И опять изобразил, будто рыгает. Громко так, ещё громче, чем в первый раз, эхом его отрыжка пронеслась по спящим хостинским улицам.
— А ты можешь? — он спросил меня.
— Самому интересно. Ну-ка, дай попробую.
Попробовал, сам весь разрыгался, утробным рыком ночную тишину убил, чуть глотку не сорвал. Засмеялся громко вместе с Тёмкой, аж на слёзы обоих пробило, стояли с ним оба красные, за перила хватались и кое-как воздуха в лёгкие набирали, чтоб не помереть тут совсем.
С соседнего балкона голос мужика послышался:
— Чё, отдыхаем, да, мужики?
Мы с Тёмкой вдруг замерли, глянули вправо на мужика без футболки, на его волосатую обгоревшую тушу в сигаретном дыму, на сувенирную моряцкую фуражку на голове, и неловко замолчали.
— Ага, — тихо сказал я. — Да. Отдыхаем.
— Дай бог, — пьяно сказал мужик и опять на перилах развалился с дымящейся сигаретой в руках. — Дай бог…
Глава 12. "Поколение СТС"
XII
Поколение СТС
Волны разжигали морскую гладь пенистым белым огнём. Холодными языками облизывали корпус нашей маленькой яхты и качали её в разные стороны. Китайского туриста рядом с нами чуть не стошнило, совсем весь позеленел, жалко так его стало. А Тёмке хорошо, Тёмка радостный и весёлый сидел в рыжем спасательном жилете, в фотоаппарат свой вцепился намертво тонкими пальцами и дельфина высматривал в шипящей морской пучине.
— Никого пока не видел? — громко спросил он меня, пытаясь перекричать шумный ветер.
— Никого нет, — я ответил ему, руку приложил ко лбу и глянул в сверкающую лазурную даль.
Одни волны, сплошная вода: ни берега, ни судов не видно, а дельфинов тем более. А позади зелёный пушистый берег, белые башни сочинских домов, гостиниц и пансионатов. Холодное солнце хлестало эти здания блеклыми лучами далеко-далеко от нашей лодки, там, где соль и солнце нежно касались друг друга.
— Подальше зайдём, там, может, кто покажется, — капитан ответил нам и опять в телефон уткнулся.
На автопилоте вёл яхту, к штурвалу даже не подходил. Кроме него и китайца на лодке никого не было, день какой-то неэкскурсионный выдался из-за погоды, мало кто горел желанием вот так по волнам кувыркаться.
— Ты жилет не хочешь надеть? — Тёмка спросил меня и пощупал мою олимпийку. — В жилете хоть потеплее будет. Ветрище какой, смотри.
— Не замёрзну, сиди знай, — ответил я ему.
Хотел машинально потянуться за сигаретой, но не стал, совсем ещё не одурел, не буду китайцу, Тёмке и капитану морской свежий воздух портить. Мы сначала думали в другой день на яхте поплавать, а не сегодня, в лютый шторм. Нет же, Тёмка всё хотел дельфинов посмотреть, в энциклопедии какой-то, говорит, в детстве вычитал, что дельфины, наоборот, любят на поверхность людям показываться, когда штормит, когда море крутит серой болтанкой. И я даже сопротивляться не стал, сразу же на эту затею и согласился, когда он на набережной мужика увидел с объявлением о прогулках на яхте. За рукав меня стал дёргать, как маленький, и начал клянчить. Разве откажешь ему? Нет уж, как откажешься, для него ведь всю эту поездку в Сочи и затевал. Я-то что, я перебьюсь, мне ни дельфинов, ни моря не нужно, и без них хорошо живётся в его ушастом тепле среди верхнекамских родных метелей.
— Флиппер, пусть на земле грохочет гром, — Тёмка вдруг замычал под нос. — Флиппер, пусть всё несётся кувырком.
Песней своей сладкие детские воспоминания разжёг, я засмеялся тихонько и стал ему подпевать:
— Флиппер приплывёт и всех спасёт…
И замолчал, забыл, как там дальше.
— Давай вместе, — сказал он мне.
— Давай.
И вместе с ним допели:
— Флиппер — герой!
Засмеялись, как два дурака, и пятюню хлопнули друг другу, а китаец на нас покосился и странно заулыбался. Не то от качки весь зелёный и хмурый сидел, не то от нашего с Тёмкой пения. И то, и другое, наверно.
— Мне дед подарил плюшевого дельфина, когда мне пять лет исполнилось, — сказал Тёмка. — Большого такого, он ростом с меня был. Я его Флиппером назвал. Спал с ним в обнимку. Он бы у меня до сих пор остался, если бы Джимми его не погрыз. Ну, сначала измывался над ним, а потом уже грыз.
— Флиппер имя такое странное, — сказал я и крепко схватился за перила, когда лодку резко качнуло.
— Это «перевёртыш» по-английски, — объяснил Тёмка. — Он же дельфин. Прыгает, кувыркается.
— А-а-а… — протянул я в довольном озарении, и ещё одной тайной детства в моей жизни стало меньше. — Ну тогда понятно.
— Я после этого мультика как раз наткнулся на игру «Дельфин Экко» для сеги. Помнишь, я её купил, когда первый раз с тобой на блошиный рынок ходили? Ты ещё тогда себе ножик искал.
Помню, конечно, хотелось ответить ему. Я — и не запомню такое? Всю жизнь помнить буду. Всю жизнь эта прогулка в ноябрьской холодной слякоти будет приятным огоньком в сердце пылать до самой старости.
На миг яхту так круто потянуло к воде, что даже капитан перепугался, к штурвалу убежал. Тёмка за перила схватился, а второй рукой вцепился в мою олимпийку, глянул на меня испуганными глазами, а когда лодка выровнялась, радостно заулыбался. Опять головой в разные стороны завертел, всё не мог успокоиться, всё дельфинов высматривал. А море всё жадничало, кроме холодных шипящих волн ничем нас не радовало.