И ушла, а я дверь за ней закрыл. Тихо так дома стало и даже немного страшно. С мамой словился испуганным взглядом в коридоре, когда она в дверном проёме стояла со стопкой грязных тарелок. Посмотрела на меня, цокнула недовольно и головой покачала. Как будто и ругала меня этим взглядом, а как будто даже и плакала. Расстраивалась так точно.

      И на кухню ушла, зашаркала ногами в вязаных стельках по холодному линолеуму.

      Стыдно так стало.

      Обидел её.

***

      За окном совсем ничего не видно, темень стояла непроглядной стеной чернющих деревьев. В форточке отражалась моя камуфляжная фуражка и голодная морда на потной подушке. Быстрее бы завтра, на станции выбегу, где стоянка подольше, деньги с карты сниму, тётку найду с шоколадками и брошу ей фразу из родного детского фильма — «Мы возьмём всё.»

      — Женщина, извините, — девушка с нижней полки подо мной обратилась к проводнице, за краешек пиджака её дёрнула легонько. — А можно немножко попрохладнее как-то сделать?

      Проводница тяжело вздохнула и пожала плечами:

      — Кондиционеры работают, поезд идёт, форточки у всех открыты. Вы уж извините, холоднее никак.

      — Ладно, — грустно ответила девушка и обняла себя за коленки. — Спасибо.

      Голова проводницы мимо меня пронеслась и исчезла меж ровными рядами коричневых клеток на колючих верблюжьих одеялах. Тихо так и спокойно, холодный стук колёс только слышно, храп мужика на соседней боковушке и негромкий разговор двух бабулек через два купе. Едой хотя бы мне назло не пахло, ни лапшой, ни колбасой не воняло, только газетной бумагой совсем чуть-чуть от кроссворда соседки с нижней полки.

      — Да что такое, а, — тихо завозмущалась она и зашебуршала сумками. — Как сквозь землю провалилось, господи.

      Табличка «туалет свободен» замигала зелёными кругляшочками в самом конце коридора. Мама с мальчиком на руках вернулась в вагон и громко хлопнула металлической дверью.

      Поезд резко дёрнулся и ещё сильней задрожал, когда за окном заревел встречный товарняк. Прорычал холодным металлическим воем, мне ветром в окошко брызнул легонько и замолчал. Исчез в ночной тишине между плотными лесопосадками.

      Женщина с полки подо мной похлопала рукой мою простынь, и снизу послышался её робкий шёпот:

      — Молодой человек.

      Я снял фуражку и высунулся в проход:

      — Да?

      — Как вас? — она спросила меня и заулыбалась.

      — Витя.

      — Я Света, очень приятно. Витя, садитесь, может, покушаете со мной? Доширак любите?

      Я улыбнулся ей широко, во все зубы, спрыгнул с верхней полки и сел напротив.

      — Любите, что ли? — Света опять спросила меня.

      — Вы даже представить себе не можете, — ответил я.

      — Давайте, давайте.

      Она зашелестела пакетами, достала две белые пластиковые коробки с зелёными этикетками и пододвинула их мне.

      — За кипяточком нам сходите? — она спросила шёпотом.

      — Схожу.

      С двумя коробками с лапшой и кипятком идти от самого титана было тяжеловато. Поезд болтало в разные стороны, то в одну качнёт и нога случайно наступит на краешек чьего-то одеяла, то в другую сторону дёрнется всей металлической тушей и плечом в зелёных погонах случайно задену холодную железку у верхней полки.

      — Вот, здорово как, — сказала Света, сняла очки и аппетитно потёрла ладони.

      Она пододвинула к себе одну упаковку, а вторую оставила на краю рядом со мной. Я сел напротив, руки выпрямил по швам, как будто на уроке перед учительницей.

      — Пусть настоится немножко, — Света тихо сказала и громко втянула носом едкий соевый запах. — Слушайте, а я видела, вы там смотрели на телефоне сериал.

      Я махнул рукой и неловко заулыбался:

      — Давай на «ты», чего уж прям.

      — Сериал, видела, ты смотрел. Букиных, что ли?

      — Мгм, — ответил я и тихонько усмехнулся, уже уверенней себя почувствовал, руки в задранной по локоть камуфляжке на стол положил. — Смотрел, да.

       — Ну надо же, а, — Света сказала и немножко посмеялась.

      За окном ненадолго мелькнула речка, ярко засияла рыжими огоньками вдоль берега. Поезд по железному костлявому мосту громко пробежал, а потом снова в чёрном древесном пуху утонул. Опять ничего не видать, темень сплошная и наши со Светой отраженья в окне.

      — Хрень такая эти ситкомы, я вот никогда не понимала, — сказала она и захрустела упаковкой влажных салфеток. — Интересно хоть?

      — Я тоже раньше не понимал, — ответил я и вытянул себе одну салфетку из пачки. — Потом вот зато всё понял.

      — Что понял?

      — Да ничего. Братишка у меня, говорю, этот сериал любит. Целыми днями может смотреть.

      — Ой, мило как, а.

      Пацан в красной футболке в самом конце вагона громко и пронзительно закричал, а потом мама на него громко шикнула, и опять всё в вагоне стихло. Бабульки в двух купе от нас бросили презрительный взгляд, головы седые любопытные высунули в проход и опять затараторили о своём, обмахиваясь журналом с кроссвордами.