За несколько недель инкуб провёл полноценную рабскую привязку с Алинаэль и Сиреной, подобную той, что висела на Ариэль. С приёмной ученицей Каэларин расстался до смешного легко.

И сейчас Люпин хладнокровно рассчитывал следующий шаг. Ритуал, что подкинул Каэларин, лёг как недостающий пазл на наброски Люпина. Вот только количество ресурсов, особенно редких, могло быть скомпенсировано только душами достаточно сильных разумных, и чем сильнее они будут, тем лучше для Люпина. Осложнялось это лишь тем, что на заклание нужно привести шестерых, по паре в день, на протяжении трёх дней.

Основные жертвы уже были обозначены, да и резонёр, который будет отравлен в храме, тоже был подобран. Ныне не хватало лишь двух вещей — последователей, которые будут укоренять влияние демона, и собственно подготовленных жертв.

Собственно, сейчас Люпин и Миратиэль, как следует успокоенная хозяином, шли к первой паре.

Риск был высок. Илинтриэль была ветераном, имела сильную связь с духами, а её муж — воин столь искусный, что прямому их конфликту с инкубом придёт конец за дюжину секунд.

Люпин, скорее всего, не умрёт, а просто вернётся к Консэтис, но, во-первых, ему понадобится ещё один якорь, а во-вторых, если он провалится, то недовольна будет сама его мать.

Одевшись как подобает, они отправились в гости.

В холодных лучах зимней луны Люпин понял одну вещь, что может его выдать. Кожа Миратиэль всего на тон, но стала розовее. Он был уверен в этом ещё и потому, что имел чёткое понимание количества влитого в неё хаоса, и в его зрении душ паутина нитей фиолетового цвета охватывала выхолощенную душу эльфийки обжигающим саваном.

Поняв эту деталь, пара тревожных мыслей засела у задней стенки черепа демона.

Если его последователей станет больше, то кому-то вполне может прийти в голову проверить всех слегка розоватых на порчу хаоса. Значит, стоит это делать медленно и создать обратную ситуацию, где уже его последователей станет значимо больше всех остальных.

— Что такое демон? Геморройно делать сложные планы? — ехидно заметил Тенебрис.

— Угу... Не то слово. Я уже что-то сомневаюсь, что стоит как-то становиться главой какого-то государства там, и хочу прибить ту версию себя, что заключала контракт с Каэларином.

— Ну-ну... А это ты ещё с бюрократией не знаком. Там вот реально проще совершить акт реинкарнации, чем это всё разгребать.

— Клянусь задницей Консэтис, найму возьму тридцать образованных рабов и заставлю их работать на этих должностях.

— И отдашь всю власть им, по сути это работает так. Слабая мокрица имеет власть побольше короля, исключительно из-за того, что подписывает документы.

— Хмм... Тогда надо придумать, как их подсадить на милость Слаанеш. Тем самым я буду властью не физической, а религиозной.

— Хм... Теократия? Звучит интересно. Хм... Теперь мне понятно даже, зачем золотые и серебряные драконы так много дают теократии...

— Так, а эти где?

— Сложнее рассказать, чем увидеть.

Слабая боль ворвалась в разум Люпина, а в следующий момент он узрел картину.

Огромное горное плато, что было срезано волей драконьего конклава и поднято в небеса. Ряд картин, как драконы от древних до самых молодых созывали смертных. Религиозные войны, падения старых идолов и рождение новых героев и богов, а после на корнях вырванных гор стали расти храмы, дома, заводились поля из привезённой земли, вырывались искусственные реки и водоёмы. И наконец, картинка дрогнула и придвинулась, показав размер тех драконов, что держали такое величественное сооружение на своих плечах. Три огромные туши, что были больше человека в десять-одиннадцать раз, изукрашенные чешуйками серебряного, золотого или медного цвета. Приблизившись к их чешуе, взор Люпина узрел то, что каждая из чешуек, от самой большой до самой ничтожной, была произведением искусства, на которое было затрачено по несколько лет смертного художника, трудящегося в благоговейном трепете.

А после он узрел следующую картину. В глубине перевёрнутых гор жили, умирали и снова рождались тысячи смертных, что трудились изо дня в день для своих владык, самоотверженно, и единственное, что они им давали, — свой божественный лик.

— Так... Допустим. Но я уверен, и у них не всё хорошо. Верно?

— Угу. Точно такой же голод, хотя и несколько по другой причине. У них под боком вызрело несколько культов, которые были сочтены безобидными, а после эти культы начали мутить воду и развязали гражданскую войну на очень маленьком пятачке земли. За долгое время существования града в небесах его владыки пустили яркое белое пламя в искусственные аркологии. Вот только разрушения отлаженного механизма воспроизведения служителей не могло возместить то количество жизней, что было потеряно так быстро, да ещё и на их голову из-за кучи трупов снизошла чума, да не простая, а магическая. В результате мерзости умершие, но продолжавшие двигаться, сократили ещё некоторое количество служителей в этом огромном, невозможном по масштабам городе. Ну и сейчас количество драконов, что живут там, уменьшилось, так как молодняк отправили собирать последователей на остров по правилам, что были установлены иерархами их гнёзд, а люди как жили в труде и служении, так и продолжают, но уже не так сыто, не так тепло, и в общем не очень-то веря теперь в то, что их владыки такие уж добрые.

— Надо будет туда слетать, наверное.

— Ну... Туда лучше без приглашения не прилетать или без сопровождения одного из металлических драконов. В лучшем случае тебя развернут при подлёте, или ты не сможешь найти путь, так как траектория полёта этого города непостоянная.

— Ваш мир удивителен, старик.

— Слабо надеюсь, что ты его не начнёшь разрушать, демон, но сомневаюсь, что твоя натура тебе такое позволит.

Так, в разговорах они наконец дошли до дома хозяев, к которым были приглашены.

Несмотря на значимость семейства, что породило не одного достойного воина и несколько десятков хороших друидов и паладинов, клан Илинтриэль стоял особняком от всех на самом краю деревни, да ещё и в некотором отдалении.

Оттого идти к ним было несколько дольше и холоднее, чем того бы хотелось в столь холодную зимнюю пору.

Огромное древо, искусственно выращенное в форме ещё большего дома, чем у них, сочетало в себе обломки мечей, копий и доспехов. Странная традиция сжигать своих умерших, а их предавшую амуницию выплавлять в древо, за тысячу лет превратила обычное дерево в железное древо, что будто бы кровоточило издали, но на деле банально ржавело от верху к низу. В памяти, украденной у Гэлиона, осталась картинка того, как это дерево краснеет осенью.

Величественное, высокое, не хвойное, как у всех. Действительно великая работа мастеров-друидов, достойная зваться шедевром магии природы.

— Здравствуйте, леди Илинтриэль.