— Не хочу, — он ответил и весь засмущался. — Обгорю ещё. Потом, может, сниму.
— Кого стесняешься? — посмеялся я над ним. — Девок тут нет, одни бабки, дедки.
— Тебя стесняюсь. Буду тут перед тобой худющий ходить.
— А то я не видел. За всё время-то уже насмотрелся. И ты нормальный, понял?
Не поверил мне, взгляд свой задумчиво опустил и на старые дырявые калоши уставился. Ветерок вдруг совсем тихо подул, брызнул на нас ароматом прохлады с речки, цветами какими-то вдруг запахло. Ненадолго совсем, на мгновение. И опять духотой всё накрыло, опять мухи в ушах зазвенели, разлетались перед глазами и бесстыдно садились на нос.
— Мы на эту дачу с седьмого класса приезжаем, — сказал я Тёмке. — Я, Стас, Олег. Первый раз, когда сюда приехали, с ночёвкой остались. На одном диване втроём все спали. У Стаса портативный маленький DVD-плеер был, мы там мультики, фильмы всякие включали. Всю ночь не спали. Потом ещё в клуб иногда ходили.
— В клуб? — переспросил он меня удивлённо.
— Да в этот уж, в деревенский. Тут, в Ташовке, недалеко. Девки по городским парням же с ума сходят.
— Не знал.
— Сходят, сходят. Ещё как. Шмотки какие-нибудь более-менее приличные не с рынка наденешь, так они всё. Забирай меня и увози к себе в город.
Тёмка схватился за краешек своей жёлтой клетчатой рубашки, на меня чуть обиженно посмотрел и жалобно пробубнил:
— У меня эта рубашка с рынка. Хорошая ведь, чего ты?
И я засмеялся, ничего ему не ответил. Я рукой провёл по своему ёжику волос и едва не обжёгся. Будь здоров уже напекло, пора и в прохладу, квасу ледяного попить и отдохнуть на старой пыльной кровати.
— Вить, — тихо произнёс Тёмка, как будто мои мысли услышал. — Есть не хочешь?
Я глянул на него с хитрой улыбкой и спросил:
— Проголодался уже?
— Мгм. Сам-то хочешь?
— Хочу. Пошли в дом.
В доме прохладно и уютно. Пряностью советской пахло, мебелью старой, ковром с цветочками на стене. Во всю стену висел рядом с кривой кроватью. А на кровати подушки пирамидкой выложены и белым кружевным покрывалом накрыты. Мама так раньше делала, давно-давно, когда ещё в деревне далеко от Верхнекамска жили. Олег как будто нас ждал, специально к нашему приезду с родителями здесь прибрался.
Тёмка забежал в комнату, рюкзак свой швырнул на пол и огляделся, сказал так радостно:
— Ого, здесь уютно. Как у нас в деревне. Так прям… Аутентично. Да?
Я наступил на скрипучую половицу и под ноги посмотрел. Закивал ему в ответ. Ковёр такой приятный, старый, плотный, хрустит под ногами, но гладкий на ощупь. И прохладный, прямо как комната.
— Здесь будем спать? — спросил он меня и уселся прямо на тонкое синее покрывало на кровати, чуть стопку подушек не снёс.
— Здесь, да. Боишься, что места не хватит?
— Я же не привередливый у тебя.
Он скрипнул кроватью и зашагал в сторону кухни, пригнулся у низкого дверного косяка и сказал:
— Пойду сумки выложу.
Стены холодные, прохладные, хоть и жара на улице. Неровные, в бежевых светлых обоях с извилистыми линиями и красными букетиками цветов. В глазах даже от этих букетов рябило. И запах такой стоял, сладкий, приятный, домашний и добрый. Бабушкой какой-то пахло, хоть бабушка здесь никогда и не жила. Вещами затхлыми пахло, гниющим алоэ на круглом столе с кружевной скатертью. Клубами пыли в лучах солнца пахло. В воздухе пыль летала сверкающими алмазами, всё застилала тонким изумрудным туманом.
На трельяже у окошка с низким подоконником стояла старая швейная машинка. Здоровенная такая, деревянная. Белой тряпкой с узорами накрыта. А под столом аккордеон валяется, лежит тоскливо и грустно на холодном полу и давно уже не звенит и не поёт песни. Часы между окнами громко тикали на весь дом, каждую секунду уши сотрясали своим звоном. Воробьи надоедливо щебетали за окном, с одной ветки ирги на другую перескакивали, в окошко мне смотрели и будто просили пустить в сладостную прохладу.
— Вить, что выкладывать, а что в холодильник убрать? — голос Тёмкин с кухни послышался.
— Овощи только оставь, — я ответил ему. — Остальное всё убирай.
Я щёлкнул выключателем в уголке между окном и ковром на стене, и комната вся осветилась слабым светом от крохотной люстры. Хоть не в темноте будем спать, и то хорошо. Дом-то старый, чего угодно можно ожидать. Счётчик вроде работал, висел у лакированного старого шкафа и крутил киловатты. Чёрный весь и краской заляпанный, наспех красили, неаккуратно совсем.
Тёмка робко зашелестел кружевной занавеской в дверном проёме. Стоял, на меня смотрел жалобными глазами и топтался на месте.
— Вить. Есть очень хочу, — он сказал мне тихо. — Салат сделаешь?
Воздух на кухне весь свежестью заискрился, сочной прохладой и зеленью наполнился. Тёмка зачерпнул ложкой салат из пластиковой миски и себе в кружевную тарелочку наложил. Ложку облизал и обратно засунул.
— Поросёнок, — я тихо сказал ему и заулыбался.
— А чего? С тобой-то можно. Если б на людях были, тогда да, тогда поросёнок.
И захрустел на всю кухню свежими овощами. Огурцами и помидорами захрустел, в сметане обляпался весь и на красную скатерть немножко накапал.