Илья знал подобное поведение — он наблюдал его не раз. Поведение влюблённой женщины при упоминании предмета её воздыханий. Он много путешествовал, видел разные традиции, разное воспитание и менталитет, но именно это в женщинах оставалось неизменным — влюблённые, они выглядели совершенно по-другому.

Случившемуся открытию Илья был далеко не рад. Конечно, он понимал, что всякой женщине следует завести семью — как и всякому мужчине, но почему его сестре?.. Да, мысли вздорные, даже абсурдные… И всё же… Определённо, он не желал Лизе брак, начатый с любви. Любовь затмевает разум, а супруга следует выбирать расчетливо, с полагающейся всякой женщине долей меркантильности и даже цинизма. Разум выберет хорошую кандидатуру, а сердце — со временем полюбит. Такие браки крепче и в них меньше боли. Илья не хотел для Лизы страданий.

И всё же у Господа были иные планы. Он уже определил для Лизы разбитое сердце, слёзы, и Илье оставалось смириться, только со стороны наблюдая, как сестра проходит выпавшее на её долю испытание.

Впрочем, Илье не казалось, что Лиза его проходит. Ему виделось как раз обратное и определённо — в его представлении — ей требовалась помощь. За воздыхателями сестры Илья следил пристально. Кто же тот самый, из-за которого она плачет по ночам?

Безруков вызвал у него не то, что удивление — изумление! Илья даже на секунду поверил, что этот лощёный юнец — выбор Лизы! Лизы, которая верхом рассекала по кавказским лесам с горским кинжалом наперевес! Лизы, которая терпеть не могла вычурность, жеманность, надушенность! И этот?..

Не он. Сказать, что эта данность позволила Илье немного выдохнуть — ничего не сказать. Он успел представить все те проблемы, которые могут возникнуть, будь у Лизы с Безруковым отношения. Кому-то столь слабому, ненадёжному, манерному…

Илья так и ждал неподалёку, когда Лиза, отказав Безрукову, убежала. Несостоявшийся жених, впрочем, быстро взял себя в руки, отчего Илья невольно почувствовал к нему уважение.

— Прошу простить за этот инцидент, — Безруков сам подошёл к нему. — Полагаю, вы всё слышали. Надеюсь, вы не будете против нашего дальнейшего с Лизаветой Владимировной общения? Как видите, во мне она не заинтересована.

— Кого она должна «забыть»? — Илья выцепил из всего услышанного самое неясное.

— Это не то, что стоит обсуждать мужчинам. Оставим даме её личное.

Илья прищурился. Виктор Викторович Безруков в этот момент не показался ему изнеженным хлыщом — нет, отнюдь — молодым мужчиной, стойко переживающим собственную драму. Взгляд его, обычно излишне весёлый, сейчас больше походил на спокойный омут — Илье даже стало неловко от сложившихся ассоциаций. Он словно бы засмотрелся на мужчину, но мог себя оправдать: как разительны были перемены — завораживающе!

— Разрешите спросить вас об услуге? — не дожидаясь ответа, Безруков протянул Илье шкатулку. — Передадите ей?

— Нет. Она всё равно не примет — даже не пытайтесь. Принимать подарки — не в её характере.

Безруков поджал губы, словно бы хотел что-то сказать, но сдержался. Убрал шкатулку обратно в карман.