— Посмотрим, кто скрывается под маской! — послышалось с экрана проигрывателя.

      — Мужик какой-нибудь, кто там ещё? — усмехнулся Тёмка.

      — Не угадал, — сказал я и довольно заулыбался. — Баба.

      — Ну баба, господи. Какая разница.

      А он только сильней ко мне прижимался, всё сильнее будто дрожал. И вроде не жарко уже, наоборот, холодно даже, а всё тело внутри распалилось июньским пухом.

      — В вагон-ресторан, может, сходим? — предложил я.

      — Вот ведь недавно ели.

      — А что ещё в поезде делать? — спросил я и громко зевнул. — Только жрать и спать. Ты спать хочешь?

      — Нет, — Тёмка ответил и со своего места вскочил.

      — Ну вот. Значит, жрать пошли.

      По дороге в вагон-ресторан я рассказал ему про последнюю поездку с мамой, про мальчика Сашку, про то, как мы с ним бегали по вокзалу. Времени было предостаточно, ресторан в другом конце поезда был. Мы с ним каких вагонов только не прошли: и плацкартных, и купейных, и СВ, как у нас, и какой-то даже служебный прошли, где совсем народу не было.

      В вагоне-ресторане пусто оказалось, никого, кроме нас. Столы в красных скатертях, сиденья в бордовой обивке и занавески тоже красные были. И скромный бар в самом конце вагона рядом с проходом на кухню, а у бара маленький телевизор висел у самого потолка, какие-то новости кое-как с помехами показывал. Женщина с кухни принесла нам две тарелки макарон со свиной отбивной и оставила нас совсем одних во всём вагоне.

      — Как, говоришь, мальчишку того звали? — Тёмка спросил меня и вилкой вцепился в отбивную на треснувшей тарелке.

      Мясо сухое оказалось, резиновое, ножу совсем не поддавалось. Приходилось на вилку нанизывать и варварски зубищами раздирать.

      — Восемьсот рублей, охренеть, а, — я проворчал недовольно и кусок мяса кое-как оттяпал. — Сашка его звали. Фамилию не помню.

      — М, интересно, это не тот, который Самаров?

      — Не помню, сказал же. Что за Самаров?

      Тёмка кое-как прожевал мясо и морду скривил. Достал изо рта кусок с тугими жилами и бросил на краешек тарелки.

      — Да Сашка Самаров, — сказал он и глотнул квасу из пластикового стакана. — Я когда в реабилитационный центр ходил, ну, к нам туда, в «Апрель», там мальчик один был. По описаниям на твоего похож. Какая-то у него врождённая травма была, да, ноги, руки.

      — Не авария, значит?

      — Нет. Точно нет, что-то врождённое. Мы с ним разговаривали иногда. Я, Дина, он. Когда в очереди на электрофорез сидели.

      Я украдкой покосился на его дрожащие руки с зажатой между пальцами вилкой и аккуратно поинтересовался:

      — Тебе хоть помогло? Ну, электрофорез? Все эти процедуры?

      — Не знаю, — Тёмка ответил и плечами пожал. — Я тоже всё время маму спрашивал, говорил, что не помогает же, всё равно руки трясутся, толк-то какой? А она говорила, что есть толк, что не ходил бы, ещё хуже было бы. Куда уж хуже-то?

      Он правую руку сжал крепко в кулак, потрясся секунду и стыдливо спрятал её под стол, к окошку отвернулся и взглядом растворился в ночной кромешной тьме.

      — Да по-любому это он был, — сказал Тёмка. — Не бывает таких совпадений. Чтобы имя и болезнь, как ты прям описал. У нас реабилитационных центров только два по всему городу, по-моему. «Апрель» и ещё какой-то, ближе к Северному посёлку.

      — Они с мамой тогда ехали из санатория, — сказал я и кое-как сухой кусок мяса протолкнул в глотку. — Мы с мамой по Бродвею гуляли…

      Тёмка меня перебил:

      — Где гуляли?

      — Ну, там, по набережной. Вечером. Как мы с тобой. Гуляли с ней, короче, и я выиграл набор с машинками. Как уж выиграл, просто удочкой рыбку поймал и…

      — Да, я понял, — сказал он и заулыбался. — Я тоже в такое играл.

      — Мы домой ехали, я ему одну машинку из набора достал и подарил. Я это запомнил, потому что она единственным джипом в наборе была. Такая, знаешь…

      И Тёмка вдруг опять меня перебил:

      — Погоди, погоди. Стой. Без крыши, да? А сзади ещё запасное колесо есть?

      — Точно, да. Я тебе разве рассказывал?

      — Ох ты ж, блин, а.

      Он отложил в сторону вилку с ножом и телефон из кармана достал. Стал экраном листать, как ошалелый, весь каким-то азартом вмиг разгорелся.

      — Я ищу просто в архиве детских альбомов, — сказал он. — Если найду… Погоди…

      Сидел и листал, минута прошла, две. Еда уже давно вся остыла, а он всё так же в телефон носом уткнулся.

      — Тём, ладно тебе, потом покажешь.

      — Во-во! Нашёл!

      И телефон мне протянул дрожащей рукой. На экране застыла фотография, где Тёмке лет двенадцать, не больше. Сидел в рубашечке за столом, уроки делал, а у настольной лампы аккуратно игрушки всякие расставлены в ряд: динозавры его, животные всякие, черепашки ниндзя и машинки. И одна машинка мне сразу знакомой показалась, своим красным поцарапанным корпусом отозвалась в самом сердце.