Дым синий медленно выдохнул и сказал:
— Ушастый, ты мне давай больше так нервы не крути, понял? Сел тут передо мной, интриги нагнал. Хочешь, чтоб я тут рядом с мамой лёг, да?
— Ну, Вить.
— Участвуй ради бога, мне-то чего? Там сложно, что ли?
— Да так уж, обычно. Мне иногда кажется, что больше от везения всё зависит. Там сначала осенью будут два этапа отбора, а потом самый финальный, и то, если пройду, прям после Нового года, в начале января.
Я чуть дымом не подавился, на всё кладбище над Тёмкой расхохотался, а потом вдруг себя одёрнул. Стыдно стало немножко.
— Осенью, боже мой, — сказал я и головой помотал. — Ещё июнь на дворе, а он уже такие планы строит сидит. Три этапа, говоришь?
— Да, три. И не факт, что я во второй-то даже пройду. А уж про третий и говорить нечего. А если в третий пройду, то финальных результатов вообще чуть ли не до апреля придётся ждать.
Я опять посмеялся, на этот раз тише, в кулачок.
— До апреля, Тём, — повторил я. — До апреля, боже ж ты мой. Ты куда так разогнался, а? Дожить ещё надо.
— Ну я уж так, просто тебе рассказал. Ты же не расстроился из-за этого?
Я по голове его потрепал, за щёку легонько его потискал и сказал:
— Не расстроился. Это твои мечты, твои цели. Иди и добивайся, ты же знаешь, я тебя во всём поддержу. — я за руку его схватил и по ладошке тихонько его погладил. — Рядышком со мной только будь, ладно?
Нашёл тоже, из-за чего переживать. Глупый ушастый мой заяц. Думал, я из-за его конкурсов начну волноваться. А сроки эти назвал, чуть до истерики меня не довёл. До апреля ждать результатов будет, говорит, с ума ведь можно сойти. Чуть ли не целый год с этого самого момента.
Десять месяцев результатов ждать нужно.
А если пройдёт? А если дождётся, а если выиграет, и скажут ему, что в Стэнфорде сможет учиться? И ведь уедет и меня здесь оставит.
И опять в груди что-то быстро мелькнуло, как будто воздуха в сердце надули, а потом резко всё встрепенулось и чуть не лопнуло. И снова кончики пальцев иголками острыми запылали.
Целый год почти. Долго ещё ждать придётся, к чему мне сейчас беспокоиться? Если так наперёд о всяких глобальных вещах буду переживать, совсем себя изведу.
Пока ведь всё хорошо. Пока лето, пока солнце и прохлада в тени пышной вишни. Ящерицы ползают под ногами, и кузнечики тихо стрекочут.
И пока ушастый со мною рядом.
Глава 5. "Человек в невысокой избушке"
V
Человек в невысокой избушке
Ташовка. Старая маленькая деревня.
Стоит и родной любовью пылает среди зелёных пушистых лугов.
Домик на даче у Олега старый такой, на честном слове держится. Глаз царапался об зелёные облезлые деревяшки. Шиферная крыша вся уже давно проржавела, отражала солнечные лучи оранжево-коричневой плоской тушей. Крыльцо поросло какими-то лианами, они извивались зелёной лапшой с сочными листиками от самой крыши до ступенек. А рядышком стояла бочка, старая и гнилая, с дыркой посередине. Ни воды в ней, ни добра никакого, один воздух деревенский и серые клочки паутины.
— В тот раз с тобой так в домик и не зашли, — сказал мне Тёмка.
Он остановился в высокой траве у самого дома, скинул на землю свой тяжёлый рюкзак и потянулся во весь рост, к самому солнышку потянулся и на меня с улыбкой посмотрел.
— Ночью не околеем? — спросил я его, снял кроссовки и прошёлся босиком до самого пыльного крыльца.
А он плечами пожал. Может, и околеем, а, может, и нет. Не знает он.
— Всё вот это надо будет полить? — спросил меня Тёмка и обвёл взглядом весь огород, рукой провёл по огурцовой рассаде под окном, листочек один сорвал и бросил на землю.
— Мгм. С лопатой ещё немножко побегать надо, прополоть даже что-то попросил. Я уже не помню, потом Олегу позвоню, спрошу.
Он глянул на ржавое корыто с мутной водой и с россыпью шустрых красных червячков на самой поверхности, поморщился немножко и спросил:
— Этим умываться-то хоть можно? Про пить я даже не спрашиваю.
— Умывайся, — я ответил с усмешкой. — Глаза только закрывай. А то эта вертячка ещё в тебя заползёт.
— Ладно, на речке потом умоюсь.
Он подошёл ко мне и сел рядом на лавочку, руки сложил на коленки, как старый дед, и куда-то вдаль посмотрел. Под свирепым солнцем уши свои большие грел, мелодию какую-то напевал и вздыхал тихонечко. Как и я, наверно, не хотел деревенскую тишину портить. Распевы петухов слушал вдали, стук топора по старому пню, людской галдёж на соседнем участке.
Через два дома от нас начиналась берёзовая рощица, красивая такая, пушистая и зелёная. Мишурой переливалась на ярком солнце и тихо шепталась обвисшими ветками. В небе ни облаков, ни туч, лишь синяя одинокая гладь и уголёк солнца над самой головой. В зените завис и землю знатно прожаривал. Маревом наполнял душный воздух.
Я стянул с себя футболку и повесил её на трухлявую перилину у крыльца, остался в одних джинсовых шортах. Тёмка сразу на меня покосился и робко заулыбался.
— Сними тоже, — я сказал ему. — Загоришь хоть немножко. А то весь бледный.