— Витя, ну что ты порося какая, господи, сыплешь землей ведь, а!

      — Вон, видали? — сказал я и ткнул пальцем в подошву.

      А на подошве выцарапано «КАТАЕВ 9А», небрежно так и криво. Как уж получилось, как ножик в руку лёг.

      — Одну пару уже свистнули, — сказал я. — Подписываю, чтоб не украли. Ножом царапаю. Стирается иногда, я опять подновляю, ещё режу, ещё и ещё. Глубже и глубже, скоро до стельки с другой стороны уже дорежу. Вон, Анька, видала?

      И Аньке чуть ли не под нос эти берцы сунул, ошмётком сырой чёрной земли ей попал на краешек тарелки. Она резко дёрнулась, съёжилась вся в недовольной гримасе и небрежно кинула «ай!»

      — А почему воруют-то? — удивлялась тётя Катя. — Как так получается-то, Витька? Не следят, что ли?

      — Ну а как получается, тёть Кать? — я пожал плечами. — Так и получается. У нас же в основном кто учится? Деревенские. С области. Городских совсем мало. А в деревне, чего там, прям деньги, что ли есть? Вот и воруют. Не знаю я, почему воруют. Так уж, мои догадки.

      И ненадолго всё стихло, только и слышно, как Анька тихонько салаты хомячит и соком хлюпает в гранёном стакане. Я вернул обувь в коридор, сел на своё место и тоже салатом зачавкал. Мама с тётей Катей ещё налили себе по рюмашке, чокнулись звонко и выпили.

      — Лапы, берцы, воровство, это ещё ладно, — сказал я и посмеялся. — Хрен с ними, как говорится. У нас вот некоторые ребята с понедельника по субботу в одних и тех же трусах, бывает, ходят…

      И мама как заорёт на весь дом:

      — Витя!

      И по спине меня стала хреначить рукой, полотенце с цветочками схватила и всего меня им исполосовала. Смешно так стало, я прямо не сдержался и весь раскраснелся.

      — Да что ж такое-то, ёклмн! — кричала мама, продолжая лупить меня полотенцем по спине в плотном чёрном кителе. — Сиди жри уже!

      И опять тишь да гладь повисли над нашим застольем. Мама с тётей Катей о своём опять затрещали, телевизор на фоне включили, а я уткнулся в тарелку с едой.

      Анька ко мне потянулась через весь стол и тихо спросила:

      — А у вас там постирать негде, что ли?

      — Не-а, — я ответил ей шёпотом. — Или меняй и вози домой стирать в выходные или в одних ходи всю неделю.

      — Охренеть, фу, — сказала она, поморщилась и глазами стрельнула куда-то вниз.

      — Нет, я-то меняю, всё нормально. У меня чистые. Щас вообще ещё чаще менять буду, я же теперь домой буду ездить, на ночь больше не буду оставаться.

      И опять мама меня треснула по почти лысой тупой башке и прикрикнула:

      — Всё, рот свой закрой уже со своими трусами, сколько можно, а?!

      Тётя Катя посмеялась негромко, на нас с мамой поглядела и сказала, чтобы нас успокоить:

      — Витенька, это всё очень грустно, что у вас такое в школе творится, что в школе денег не хватает. Но финансирование школы — это не главное. Главное — это воспитание. Я сейчас сижу и вижу перед собой взрослого молодого человека. Опрятного. Порядочного. Который красиво говорит. Аккуратно ест. И которым гордится мама.

      Мама заёрзала на диване, платок на голове поправила и тихонько добавила:

      — Он КМС по боксу у меня, между прочим.

      Тётя Катя молча заулыбалась и на меня посмотрела, взглядом сказала, мол, молодец, так держать.

      Когда они с Анькой домой уже уходили, я с ними в коридоре пересёкся, пальто тёте Кате подал и сумку из комнаты ей принёс.

      — Ладно, Витенька, давай, пока, — сказала тётя Катя, приобняла меня и по спине похлопала. — Удачи тебе в учёбе, в боксе, ладно? Рано ещё, ой, рано, но заранее — с Новым годом, хорошо?

      А на дворе ноябрь ещё был, я посмеялся и сказал:

      — Да ну это когда ещё, вы чего уж?

      — Нет, нет, мы только в следующем году теперь увидимся, ближе к лету. Давай, всего хорошего тебе. И это…

      Она ко мне подошла поближе, пальцем к себе подманила и сказала негромко:

      — Даму какую-нибудь уже себе найди, ладно? А то маму расстраиваешь. Такой весь красавец у неё мужчина. — взглядом меня окинула с ног до головы и нитку какую-то аккуратно с погонов убрала. — Медалями её радуешь, учёбой, а девушки всё нет. Нехорошо, скажи, да?

      — Мгм, — ответил я и глупо заулыбался.

      Анька уже на улицу вышла, а тётя Катя за ручку двери схватилась и вдруг что-то вспомнила:

      — Это ещё, Вить… Я отцу сказала. Ты если что звони, пиши. Не дай бог чего. Что там по лечению ещё если надо будет. Ладно?

      И покосилась мне через плечо, в сторону зала, где мама суетилась вокруг стола и звенела тарелками.

      — Ладно, — ответил я.

      — Просто так говорю, на всякий случай, хорошо? Не стесняйтесь с папашей своим, понял меня? Звони! Ночью, когда надо, тогда и звони. Отвечу, прилечу, если надо.

      — Понял, — повторил я и закивал.

      Тётя Катя глянула под ноги и распереживалась:

      — Ой, насорили мы тут вам, извини.

      — Да не плац уж, уберу, — сказал я и махнул рукой.