— Не спится?
Злата вздохнула и легла на бок, глаза прикрыв.
— Спи спокойно, — напутствовал молодец. — Я отгоню и зверя лесного, и тварей кровожадных.
«А кто отгонит тебя?» — подумала Злата.
— Сама доверила до замка тебя вести, — прошептал Кощег. — А я слово дал.
«Сейчас дал, а там и обратно взял», — пришла на ум очередная мысль. Однако заснула в этот раз Злата легко, без сновидений: как в черный омут с головой ухнула.
На рассвете разбудил ее Кощег, наскоро позавтракав, отправились в путь. Солнце встало, пригрело, лучи падали сквозь кроны тонкими лучиками. Злате казалось — золотой дождь на траву проливается.
Тропинки под ногами не было, шел Кощег через лес то ли одному ему известным путем, то ли вообще по наитию. И нет-нет, а закрадывались в голову Златы сомнения. Ведь он однажды уже в трясине завяз, как бы и сейчас не завел невесть куда. Вспомнились и вчерашние опасения. Кощег известно чей слуга, а Кощею безразличны законы человеческие. Что ему честь или бесчестие, обманет — лишь порадуется.
Внезапно стих ветер, птицы в кронах умолкли будто по неслышимому приказу.
«Ну точно завел», — подумала Злата.
Кощег застыл на полушаге, руку поднял, чтобы остановилась и она, медленно и плавно развернулся на каблуках и потянул из ножен саблю: длинную, загнутую. Такими басурмане сражались. Владению этим оружием и Злату обучить собирались, но Путята не дал, сказал: «не для руки русской оно создано».
Злата вцепилась в рукоять своего меча. Показалось, Кощег хочет на нее броситься. Тот же приложил указательный палец к губам, требуя молчать. Злата просьбу исполнила, начала про себя вести счет времени. Вот сорок мигов миновало, еще и еще. Надоело стоять без движения. К тому же птицы снова запели, ветер, поднявшись, растрепал волосы.
— Не наскучило? — спросила Злата.
— Что именно?
— Изображать моего защитника? Ведь нет здесь никого опасного, — ответила она.
— Да? — Кощег хмыкнул. — А кто же тебя морочит, душа-девица? Я впереди иду, чувствую жар, каким ты опаляешь мне спину после каждого взгляда.
— И в мыслях не было. Сдался ты мне…
— А взгляд твой об ином говорит, — настаивал Кощег. — И чувствую, не ты сама вдруг возненавидеть меня решила.
— Ненавидеть? Вот уж делать мне нечего!
— Иное дело заподозрить в подлости, — сказал Кощег и пристально взглянул ей в глаза. — Ведь ты меня знать не знаешь. Приехал, всю жизнь порушил. Теперь вот веду незнамо куда, как заведу на погибель, порадуюсь. Так думаешь? Признавайся!
Злата меч все-таки вытащила. Вновь острие в сторону Кощега указало.
— Думаешь, я слово дал, я и обратно взял? — с неожиданно скользнувшей в голос горечью произнес он.
— А коли и так? — спросила Злата. — Можно подумать, не все равно тебе.
Ничего Кощег не ответил, лишь нахмурился.
— Ты — вестник Кощея, — сказала Злата. — Хозяину в рот заглядываешь. Принадлежишь ему телом и душой. А Кощей подлец известный.
— Неужели?.. Это когда ж он сподличал?
— Скажешь, сестер он по доброте душевной выкрасть грозился⁈ — Злата рассмеялась.
— Отмщение то царю Горону.
— А раз собрался мстить царю, так ему бы и мстил! — выкрикнула Злата то, что давно на душе копилось. — Поделом досталось бы клеветнику и пьянице! А сестрам моим за что⁈ Кому они зло причинили⁈
По лицу Кощега прошла тень, но вовсе не ярости, а… замешательства? Растерянности? Казалось, он сильно удивился.
— Они, может, и не делали зла… — начал он, осторожно подбирая слова.
— Тогда кто же Кощей таков как не подлец раз безвинных за чужое зло наказывает⁈ — победно вопросила Злата.
Кощег в лице переменился, сильнее сжал рукоять сабли половецкой и кинулся вперед — на Злату. Та отскочила в последний миг, мечом взмахнула, но попала или нет понять не смогла. Кощег мимо нее промчался, заставив назад обернуться. Лишь тогда увидала Злата, к кому молодец бросился.
