В комнате горел камин. Кэролайн вошла крадучись, уже не будучи уверена, что лорд Эдвин ей что-то должен. Она вторглась на его территорию, и теперь жалела об этом. Если уйти незаметно, не разбудив его, то, возможно, она сможет заснуть, как только гроза окончится, а пока пойти куда-нибудь, где гром не так слышно. В этот момент гром шарахнул так, что Кэролайн вскрикнула, села на корточки и закрыла голову руками.

— Леди Кэролайн? — раздался тихий голос.

Она подскочила, и тут же увидела лорда Эдвина. Он сидел в кресле перед огнем, а теперь повернул голову и смотрел на нее без всякого удивления. Лицо его ничего не выражало. Совсем ничего.

— Я... — Кэрри попятилась, — я прошу прощения... я не хотела...

— Вы боитесь грозы? — спросил он.

Она кивнула.

— Да... да!

— Почему тогда вы пришли ко мне?

Вопрос застал Кэрри врасплох. Она стояла, хлопая глазами, и не знала, что ей отвечать.

— Идите к вашей тетке, леди Кэролайн, — проговорил лорд Эдвин, — она через три комнаты от моей спальни. Я уверен, что вы ошиблись дверью.

Кэролайн сделала шаг вперед. В груди ее рос огромный ком ненависти. Такой же огромный, какой была любовь Эмили к этому каменному истукану, по ошибке наделенному умением говорить.

— Вы мой муж, лорд Эдвин! — сказала она, — вы обещали в горе и радости! Вы... я ждала вас, но вы не пришли! Вы...

Лорд Эдвин встал. Кэролайн почувствовала себя маленьким ребенком перед отцом и стушевалась. Теперь ей хотелось убежать, спрятаться уже от него, и даже удар грома испугал ее меньше, чем бесстрастные черты ее мужа.

— Не путайте, леди Кэролайн, — произнес он после недолгого молчания, — я исполнил свой долг по договору. Если вы рассчитывали на что-то большее, то это ваше заблуждение, и я не давал к этому повода.

Она отступила. Губы ее задрожали, а глаза наполнились слезами.

— Я... вы... -прошептала она, а потом слезы покатились по ее щекам, — так брак не настоящий? Вы не...

Лорд Эдвин нахмурился, потом достал платок и протянул его Кэрри.

— Миледи, избавьте меня от мелодрамы, — сказал он, — брак настоящий, и все убедились в этом. Но муж и жена не обязаны тревожить друг друга по пустякам. Поэтому, леди Кэролайн, настоятельно прошу вас поискать сочувствия у вашей тетки. Я в последнее время не в состоянии испытывать эмоции или утирать слезы юным девам.

Он развернулся, подошел к камину, взял кочергу и поворошил угли. Кэрри смотрела на его фигуру, стройную, высокую, осененную языками пламени.

— Будьте вы прокляты, лорд Эдвин! — сказала она звонко, — ненавижу вас!

Он резко обернулся.

— Я и так проклят, миледи. Так что оставьте свою ненависть при себе. Меня она интересует очень мало.

— А меня она как раз интересует! — Кэрри вдруг осмелела и сделала три шага к нему, — вы каменный истукан, лишенный сердца! Как только Эмили могла любить вас!

Лорд Эдвин обернулся к ней. Языки пламени ярко осветили его изменившееся лицо. Он сжал кочергу, губы его дрогнули, потом сжались в тонкую нить, а жевалки заходили, будто он стиснул зубы. Кэрри поняла, что задела его за живое, и ужасно испугалась. Она отступила, запуталась в сорочке и упала, попыталась отползти, но лорд Эдвин надвигался на нее с кочергой наперевес. Кэрри закричала, загораживаясь руками.

— Убирайся вон! — прорычал лорд Эдвин, схватил ее за руку и заставил подняться, — и не смей своими погаными губами произносить имя Эмили!

Кэролайн сжалась, понимая, что одно движение, и она мертва. Но лорд Эдвин поволок ее к двери, вышвырнул в коридор так, что она упала на паркет, сильно ударившись головой.

— Вам запрещен вход в мои покои, миледи, — сказал он, потом затворил дверь и Кэрри услышала, как он закрывает ее на замок.

Она встала, прижимая руку ко лбу. Потом прижалась ударенным местом к холодному стеклу, за которым бушевала гроза.

Странно, думала она, не скрывая слез, странно. Оказывается есть вещи пострашнее грозы.

Если еще недавно Кэрри считала, что нет ничего хуже, чем целыми днями развлекать гостей и делать вид, что рада видеть своего новоявленного супруга, танцевать с ним, сидеть рядом во время трапез, отвечать на его вопросы, и непрерывно улыбаться, до боли в зубах, то с отъездом последнего гостя она убедилась в том, как глубоко заблуждалась.

Проводив гостей, Кэролайн вернулась в гостиную. Она с облегчением вздохнула, села на софу и стала смотреть в окно. Усталость от бесконечных разговоров и постоянного лицемерия, казалось, давила ей на плечи. Она завернулась в плед, и подтянула ноги, не желая абсолютно ничего, счастливая, что наконец-то осталась одна.

Впрочем, одиночеством Кэрри наслаждалась только первые несколько часов. Привыкшая к большой семье и дружеской обстановке, вскоре она снова ощутила себя маленькой девочкой в огромной зале. Она приказала принести себе чаю и пирожных и с аппетитом съела одно. Жаль, что Сьюзан еще мала и не может составить ей компанию. Кэрри осмотрелась. Огромный дом подавлял ее, огромная зала, с затянутыми золотистым шелком стенами, картинами в массивных рамах, казалась ей золотой клеткой. Вышколенные слуги скользили, словно призраки по дорогим коврам, и ничем не походили на добрых служанок миссис Линг, которые были девочкам скорее нянями, чем прислугой. Лакеи молча открывали двери, убирали посуду, вносили подсвечники и казались ей скорее предметами мебели, чем людьми. Она даже не была уверена, что они умеют говорить что-то более, чем “да, мэм” и “слушаюсь, мэм”. Горничные так же тихо скользили по дому, стараясь не попадаться миледи на глаза, и Кэрри не знала, сколько их и не могла различить в лицо. Экономка, вызванная ею наутро, пришла с большой амбарной книгой и стала зачитывать Кэрри смету расходов и меню на две недели вперед, спрашивая обо всем ее мнение, чем привела бедную хозяйку в полный ужас. После двух часов подобных разговоров, Кэрри поняла, что никогда больше добровольно не пригласит эту строгую даму в белоснежном чепце на свою половину. Что ей все равно, как ведется хозяйство и что подадут на ужин.

Лорд Эдвин появился только к обеду. Они сидели друг напротив друга за огромным столом и ели в полном молчании. Разговаривать было бы невозможно, даже если бы Кэрри имела такое желание. Чтобы вести беседу за этим столом, им пришлось бы говорить очень громко, что было совершенно неприемлемо. Смотря на красивое и совершенно бесстрастное лицо мужа, Кэрри чувствовала, что ненавидит его и его огромный пустой дом всеми фибрами души. После трех таких обедов лорд Эдвин, видимо, посчитал, что уделил жене достаточно внимания, и стал есть в своих покоях. Кэрри, дважды просидев в полном одиночестве за огромным столом в окружении не менее десятка слуг, тоже отказалась есть в столовой. Гораздо приятнее было обедать в маленькой гостиной на своей половине возле раскрытого окна, слушая пение птиц, доносящееся из сада в присутствии всего одного лакея и всего двух служанок.