Потом оба по сторонам друг от друга укатились. Валялись на холодном снегу и тяжело дышали, паром наполняли ледяной ноябрьский воздух и громко шмыгали. Олег присел на пенёк, зажигалку свою ржавую поднял и от земли её отряхнул.
Я подошёл к нему с телефоном в руках, в морду ему прямо ткнул объективом и спросил:
— Олег Ветров, что вы хотите сказать будущему себе?
— Витёк, съебись, а! — он проворчал мне и грязную рожу вытер такой же грязной перчаткой, землёй только сам себя измазал.
А Стасу всё мало было, Стас на снегу валялся, улыбался до ушей своими острыми клыками и дразнился писклявым голосом:
— Аня, ты только позвони мне, как доедешь, ладно? Анечка моя любимая, самая хорошая. На тебе все мои деньги, ключи от квартиры, вот тебе ещё яйца мои, тоже с ключами…
Олег ему закончить не дал, прям с пенька на него набросился с диким рыком и с новой силой замолотил его по спине кулаками. А Стас весь скукожился, руками прикрывался, зато смеяться не прекращал, весело ему было.
Я перевёл на себя камеру и в объектив посмотрел, почти докуренную сигарету изо рта вытащил с важным видом и сказал:
— Вот такие вот у нас, короче, полевые сборы в кадетской школе. Ноябрь, две тысячи четырнадцатый год.
— Помоги мне, а, Витёк! — Стас жалобно завизжал, а потом опять рассмеялся.
Я телефон засунул в карман, схватил игрушечный автомат с красным носом и Олегу в жопу целую обойму синих пулек всадил.
На весь лес пушкой затрещал и рявкнул на них:
— Ну-ка всё, успокоились!
Олег поднялся на ноги, от грязи стал отряхиваться, лист недоеденный выплюнул изо рта и на меня жалобно глянул:
— Ты чё, а?
— Ничё, — бросил я и автомат ему в грязные ручищи всучил. — Щас ушибётесь не дай бог, одна капля крови, и весь взвод потом по дисциплинарке опять отдерут. Хорош.
Стас на пенёк уселся, выпрямился, плечи расправил и даже отряхиваться не стал. Шмыгал громко и улыбался, взглядом растворился в плотной стене голых деревьев и пускал облачка пара в холодный лесной воздух. Телефон достал, замёрзшими красными пальцами зашелестел по экрану и музыку включил.
— Ой, опять твоя эта, а, — разворчался Олег, рукой зачерпнул рыхлый снег и грязную штанину растёр у колена.
А Стас будто нарочно на нас, как дурачок, пялился и негромко подпевал:
— Война, бесконечная стрельба над головой, и лежит в сырой земле товарищ мой.
— Мгм, — кивнул Олег и кулаком на него замахнулся. — Щас ты у меня в сырой земле ляжешь, точно.
Я на него глянул и плечом тихонько дёрнул, мол, хорош, чего ты до ребёнка всё докопался? Олег глазами хлопнул, на пухлые пальцы свои поплевался и грязь на воротнике стал ковырять.
А в телефоне у Стаса запел знакомый с детства голос:
— … Мы с пацанами сидим на рыхлой чёрной земле и вспоминаем друзей, павших на этой войне, и думаем мы лишь об одном, что у кого-то из нас будет пуля в виске.
Олег вскинул руками и громко цокнул:
— Стасян, выруби муть свою, а! Пуля у него, едрить, в виске. Пластиковая, что ли? Из Детского мира? Давай висок, щас тебе обойму всажу.
Я поднял с земли автомат и отряхнул его от снега, на Олега глянул и специально, чтоб он видел, за спину оружие завёл. Не дам, настрелялись уже сегодня.
А в песне строчка пошла:
—… Я вырезаю ножом на деревянном бруске имя твоё.
Олег к Стасу подошёл и расхохотался:
— Я щас тоже вырежу имя твоё. Хошь на снегу нассу «Стасян чёрт»?
— У тебя мочи столько не хватит, — он ответил ему. — Букв много. А прикинь, меня вообще как-нибудь по-длинному звали бы?
— По длинному? — не понял Олег. — Это как?
— Ну типа имя длинное. Евгений, например.
— И чё? А у тебя Стасян. На одну букву длиньше. Ты вообще блаженный, смотрю, да? Сам то хоть понял, чё сказал?
Я закинул все три автомата за спину и рявкнул:
— Всё, пошли, а, у меня от ваших диалогов уже башка плывёт!
Мы с пацанами зашагали по холодному пустому лесу в сторону лагеря. Школа наша этот лагерь арендовала для полевых сборов, чтоб было где разместиться, где пожрать приготовить и где построиться для переклички перед дорогой.
Я наступил плотными берцами на высокой подошве в сверкающий рыхлый сугробик и чуть не провалился в глубокую грязную лужу. Олег меня вовремя за руку ухватил, так бы точно споткнулся и улетел в грязь носярой.
Хорошо так и прохладно вокруг, воздух холодный и влажный, курить совсем не хотелось. Хотелось чаще воздух лесной вдыхать, чтоб голова закружилась. Запахом тухлых листьев всё не мог надышаться, вонью мокрого мха, влажной древесной коры и сухими хрустящими шишками под ногами. Ёлок вокруг почти не было, а шишек зато полно, белки, что ли натаскали?
Стас шёл рядом с нами, ногами хлюпал по мокрому снегу и бубнил еле слышно:
— Я по утрам сру ежами и ссу кипятком. Я по утрам сру ежами и ссу кипятком.