Позади нее всего-то в пяти шагах вырастал из травы огромный сизый слизень. Мутно-прозрачное тело в шипах и пупырышках подергивалось, между огромных рогов пробегали розовые молнии. Глаз у него, казалось, не имелось, зато была пасть, полная острых зубов-игл.
Кощег подскочил, взмахнул саблей, прочертил ее концом зигзаг по телу чудища, и тотчас повалился в траву, сбитый с ног мгновенно отросшим щупальцем. Слизень стал раздуваться, а затем выплюнул комок отвратительной грязно-розовой жижи в зеленых и красноватых прожилках. Кощег едва успел откатиться в сторону. Плюхнувшись на землю, растекся ком масляной лужицей. Травинки вокруг вмиг зачахли, пожелтели и ссохлись.
— Берегись!
Злата не нуждалась в предупреждении. Видела, как поворачивается в ее сторону слизень, как набухает, раздувается его тело. Только вместо того, чтобы бежать под прикрытие ближайших деревьев или ждать, когда в нее ком полетит и увернуться, она наоборот, кинулась к чудищу, рубанула склизкое тело мечом и отскочила. Слизень мигом сдулся, на траву из раны выпало несколько желчно-розовых ошметков. Тотчас Кощег подскочил, ударил наотмашь, отсек отросшее щупальце. Злата ждать не стала, снова ранила чудище. Кощег, внезапно оказавшись рядом, ухватил ее за локоть, оттащил. И очень вовремя, к ногам Златы рухнуло никак не меньше бочки едкой слизи. От нее не только трава сохла, камни раскалывались и осыпались песком.
— Лучше стреляй! — крикнул Кощег, отталкивая ее подальше.
«Вот же… — обругала себя последними словами Злата. — Как могла я о луке забыть да о колчане со стрелами?»
Бросилась она к оброненным вещам, схватила любимое оружие и выпустила в чудище одну за другой пять стрел да необычных, а заговоренных. Легли они ровнехонько, утопли в теле слизня и засветились, задымились. Взревело чудище, принялось щупальца отращивать, себя ими бить и ранить, стараясь острия вынуть. Злата же не останавливалась, стреляла еще и еще. Кощег не отставал, подскакивал к слизню, нанося удары один за другим. Влез на ближайшее дерево, с ветки на ветку перемахивая ловчее любой белки, добрался до нужного сука, перегнулся да обрушил удар сабли на рога чудища.
Заверещало то, в цвете изменилось. Был слизень сизым, стал коричневым в крапинку лазоревую. Заметался он разросся ввысь, Кощег едва успел на землю спрыгнуть и к Злате отбежать, остановился между ней и чудищем. Только то не спешило нападать больше. Достигнув макушек ближайших деревьев, оно опало на землю и то ли пропало, то ли истаяло.
— Как и не было.
Кощег воткнул саблю в землю, сам оперся на нее, плечи устало опустив.
— Это как?.. — не поняла Злата.
— Дурман, — ответил Кощег, тяжело и с присвистом дыша. — Непростая здесь земля, душа-девица, старым злом с кровью и колдовством напоенная. Рождает она туманы и мороки, да не простые, а воплощенные. Умеют они мысли путать и страхи из разума вытаскивать. От таких легко не отмахнешься, они сами кого-хочешь заберут… ну, хотя бы попытаются.
Говорил он, не поворачиваясь полностью, только чуть в сторону Златы обернувшись.
— Ты прости меня, — повинилась Злата. — Запутал меня морок.
— Он лишь усилил то, о чем ты и без него думала. Злостью твоей напитывался и раззадоривал посильнее, как в силах себя почувствовал воплотился, — прошептал он и закашлялся, схватившись за бок.
Злата кинулась к нему, но ничего сделать не успела. Кощег попытался выпрямиться, но пошатнулся, а затем повалился наземь.
— Что с тобой?..
Тишина была Злате ответом. Она ухватила его за плечи перевернула и вскрикнула. На черной одежде крови незаметно, просто мокро, а как провела Злата по боку Кощега, глянула, вся ладонь алым окрасилась. А хуже всего было то, что вовсе не чудище ранило его, не острая ветка бок пропорола, а сама Злата, когда думала, будто Кощег на нее нападает.
— Очнись…
Злата прильнула ухом к его груди, но не услышала биения сердца, достала из колчана стрелу, поднесла острием к носу Кощега и выдохнула с облегчением, увидев на ровном отполированном металле испарину. Значит, он дышал, пусть и едва-едва. Но как же дальше быть?