Я вдруг его перебил и головой помотал:
— Да не болтай. Два взрослых мужика, ещё будем ей там мешаться.
— Вот и я тоже подумал, да. Хотя она приглашала, ты не подумай, ладно?
— Я не сомневаюсь, Тём. Знаю, что приглашала. А здесь уютно, понял?
Тёмка опустил голову и тихо сказал:
— Ну прям уж, уютно. Скажешь тоже. Ковёр этот ещё идиотский, — он кивнул в сторону кровати и махнул рукой. — Я всё равно нам что-нибудь получше найду, ладно? Это уж так пока, нам на лето. Ну, до осени, может быть. Просто хотел, чтобы, когда ты приедешь, было где нам остаться вдвоём.
Я подошёл к нему, за руку его схватил и сказал:
— Заяц. Здесь нормально, слышишь меня? Пойдёт.
— Точно?
— Точно.
Он немножко обрадовался, опять заулыбался, вдруг с места сорвался и подбежал к дверному проёму.
Рукой постучал по белому деревянному косяку и сказал:
— А здесь, Вить, здесь можешь турник свой повесить. Или там, около кухни. Да где угодно можешь, только не на той стене. Хозяйка сказала ковёр не снимать, не знаю, может, дырка там какая-нибудь.
Я засмеялся:
— Блин, у меня в детстве в одной комнате тоже такой был. Я там перед сном всякие рисунки на нём разглядывал, — я подошёл к ковру и пальцами провёл по сухому колючему пуху. — Да, такой же на ощупь. Когда лет пять было, козявки ковырял и их всё время вытирал об самый краешек. Между обоями прям. Знаешь, как потом громко хрустели, когда засыхали?
Я совсем растерялся и громко захохотал, на Тёмку посмотрел и поймал его озадаченный испуганный взгляд. Улыбка у него на лице была такая неуверенная и неровная, дёргалась совсем тихонько, и брови будто немножко хмурились.
— Чего ты? — спросил я его и опять подавился смешинкой.
— Ничего, — ответил он. — Давай я у стенки буду спать, ладно?
— Как хочешь.
Я наклонился над кроватью и ковёр приподнял за самый краешек. Глазами быстренько пробежался по светлому кусочку выцветших обоев, довольно закивал и посмотрел на Тёмку.
— Я здесь ещё сам первый раз ночую, — сказал он. — Поэтому при всём желании бы даже не успел. Фу. Они хоть долго сохнут?
— Да не знаю я. Дня два, три, может. Залазь в нос и проверим, чего языком-то чесать?
Я сел на кровать и стянул камуфляжные штаны, в старые зашитые джинсы переоделся. Тугие уже, давно их не носил, то ли и вправду в армии разожрался немножко, а может, после стирки сели.
— Сейчас прям гулять пойдём? — Тёмка спросил удивлённо.
— Да, а чего ждать-то? Курить охота.
— У нас балкон есть, если что, — сказал он, к окошку подошёл и бежевую занавеску с цветочками в сторону отодвинул.
— На улице свободнее как-то курится.
— Наверно, — Тёмка пожал плечами. — Тебя пока не было, я пытался курить один раз. Ну, два, может, три.
Я заулыбался, звонко застегнул ширинку и подошёл к нему.
— И как? — спросил я.
— Никак. Не моё точно.
Я потрепал его по волосам и сказал:
— И правильно. Ты у меня хороший мальчишка, тебе и не надо. Иначе маме твоей расскажу, понял меня? — я его легонько дёрнул за мочку и добавил: — За уши тебя за большие оттаскает. Ба, гляди-ка, сам за год не вырос, а уши как будто больше стали.
Он засмущался, заулыбался робкой улыбкой и убрал мою руку, чтоб я его больше не тискал.
— На морковку наседал, да, Тём?
У него нижняя губа вдруг задёргалась и брови скривились в непонятной фигуре. Лицо будто сморщилось немножко, хоть видно было, что сам пытается сдерживаться, головой вертит в стороны, выдыхает громко и носом воздух медленно втягивает. И вдруг всё равно не выдержал, смешинкой непонятной резко взорвался и вытер нос рукавом.
— Тём, чего ты, а? — я спросил его и чуть голову наклонил, чтобы в глазки ему заглянуть.
— Ничего, — он ответил мне шёпотом. — Так скучал по тому… по тому, как ты зайцем меня называешь.
Я улыбнулся и спросил его:
— Нравится, что ли? Когда тебя так называют?
— Когда ты называешь. Да, нравится.
— А помнишь, когда первый раз тебя так назвал, когда у меня в квартире сидели после Зелёного Озера, ты спросил, — я прокашлялся и попытался его неуверенный, более высокий голосок изобразить: — Вить, а почему заяц?
— Ну хватит, ну, Вить.
— Во, во, точно так же ныл! Ещё потом спросил: «Заяц, потому что дрожу всё время?» М? Помнишь, что ли?
— Помню.
Я его крепко обнял и прижал его клетчатую рубашку к своей прокуренной старой тельняшке.
— Ой, дурачок такой, а, — я негромко произнёс у него прямо над ухом. — Других-то причин тебя зайцем называть у меня будто и нет, да?