– Здрав будь и ты, Злыдень.
Рёнгвальд опешил. Старый варяг же, напротив, гордо выпрямил спину и с достоинством кивнул.
– Значит, теперь ты служишь нурману? – в таком же тоне продолжил Улеб.
– Уж лучше ему, чем князю Киевскому, – спокойно ответил Ярун, пригладив усы. Хвитсерк, ничего не понимающий, внимательно уставился на варяга. Будто пытался вспомнить что-то, но не мог. А потом... Громко и надрывисто засмеялся!
Рёнгвальд неверяще уставился на норега. Тот хохотал так, что тряслись верхушки ближайших деревьев. Сидевшие на них вороны, слетевшиеся на запах поживы, поспешили убраться куда подальше, недовольно каркая.
Улеб и Ярун тем временем продолжали сверлить друг друга ненавидящими взглядами. Хвитсерк, отсмеявшись, смахнул с глаз навернувшиеся слезы, и громогласно произнёс, обращаясь к Рёнгвальду:
– Мне кажется, им двоим есть что обсудить, князь Полоцкий! А с тобой хочу потолковать я! Ну что, позовёшь в гости, или так и будем в чистом поле глотки драть?
Рёнгвальд усмехнулся.
– Мирно? – спросил он.
– Само собой, князь! – ответил Хвитсерк.
– Всех за стены не пустим, – ответил Ярун, не сводя глаз с чернявого, – Большой десяток, и – без оружия!
На последних словах Улеб дернулся, как от звонкой пощечины.
– Годиться, Злыдень! – рассмеялся в ответ Хвитсерк. Положив на плечо Улебу руку, норег наклонился и что-то негромко сказал тому в самое ухо. Тот, помрачнев ещё сильнее, едва заметно кивнул.
– Большой десяток, князь! Через час! – сказал Хвитсерк, развернулся и зашагал к своим. Улеб, чуть помедлив, направился вслед за ним.
– Ты не хочешь мне ничего объяснить? – вкрадчиво поинтересовался Рёнгвальд, обращаясь к старому варягу, – Кто это были?
– Старые знакомые, – усмехнувшись, сказал Ярун.
Произошло это ещё в те давние времена, когда варяг Ярун был молод, и служил под началом Киевского князя Олега, прозванного Вещим. Прозвали его так потому, что дар, которым обладал Великий, позволял тому предсказывать будущее. Не всегда верно, почти всегда расплывчато и туманно, но позволял.
Ярун тогда был в большом доверии Великого князя. Олег доверил ему большую, отборную сотню дружинников, почти треть из которых были сильными одарёнными. Хвитсерк же, напротив, только-только вернулся в Киев из земель Византийской империи, где состоял в войске наёмников-варангов, служивших императору только из-за золота. Тогда он ещё не был ни воеводой, ни доверенным лицом Великого князя. Но одно было при нём. Этот норег, обладая могучим даром, замечательно умел делать работу воина – убивать.
– О! Нурманская крыса! – так Свен, один из подопечных дружинников Яруна, поприветствовал Хвитсерка, когда в один из дней тот заявился на Великокняжеский пир.
Хвитсерк закаменел лицом. Он окинул внимательным взглядом пьяного вусмерть дружинника, сидевшего на скамье за столом, и уже давно не понимающего, что он говорит и делает. Норегу же было нанесено оскорбление, позор которого можно было смыть только кровью обидчика. Оружие Хвитсерка, как и положено в при общей трапезе, лежало здесь же, недалеко, в углу палаты, под присмотром пары трезвых отроков. Которые ничего не успели сделать, когда могучий норег подлетел к стойке.
Раз – и меч Хвитсерка, покинув ножны, мгновенно оказался у того в руке; два – и норег уже у стола, с другой стороны которого пьяный Свен, уже забыв сказанное, усадил на колени дворовую девку, и что-то негромко сопел ей в ухо, одной старательно шаря под подолом платья. Другая рука дружинника лежала на столе, и как раз в этот момент Свен отрезал кусок жаренного мяса с общего блюда коротким разделочным ножом.
Короткий свист, блеск стали. В шумной палате на Великокняжеском пиру на миг стало тихо, зато что началось потом. Отчаянный визг девки, пытающийся улизнуть куда подальше, привёл Свена в чувство. Тот удивлённо посмотрел на обрубок своей руки. Совсем недавно здесь была кисть, державшая нож, и Свен с усердием пытался отрезать этим ножом кусок мяса. И вот незадача, и кисть, и нож куда-то подевались. Вместо них – тупой обрубок, из которого на общий стол толчками выходит горячая, красная кровь.
