— По лесу бегали, — я пожал плечами и соку глотнул. — Флаг чужой команды захватывали.
— Интересно как, да, Ань? — тётя Катя спросила дочку и ткнула её локтем в плечо.
Аня молча сидела и жевала салат, кивала безразлично и даже на меня не смотрела.
— Из автомата стрелять, наверно, умеешь? — тётя Катя спросила.
— Ой, стреляет, ещё как, — вмешалась мама.
— И на сборах тоже, наверно, с автоматами бегали, да, Вить?
Я посмотрел на тётю Катю и плечами пожал:
— Мгм. Только не у всех автоматы настоящие. Даже не искусственные. Даже не для пейнтбола.
— А какие? — спросила она.
— У кого-то из Детского мира.
— Из Детского мира?
— Мгм. Игрушечные. Ну, такие, синими пульками стреляют, — сказал я и слопал маслину из глубокой посудины рядом с бутылкой водки.
Тётя Катя призадумалась, руками недоумённо развела и спросила:
— А как это? А, чтобы не повредили друг друга, наверно?
Я посмеялся над ней. Повредили, ага, скажет тоже.
— Да нет, — ответил я. — Нам же не выдают. Сами всё покупаем. Кто, что найдёт, с тем и приезжай. И бегают кто в чём может.
Тётя Катя скривилась какой-то недовольной миной, на маму мою покосилась, а потом на меня опять посмотрела. Застыла с ложкой салата в руке.
— Кто-то в берцах бегает, как и положено, — продолжил я. — Вон.
Я кивнул в сторону коридора, тётя Катя посмотрела на мою обувь на старой дырявой тряпке у самого входа. Берцы стояли в талых кучках грязного снега рядом с тумбочкой.
— А кто-то вообще в кроссовках, — сказал я и съел кусок салями. — Кто в туфлях вообще школьных бегает. Неудобно, мокро, по лесу-то хреначить, да?
— Витя, — мама одёрнула меня за неряшливое словцо и громко брякнула ложкой.
— Извиняюсь. Неудобно, говорю, а куда деваться-то, да? Не выдают же. Сам покупай.
Мама меня вдруг перебила:
— Ладно тебе, а! Прям самый несчастный сидит, самый голый! Всего одеваем каждый год, и берцы, и форма, и ремень лучше всех.
— Да, — усмехнулся я. — А я про себя и не говорю. У меня-то всё хорошо. Но не у всех ведь так, да? Я вон слышал в суворовском пацанам выдают. Каждый год. А у нас?
Мама махнула рукой в мою сторону и сказала:
— Ой, Кать, Анют, ладно, не слушайте этого дурака, господи. Школа ещё новая, она чего, открылась-то в четвёртом году. Он на третий год или на четвёртый поступил.
На меня посмотрела, нахмурилась и цокнула.
— Свинёныш ты, ба, — сказала мама. — Кормят вас там от пуза, жопа всегда в тепле в ваших бараках, спортзал такой красивый, не спортзал, а сказка.
Я затряс указательным пальцем и добавил:
— Это да, это ты правильно говоришь. Красивый, да.
— Вот, — мама довольно протянула и опять на тётю Катю с Анькой посмотрела. — Видите?
— Это когда камеры приезжают, — сказал я и ещё себе соку налил. — А когда уезжают, то всю красоту прячут. Вот мы с Олегом, с товарищем моим, в прошлом месяце попросили лапы достать. Руками немножко поработать хотели.
— Лапы? — переспросила тётя Катя.
— Ну, для бокса. Эти… — и я похлопал кулаками друг об дружку.
— А, поняла. И что?
— А ничего. Майор ходил к директору. Сказал нельзя. Сказал, что реквизит. Они такие красивые ещё, новые. Эверласт. Хорошие, очень хорошие.
Мама опять заворчала:
— Лапы, лапы… Свои носить надо. Со своими заниматься, а не клянчить.
— Так Стас принёс в том году, — сказал я. — Неделю с ними занимались.
— Вот, вот, — довольно повторила мама.
— Неделю позанимались, тёть Кать, Ань. Украли, прикиньте?
Тётя Катя шёпотом спросила меня:
— Воруют у вас там?
— О-о-о, ещё как, — я засмеялся. — Такие крысы здоровые водятся. В этих, в как его, в Черепашках Ниндзя даже таких не было.
Тётя Катя вопросительно с Анькой переглянулась, плечами пожала, склонилась над столом и спросила меня осторожно:
— Где не было?
— Да там в мультике одном большая крыса была, — сказал я и махнул рукой в её сторону. — Ладно, вы не поняли. Воруют у нас короче, да. У меня вон. Глядите-ка.
Я выскочил из-за стола и метнулся в коридор, берцы оттуда притащил все грязнющие и затряс ими перед тётей Катей с Анькой.
Мама закричала:
