Тёмка убрал камеру в сумку на плече и ответил:
— Не помню. Я двести листов привёз.
Я громко присвистнул.
— Просто это же более ценно, Вить, — сказал он и снимком передо мной потряс. — В цифре это всё понятно, это прикольно, да. Все так могут. А тут один кадр, один момент. Потеряешь фотографию – и всё, считай, воспоминание потерял. Ценность какая-то появляется уже совсем другая. Правильно?
— Не знаю, — я ответил и пожал плечами. — Ты хоть потом их сканируешь?
— Конечно. Но эти всё равно самые ценные остаются. Это прям аутентично, тут каждая капля чернил, или что там используют, как будто застыла в том самом моменте, когда я на кнопку нажимал. Потом лет через пять, десять, может, больше, уже ни сигареты, ни дыма, ни тебя на фоне пушистой горы не будет. А на фотографии останется, не просто останется, а будет жить вместе с чернилами из того самого момента.
Я громко цокнул и посмеялся над ним, сумку через плечо перебросил и сказал ему:
— Философ ушастый. Такси пошли искать.
***
В Хосте красиво. Не Анапа вся разбомблённая, не Лоо с помойной говнянкой, не шумный Сочи с вечными пробками, а тихий аккуратный городишко. В меру прохладно и экзотично, всё кругом утопало в зелёном пуху. За окном такси проносились сочные головки брокколи, когда по серпантину к городу подъезжали. Море серое и тоскливое в берег нещадно впивалось свирепыми волнами. Непонятно, где водная гладь заканчивалось и где небо уже начиналось, всё сливалось одним серым месивом.
— Хрущёвки у них такие красивые, — Тёмка мне тихо сказал и в окошко высунулся любопытной мордой. — Представляешь, если бы наш Верхнекамск около моря был?
— Ага, тогда бы и моря никакого не осталось, сразу бы всё подохло, — я ответил ему и глянул на аккуратную бежевую пятиэтажку с красной крышей.
Прям под балконами пальмы росли, горы шептались туманом вдали, и в каждом сочном глотке воздуха море поселилось солёным дыханием.
— Чем тебе не Лос-Анджелес, да? — спросил я Тёмку и локтем его задорно задел.
— Лучше! — вмешался таксист и засмеялся, золотым зубом своим сверкнул в зеркале заднего вида и кепку поправил. — У нас этих зато нет. Которые это самое.
И свободную руку вдруг манерно изогнул и повертелся на одном месте, губы вытянул трубочкой, а потом взорвался громким смехом.
— А у них там полно, — добавил мужик. — У нас хоть дышится спокойно, ходи, гуляй, отдыхай, да, мужики?
Тёмка на меня покосился с улыбкой и плечами пожал.
— Да, — сказал Тёмка. — Мы вообще довольны, что можно вот так с братом приехать и отдохнуть. Вдвоём. Да, Витёк?
— Мгм, — я ответил ему, а сам за руку его еле заметно ущипнул, чтоб он этот цирк прекратил.
— А вы откуда, мужики? — спросил таксист.
— Из Верхнекамска, — гордо ответил Тёмка и пальцами вцепился в кожаное сиденье водителя, чуть к нему вперёд туда весь не вылез.
— Татарстан? — спросил он и задумчиво скривился в лице.
Таксист руль резко дёрнул, и машина остановилась на светофоре рядом с высокой пальмой у пешеходного перехода.
— Нет, — сказал я. — Там недалеко, конечно. Ближе к Перми. Мы кому ни расскажем, никто не знает, где Верхнекамск находится.
Таксист рассмеялся и закивал:
— Понятно. На Каме, короче?
Мы с Тёмкой кивнули.
— Правильно, правильно, — повторил мужик. — Верхнекамск в сердце, скажи. Да?
И опять громко заржал.
Оставил нас около пансионата недалеко от берега моря. Белая пятиэтажка под голубой крышей с большими буквами «Аквамарин». По шумной дороге неспешно проезжали машины, проплывали тихонько под сочным пухом зелёных деревьев. У входа пальмы росли, невысокие, обгрызенные, пожелтевшие немного, как на той фотографии из детства.
— О, там вон ночной клуб, — Тёмка радостно воскликнул и ткнул пальцем в сторону вывески недалеко от главного входа. — Сходим, что ли, потом?
— Есть охота, — проворчал я. — Какой уж клуб. Пожрать бы где-нибудь.
Мы с ним оставили вещи в номере, ничего даже из сумок не вытаскивали, и сломя голову попёрлись на берег море смотреть. Сегодня купаться точно не будем, холодно, ветер с ума сходил, волны такие, что башку всю проломит. Наплаваемся ещё.
Тёмка в своих кроссовках громко захрустел мокрой галькой и шумно вдохнул солёный запах бездны, аромат тухлых водорослей и разлагающихся моллюсков носом втянул. Замер на фоне серого поцелуя неба с водой и на меня даже не смотрел. Весь затерялся в неспокойной пенистой глади. Далеко в море уходил плесневый обгрызенный пирс, бетонной разбитой змеёй разрезал шумные волны и заманивал чаек на свою гниющую тушу. Людей совсем не видать: то ли пляж непопулярный какой-то, то ли и вправду все штормов испугались и купаться никто не осмеливался.
— Вонь чувствуешь? — Тёмка спросил меня, подобрал гладкий камушек и швырнул его в море.
— Чувствую.
— Знаешь, что это?
— Знаю. Тухлые моллюски. Рапаны всякие, или как их там называют, — ответил я и пожал плечами.