С этими словами Хальгу ловко перемахнул через борт, умело приземлился на жёлтый песок и растворился в ночи. Несколько сидевших норегов, чуть погодя, повторили действия свея.

На следующее утро войско Великого князя Киевского покинуло почти четверть оставшихся в строю воинов. Плохие новости на этом не закончились. Непонятно как, но всего за одну ночь бывший киевский воевода сумел договориться с большим печенежским ханом.

Ведомые отрядами лёгкой степной конницы под предводительством младших ханов, Хальгу занялся тем, чем обещал заняться – грабить богатые ромейские земли. Свейский ярл принял под свою руку всех желающих.

Византийская провинция Фракия выла от творившегося на её землях разбоя и грабежа. Маленькие городки пылали, один за другим открывая ворота перед нурманскими захватчиками. Колеса возов с ромейскими богатствами гнулись от тяжести, длинные вереницы пленников угрюмо плелись по побережью, к оставшимся на плаву судам.

Хальгу оказался удачливым вождём. Имея под своей рукой полторы тысячи умелых воинов, он даже сумел победить пять тысяч катафрактов под предводительством стратига Херсонской фемы Варды Фоки. Ромейская конница на купеческих судах переправились через Эвксинский понт, однако была с лёгкостью отброшена воинами Хальгу.

Свейский ярл, каким-то непонятным князю Игорю образом сумевший договориться с великим печенежским ханом, заманил стратига в ловушку и разбил наголову, взяв на конных катафрактах огромную добычу. Слава ярла Хальгу возросла ещё больше.

Великий князь Киевский, посовещавшись со своими воеводами, напротив, принял другое решение: как можно быстрее покинуть тёплые воды Эвксинского понта и с боем прорываться к устью Днепра, желая уйти домой, в Киев.

Рёнгвальд же за прошедшее время взамен утопленных в проливе двух драккаров обзавёлся сразу тремя. Верные погибшему киевскому воеводе Хвитсерку Харальдсону полторы сотни норегов, не пожелавшие служить Великому князю, присягнули на верность полоцкому князю, под покровительством которого был малолетний Кёль.

– Добрый ты вождь, Рёнгвальд Олафсон, – сказал тогда один из оставшихся в живых хольдов Хвитсерка, давний знакомый полоцкого князя, норег Торвальд Медвежья Лапа, – Так говорил Хвитсерк. Вечная ему слава!

Решение Игоря было принято, время ухода назначено, а значит, пора набивать трюмы оставшихся в строю кораблей дорогими южными товарами. Великий князь как будто забыл дерзкие слова, сказанные тогда Рёнгвальдом на совете вождей. Он даже принял его жребий, когда верные Великому князю вожди делили на грабёж фракийские земли.

Полоцкому князю достался длинный пологий берег моря, расположенный в паре дней от основного лагеря войска русов. Единственный пляж, к которому смогли подойти корабли Рёнгвальда, был весь покрыт следами копыт печенежских коней и отпечатков ног воинов Хальгу.

– Уверен, свейский ярл вместе с копчёными выгребли из прибрежных селений всё ценное, – грустно проговорил хольд Торвальд, прогулявшись по берегу.

К вечеру вернулись почти все поисковые отряды, посланные полоцким князем на разведку. Все, как один, возвращались с пустыми руками. Грабить было нечего. Ждали только последний десяток, возглавляемый Турбьёрном. Брат опять где-то запропастился.

Ждали долго. Едва луна выглянуло из-за тёмных туч, послышался сначала громкий крик ночной птицы, условный знак, а затем и топот нескольких десятков ног.

– Большая удача, брат! – Турбьёрн широко улыбался. Его белые зубы и грива рыжих спутанных волос были хорошо видны даже в ночных сумерках. Уйдя ещё за светло, Тур и его ближайший десяток вернулись поздно, вымотанные, насмерть уставшие, но зато очень довольные. И совсем скоро Рёнгвальду стала ясна причина их радости.

– Монастырь, – быстро работая челюстями, рассказывал полоцкий сотник, сидя у костра, – Непонятно, как эти косоглазые степняки не смогли углядеть его золотые кресты. Да, стоит укромно, но если забраться повыше, хорошо видно.

– Далеко? – деловито поинтересовался Рёнгвальд.

