Тем временем Савва просматривал карту активностей Spectra — не географическую, а структурную, отражающую цифровые движения, совпадения сигналов, перекрёстные доступы. Протоколы отмечали рост активности по множеству направлений: Лондон, Бостон, Сан-Франциско. В MIT — странная загрузка через академические VPN, будто кто-то изнутри начал тестировать неочевидные подходы к обходу сетевых ограничений. В Англии фиксировался всплеск поисковых запросов, связанных с Clearsignal — базовые принципы, архитектура, даже старые имена, фигурировавшие в ранней разработке. Всё указывало на одно: кто-то начал подбирать ключи. Не напрямую, но методично. Пробовали собирать свои платформы — криво, шумно, но с заметными следами протечек. Это были не конкуренты. Это были — подражатели.

Первые сигналы о клонировании ClearSignal поступили из университетских сетей США и Великобритании. Сначала — странные повторяющиеся поисковые запросы, затем — схожие архитектурные подходы к построению связей в малых закрытых форумах. Spectra зафиксировала код, в котором отчётливо угадывались принципы ранней версии Clearsignal: структура трафика, типы взаимодействий, даже терминология в комментариях совпадала. Это не могло быть случайностью. Некоторые элементы выглядели настолько идентично, что Савва сразу предположил — утечка.

Анализ логов показал: речь шла о раннем прототипе, ещё до интеграции с Spectra. Код, по всей видимости, ускользнул во время тестирования в одной из лабораторий-партнёров, возможно через недокументированный доступ, открытый в рамках тогдашней академической программы.

Системы показали, что отрыв от оригинала уже достиг почти полутора лет в разработке. Их попытки собрать нечто работающее были очевидны — интерфейсы не выдерживали нагрузки, алгоритмы плохо масштабировались, архитектура сыпалась под натиском живых пользователей. Но сами попытки становились всё более системными, а значит — за ними стояли ресурсы.

Савва передал это Августу с короткой пометкой:

«Вероятно: утечки из прототипа Clear до интеграции Spectra. Проверяем, кто. Один след — американский аналитик, разработчик из Sandstone Group. Имя — Сара Эллис. Связи с университетской сетью в Принстоне и DARPA».

— Нам нужна она и её команда, — сказал Август, не поднимая глаз от экрана. — Они работают вслепую, без понимания настоящей архитектуры. Только реверс, только догадки. Но даже так — они добрались до вещей, которые не лежат на поверхности.

Он сделал паузу и добавил:

— Конечно, они отстают. Лет на десять, если говорить прямо. У них нет доступа ни к Spectra, ни к нашим каналам, ни к интеграциям через Facebook, Google Ads, LinkedIn, MySpace. У них даже нет базовой инфраструктуры. Но их подходы полезны. Их ошибки — показательны. Они, как ни странно, видят то, что мы уже не замечаем.

Савва кивнул:

— Завербовать всех?

— Да. Сделай им предложение, от которого трудно отказаться. Высокие зарплаты, но с жёсткими условиями. Полная конфиденциальность, погружение и изоляция. Если согласятся — пусть работают под нашим куполом. Если нет — Spectra сама найдёт, как их выключить из уравнения.

Через два дня Сара получила предложение. Зарплата — в пять раз выше текущей. Условия — жёсткие, без оговорок. Работа — строго изолированная: без внешних связей, без упоминания проекта даже на уровне названия. Каждый участник команды должен был пройти многоуровневую проверку, включая анализ цифрового следа и скрытых связей. Отныне они работали под псевдонимами, в замкнутом сегменте сети, без возможности удалённого подключения и с постоянным мониторингом со стороны внутреннего отдела Fortinbras.

Старую команду не распускали. Её оставили — в параллельной среде. Оригинальные участники продолжали симулировать разработку под видом самостоятельного проекта, чтобы отвлекать внимание и дезинформировать конкурентов. А новая команда Сары погружалась в реальную архитектуру Clearsignal+Spectra, изучала слои, в которых не работал ни один из их прежних прототипов, и под контролем Саввы тестировала модули, которые даже внутри Fortinbras ещё не считались готовыми к применению.

