Ничего мне не сказал, плечами тихо пожал, руками мне вцепился в лопатку и всё дрожал бесконтрольно. На миг между нами вдруг хруст какой-то послышался, такой звонкий и яркий, пластиковый как будто, немножко на шелест стекольных осколков похож. Тёмка резко дёрнулся и от меня отошёл. Стал по комнате ходить-суетиться, сумку свою искал.

      — Пошли, что ли? — он спросил и на меня радостно посмотрел. — Погуляем, да, Вить?

      Я подозрительно нахмурился и спросил:

      — Тём?

      — Что?

      — Чего это у тебя там хрустит в кармане? — спросил я и кивнул, глядя ему в солнечное сплетение.

      Тёмка схватился за кусочек куртки в районе груди и неловко сказал:

      — Ничего. Жвачка там у меня.

      — Да? А дай мне одну?

      — Вить.

      — Ну дай, чего ты? Закрысил, что ли? Во рту как кошки насрали.

      Всё-то он понял, стоял и на меня виновато смотрел, губой нижней дёргал и ещё крепче рукой хватался за нагрудный кармашек. Я подошёл к нему, руку его в сторонку аккуратно убрал и достал из кармана блестящий блистер с малюсенькими белыми таблетками. Круглые такие, ровные, полпачки уже вскрыто.

      А Тёмка совсем побледнел, испуганно тяжело вздохнул и в окошко взглядом вцепился. Думает, окошко ему поможет, думает, ему там каких-то оправданий для меня подкинут.

      — Феназепам? — я прочитал вслух название и недовольно морду скривил. — Тём, это чё такое?

      Он намертво вцепился мне в запястье и попытался двинуть мою руку с таблетками. Ничего не получалось, только сильнее весь задрожал. Глупый и слабенький.

      — Тём, ну? — я наехал чуть громче. — Давай не придуривайся. Чего вытворяешь, а?

      — Просто отдай, и я тебе расскажу.

      Я всучил ему хрустящую пачку в дрожащую ладошку и отвернулся. Руки важно сложил на груди и головой покачал. А Тёмка быстрей таблетками зашуршал, в кармашек их спрятал, и опять в комнате тишина настала.

      — Это не наркота, не подумай, ладно? — он тихо сказал мне. — Это нейролептики. Бензодиазепины. Помнишь, я тебе рассказывал, когда ты… — он вдруг замолчал и тихо шмыгнул. — Когда ты сказал, что в армию уходишь. Мне давно-давно ещё врач сказал, что от тремора могут помочь нейролептики бензодиазепинового ряда. Феназепам, клоназепам, это всё одно и то же. Я к неврологу сходил, и он мне выписал.

      Я к нему опять лицом повернулся и на ладошки его посмотрел. Тёмка ко мне подлетел шустро и за руки меня схватил.

      — Чувствуешь, Вить? — он спросил и ярко заулыбался. — Чувствуешь, что меньше стал дрожать, ну? Неужели ты не заметил?

      — Тём, — тихо вырвалось у меня.

      — И это я только два месяца принимаю, слышишь? А если подольше, так вообще, может, перестану дрожать, а? Здорово же. Хоть не будешь на это всё больше смотреть.

      Я схватил его за запястья и на ладошки его взглянул. Замер на минуту, стоял так, пялился на них и озадаченно хмурился. Как будто врач, как будто что-то прям понимал. Вроде дрожит всё равно, но не так сильно, раньше точно по-другому дрожал.

      — Видишь, да? — спросил он довольно. — Я сам в интернете читал, что всем, у кого эссенциальный тремор, большой или малый, такие таблетки прописывают. Помогает, Вить, точно тебе говорю. Я сам заметил.

      Я ослабил хватку и выпустил его руки из своих оков. Прямо в глаза ему посмотрел и опять закивал недовольно.

      — Тём, я хоть раз в жизни что-то по поводу этого говорил, нет? — я сердито спросил его. — Говорил или нет, Тём?

      Молчит.

      — Ну?

      — Нет, не говорил.

      — Вот именно, что не говорил. Никогда никак тебя даже не подкалывал, как некоторые, как ты мне рассказывал, пацаны тебя в школе дразнили. Косо, вроде бы, не смотрел, не смеялся, боже упаси. Один раз, Тём, один раз только тебя спросил: «А что это такое?» Когда ты под Новый год болел. Просто так уж спросил, ради приличия, из любопытства, чтоб знать хотя бы, как называется. А ты прям весь обиделся, да? Прямо подумал, что мне как будто тяжело с этим живётся, как будто мне… как будто мне противно и неприятно?

      — Да, — он сухо ответил и чуть не заплакал.

      Я схватил его легонько за шею, к его горячему лбу своим лбом прижался и процедил негромко:

      — Дурак какой, а. Ушастый и глупый. Умный, вроде, такой, а всё равно весь дуреешь, а? Откуда это в тебе? Кто тебе такие мысли втемяшил?

      Я взял его за руку, погладил по мягкой коже на тыльной стороне ладони и тихонечко кончики пальцев его поцеловал. Пусть дрожит, если нужно, пусть трясётся, пусть ночью дёргается из-за своей болячки, лишь бы только здоровый и счастливый и был. Жить не мешает, и ладно. Навыдумывал себе, что я как будто его терплю, как будто кое-как превозмогаю этот его недуг.

      Глупости какие.

      — Чтоб всё это выкинул, понял? — я прошептал ему сердито. — Понял меня, заяц?

      — Понял, — Тёмка ответил и тихо хлипнул, а по щеке его первая слёзка вдруг побежала.

      Я расстегнул холодную железную пуговку его нагрудного кармашка, блистер с таблетками оттуда достал и себе в карман их сложил.

      — Прости, если наехал, — сказал я. — Я не столько даже из-за таблеток наехал, Тём, сколько из-за твоей вот этой глупости, — я сжал руку в кулак и тихонько по голове ему постучал.