Свен быстро пришёл в себя, спихнул с себя визжащую девку, попытался встать. Он – но не Хвитсерк. Одной отрубленной по локоть руки ему казалось мало за нанесённое оскорбление. Меч, отмахнув руку, пригвоздил её и самого себя к дубовой столешнице.
Бешеный ураган заиграл в глазах норега. Тот, безумно рассмеявшись, отпустил меч и выбросил вперёд руку. Созданная могучим магом молния сорвалась с руки Хвитсерка, и яркой вспышкой устремилась в сторону обидчика. Но Ярун успел раньше.
Едва меч норега отрубил его дружиннику руку, варяг вскочил. Он, как сотник, пользующийся доверием Великого князя, сидел чуть дальше от простых дружинников.
Сорвав с опорной балки щит, Ярун крутанулся на месте и метнул его в Хвитсерка. Норег не успел никак среагировать. Щит, прогудев над головами пирующих, ударил того в спину. Нет, Хвитсерк не упал. Но удар был точен и силён. Норег, чтобы не потерять равновесие, на пару ладоней опустил руку, с уже готовой молнией. Это спасло Свену жизнь. Яркая вспышка, и разряд угодил прямо в застрявший посреди стола меч.
Эту историю спустя пару часов рассказал сам Хвитсерк, пируя в княжеском детинце, в гостях у Рёнгвальда.
– И где же в этой истории Улеб? – поинтересовался ярл, прикладываясь к чаше с пивом. Сидевший по левую руку от него киевский воевода усмехнулся.
– Мой меч впитал в себя силу дара, князь! – гордо заявил Хвитсерк, тоже прикладываясь к пиву, – И прожарил руку этого увальня Свена до румяной корочки! Ух, какой тогда стоял вкусный запах!
Сидевший по правую руку от Рёнгвальда Геллир поперхнулся, отодвинул блюдо с только что принесённой свежей жареной свининой.
– Лекари при Олеге были чудо как хороши! – продолжал тем временем Хвитсерк, вгрызаясь зубами в сочное мясо, – Руку отрубленную или ногу на место для них приладить – плёвое дело! Однако одно условие, если та цела, хоть немного. Тогда проблем не будет!
– Не вышло у Свена? – догадался сидевший рядом Сигурд.
– Не-а! – ответил Хвитсерк и радостно заржал, – Даже Злыдень, – кивок в сторону Яруна, чинно беседующего с парой киевских варягов в паре столов от них, – Шашлычок к этому барашку прирастить не смог.
– А что же Улеб? – повторил свой вопрос Рёнгвальд.
– Так Свен братом его старшим был! – ответил наконец Хвитсерк, – А как калекой стал, пришлось тому из дружины Великого князя уйти. Улеб горевал, да всё за брата отомстить мне пытался.
– И как, получилось?
– Злыдень запретил, – пояснил норег, опрокидывая очередную чащу, – Правильно запретил. Прибил бы я тогда Улеба. А Свену, дураку, язык за зубами держать надо было. Вот Улеб на Злыдня и обиделся!
– А что Великий князь? – спросил Сигурд, – Спустил что-ли?
– Куда там! – махнул рукой Хвитсерк, – Два десятка гривен за увечье дружинника я князю отдал. В счёт полувирья. И ещё столько же родичам. Но Улебу мало было. Великий князь нас после мирил. Вот я и не в обиде!
Сказал, и махнул чашей в дальнюю сторону стола, где расположился хмурый Улеб и тройка его воинов. Тот в ответ мрачно улыбнулся.
– Зачем пришли вы, воевода? – поинтересовался Рёнгвальд.
– Врать не буду, – прямо ответил Хвитсерк, перейдя на нурманский, – Холмгардские бонды приходили к конунгу Ингварю жаловаться. Говорили, десятую часть товаров ты с них берёшь за проход. Не многовато ли?
– С этих жирных нерп не убудет, – также по-нурмански ответил Рёнгвальд, – И что теперь? Биться будем?
– А ничего, – беззаботно ответил Хвитсерк, и грохнул пустой чашей по столешнице, – Биться я с тобой не хочу. Ты мне по нраву. Отправь Кенугардскому конунгу подарки щедрые, уважь его, предложи дружбу. Хочешь, через меня передай?
Заметив жадные огоньки в глазах воеводы, Рёнгвальд лишь усмехнулся и покачал головой.
– Благодарю за честь, воевода, и за совет дельный, – ответил ярл, – Но согласись, Великому князю – великий дар! Чую я, простых шкурок Игорю мало будет. Есть у меня, что предложить интересного. Однако время нужно.