– Если сейчас выйдем, к полуночи будем на месте, – ответил Турбьёрн, запивая пресную лепёшку дорогим ромейским вином, – Там высокие холмы, просто так не подобраться. Не наши фьорды, но близко. Дорога одна, и со стен хорошо просматривается. Стены в три человеческих роста, с наскока не взять. Мой отрок Смышлён насчитал десятка три стражников, в шлемах и с копьями.

– Что делаем, ярл? – азартно спросил Торвальд.

– Бьём, – не раздумывая ответил Рёнгвальд, – Собирайтесь! Выступаем немедля!

– Господи, милостив буди мне грешной, – усердно молилась Кассия, часто отбивая земные поклоны в стенах маленькой кельнской часовни.

Девушка Кассия Александрина, молодая, красивая, высокообразованная аристократка, получившая лучшее образование в мире, которые только могло быть. Способная магесса огненного круга, она не раз путешествовала по обширным землям империи, обучаясь новым искусствам.

Пару лет назад, увлёкшись зельеварением, ромейка, не лишённая связей и обладающая приличным наследством, переехала в дальний провинциальный монастырь. Здесь, под руководством опытного зельевара, настоятеля монастыря отца Герасима, седовласого, умудрённого годами старца, аристократка оттачивала своё мастерство.

И у неё получалось. Боевые отвары и лекарские зелья, выходившие из рук юной колдуньи, давали отличные эффекты и пользовались немалым уважением в столице. Клеймо в виде пылающего огонька, которые девица лично проставляла на каждой склянке, обеспечивала подлинность товара.

Вторжение варваров-тавроскифов застало девушку во время феноменального прорыва. Кассия последние месяцы усердно трудилась над легендарным магическим отваром, способным пробуждать дар в теле обычного человека. В случае успеха девушка навечно вписала бы своё имя в историю империи. И вот, казалось, что успех рядом. Остался последний шаг.

– Я не поеду, – ответила Кассия, когда отец-настоятель, узнав о вторжении, предложил ей покинуть монастырь, – Как вы не понимаете? Я почти закончила исследования! Исследования, которое перевернёт всю мою жизнь и вернёт империи её былое могущество! Я остаюсь!

– Но госпожа, одумайтесь! Что сделают с вами варвары? – попробовал возразить отец Герасим,

– Я остаюсь! – зелёные глаза магессы вспыхнули, непослушные кудрявые рыжие волосы вздыбились, как у дикой кошки.

Отец Герасим лишь тяжело вздохнул. Он сам, и ещё несколько монахов, также остались в обители.

Варваров юная аристократка, как и многие другие граждане империи, приняла как посланную истинным Богом кару за грехи народа. Два дня назад, когда скифские корабли только шли к Босфору, она, подобно тысячам таких же истинно верующих людей, всю ночь и следующий день простояла на холодном каменном полу, прося Бога даровать имперским воинам победу.

Весь о разгроме россов в маленьком горном монастыре встречали радостно. Сердце молодой магессы пело, а душа ликовала. Бог услышал её молитвы, и не дал варварам покорить город императоров. Девушка продолжала исследования. До всемирного открытия оставались считанные дни.

Вот Кассия закончила ночную молитву и встала. Поправила длинную рыжую прядь непослушных волос, убрала её под головной убор и вышла из кельи. Ночь была необычно тихой. На небе ярко светила полная луна, горели звезды. Тёплый южный ветер с Эвксинского понта приятно обдувал лицо.

Чуть вдалеке, у крепостной стены, на забороле, чуть слышно переговаривались стражники. Двое на стене, один на башне. Ещё двое у ворот.

«Всё спокойно», – подумала про себя Кассия, присаживаясь отдохнуть на придорожную скамью во внутреннем дворе.

Вдруг в монастырскую калитку кто-то настойчиво постучал. Стук, громкий, требовательный, властный, эхом разлетелся по внутреннему двору. Сердце Кассии испуганно сжалось.

Один из стоявших рядом с калиткой воинов вынул из крепежа факел, подошёл ближе, что-то негромко спросил. Из-за калитки тому грубо ответили. Охранник переглянулся со своим товарищем. Тот неуверенно пожал плечами. Грубый голос повторился.