Перед переходом в Fortinbras команда Сары выполнила последнюю и самую деликатную часть операции: они удалили все следы своей прежней работы. Исходный код, документация, внутренние ветки разработки — всё было стёрто подчистую, включая доступы, резервные копии и журналы изменений. Это не было предательством, это было условием. Савва дал им чёткий выбор: или полный разрыв с прошлым — с теми, кто не понял масштаб их потенциала, — или никакого перехода не будет.

С юридической стороны это выглядело рискованно — контрактные штрафы, возможные иски, финансовые последствия. Но Fortinbras взял всё на себя. Они выплатят неустойки, закроют возможные претензии через анонимные фонды и обёрнутые транзакции, не оставив ни единого следа связи.

После перехода команда была жёстко разграничена. Каждый участник подписал многоуровневое соглашение: запрет на личные устройства, ежедневная сверка активности, работа в полностью изолированной цифровой среде. Раз в неделю их отключали от внешнего мира полностью, включая даже локальную почту и внутренние форумы — чтобы проверить, как работает их мышление в вакууме. Им разрешалось говорить только внутри собственной группы, а результаты их разработки знали всего два человека: Савва и куратор из отдела интеграций Clearsignal.

Они согласились без колебаний. Потому что впервые в жизни им показали, что всё, что они делали на ощупь, — часть чего-то куда большего.

Вика, Лёша и Андрей закончили школу в Швейцарии. Последний звонок прошёл формально — с бантиками, шариками и банкетом в школьной «столовой», украшенной флажками университетов, куда уходили выпускники.

Официальная часть казалась торжественной, но поверхностной. Настоящая жизнь происходила в коридорах, за шторками отведённых комнат, в запоздалых разговорах у окна, где обсуждались вовсе не дипломы.

Некоторые одноклассники Вики уже знали, куда двигаются дальше: один уезжал к отцу в Дубай — возглавлять часть семейного фонда. Другой — получал место в совете директоров производственной компании, несмотря на возраст. Несколько человек уходили в политические проекты, пользуясь связями родителей. Кто-то — откровенно в светскую жизнь.

А они трое — держались чуть в стороне. Не потому что считали себя выше. Просто у них уже был определённый путь, который требовал фокусировки и осторожности. Слишком многое они знали, слишком далеко уже продвинулись в своей работе. Внутри Fortinbras, внутри той архитектуры влияния, которую сами помогали строить. Они понимали: у них не было права на беспечность, не было времени на растерянность. Им нужно было двигаться дальше — с холодной точностью и внутренней готовностью к тому, что следующая глава будет куда сложнее.

И всё же в этот вечер они были подростками. Первый раз за долгое время — просто подростками. Не архитекторами влияния, не инвесторами в тени, не наблюдателями глобальных процессов. Просто — юными, с замиранием сердца держащими в руках тяжёлые конверты с официальными печатями.

Вика держала письмо Columbia с таким выражением, словно боялась дышать, пока не прочтёт до конца. И когда увидела слово «Congratulations», её лицо вспыхнуло — не от удивления, а от облегчения. Лёша протянул MIT-письмо, пересмотренное уже десять раз, с типичной полуулыбкой: «Ну что, у нас снова общее направление?» — и только по голосу можно было понять, как он на самом деле волновался. А Андрей, получивший подтверждение из Пенсильванского университета, вдруг растерянно улыбнулся — не от гордости, а потому что внутри него впервые что-то отпустило.

Их родители были там — не в первом ряду, но не и в тени. Сдержанные, элегантные, уверенные. Никто уже не выглядел простыми людьми, которых жизнь таскала за шиворот. Все они приехали в дорогих машинах с водителями, в качественных костюмах, с крепкими, чуть напряжёнными лицами. Гордость в глазах — без слов, но слишком отчётливая. Они больше не сомневались — их дети прорвутся. И каждый из них знал: не только благодаря школе.