Фриски был в возбуждении, просто вне себя от того, что все время кто-то приходил. Дверной звонок звенел беспрерывно. Бет взяла пса на колени и почувствовала, как он весь дрожит.

Самое забавное, что ей все казалось каким-то нереальным. Может быть, потому, что приходил доктор и сделал ей укол по-настоящему сильного транквилизатора. И в конце концов, они все еще не нашли Рэли, значит, это еще не означает, что все кончено. Но если верить тому, что говорили по телевидению, они не возлагали на это очень больших надежд. Прошло уже несколько дней, а океан у побережья Пуэрто-Валларты по-настоящему штормило. Волна никогда еще не была так высока, сказали они. Практически это была непрерывная приливная волна.

Занятно: Дарби вернулся и съехал. Этого дня она ждала так долго, и вот наконец это произошло. Пол, похоже, даже не обратил на это внимания. Он был слишком обеспокоен ее состоянием. Такой милый и заботливый, он выглядел совершенно потрясенным и виноватым, хотя его там даже не было в ночь, когда все это случилось, – он сказал об этом Бет, это же сообщило телевидение.

И все звонили, и спрашивали, когда состоится поминальная служба. Звонили из офиса мэра. Все флаги в городе из уважения были наполовину приспущены. Но так не могло дальше продолжаться, они должны были что-то делать.

Ладно, подумала она. Что поделаешь?..

Бобби приехал в то утро, чтобы сделать ей прическу, и Ферн тоже приехала. Все вместе они поехали в «Бентли». Был прекрасный день. Как всегда в эту пору. Туда направлялось так много поклонников, что они едва продвигались. Полиция, контролирующая дорожное движение, должна была освобождать им путь. Пол крепко держал ее под локоть, когда они поднимались по ступеням лестницы церкви в Беверли Хиллз. Странно, подумала Она, такое большое скопление людей производит так мало шума. Конечно, все подходили к ней, чтобы принести свои соболезнования, – даже Диана Кендалл, которая выглядела такой же непривлекательной, как в прошлый раз, и вообще, кажется, все, кто находились в это время в городе. И все важные люди, какие были в мире, прислали цветы, а церковь была переполнена массой влиятельный лиц. Единственной неожиданностью было присутствие отряда бойскаутов, занявших целый ряд. Но потом Бет вспомнила, что после проката одного фильма Рэли был сделан почетным бойскаутом. Туси прилетел, он был очень мил и на грани того, чтобы заплакать. Он так вырос за короткое время, что Бет его едва узнала. А может быть, это все еще было воздействие транквилизаторов, она себя чувствовала так, словно находилась под водой.

Речи были очень искренними, очень проникновенными. Масса всякой чепухи о мужестве, о юности Америки. Ну и тому подобные вещи.

Наконец все закончилось, а вечером по телевизору все это выглядело очень мило.

«Вы должны занять себя делами», – говорил ей почти каждый. Так что спустя несколько дней она заставила себя подняться, одеться и отправиться в офис, где она работала с еще несколькими добровольцами. Все дамы были очень внимательны. Всячески пытались отвлечь ее. Это было очень мило с их стороны. Очень мило.

– Потерять ребенка – что может быть страшнее, – пробормотал кто-то.

– Да, – сказала Бет, но на самом деле она думала иначе.

Конечно, это ужасно – потерять ребенка. Но потерять этого ребенка было еще страшнее.

Так прошло несколько дней, она продолжала выходить, но в один из дней что-то разладилось. Не то чтобы у нее кружилась голова, когда она вставала с постели, но что-то происходило. Странное. Она просто ничего не могла. В самом деле, она едва могла заставить себя даже просто позвонить и сказать, что не может прийти.

Это были очень странные дни. В течение нескольких минут она могла чувствовать себя вполне хорошо, учитывая все случившееся. А потом ее нервы начинали кричать, и она чувствовала себя так, словно вот-вот выпрыгнет из своей кожи. И улучшения не наступало.

Даже звонок доктора, который просто хотел узнать, как она себя чувствует, так взвинчивал ее, так выводил из себя, что ей просто хотелось заорать, чтобы ее оставили в покое.

– Я чувствую себя очень странно, – сказала она.

– Что ж, это вполне естественно, – говорил он и предписывал усилить прием лекарств.

От этого она чувствовала себя еще хуже. Тогда он предложил ей урезать дозы наполовину. Она просто сидела, машинально лаская маленькую собачку Рэли. Но не думая о самой Рэли. На самом деле не думая ни о чем. И не спала по ночам, и ничего не ела. «Я не могу так дальше, – сказала она себе, – я должна попытаться что-то сделать».

На следующее утро она заставила себя встать, принять душ и одеться. Она даже сделала легкий макияж. Это стоило ужасающих усилий, словно она толкала валун на крутой холм, и она тяжело дышала, когда закончила. Призвав все свои силы, заставила себя съесть настоящий завтрак. Яичницу-болтунью, бекон, тосты. Стакан апельсинового сока. Не помогло. Более того, ее стало тошнить.

Все, что ей оставалось, – сидеть с Фриски и целый день смотреть телевизор. Иногда она так ослабевала, что чувствовала, как у нее слипаются веки, и засыпала – иногда всего на несколько минут. Но хуже всего было то, что ей снова стали видеться ее сны с водой. Не в связи с Рэли. Когда она была маленькой девочкой, за их домом было озеро, всегда темное и пугающее, но в то же самое время и влекущее – вот оно ей и снилось. В четыре часа дня она начинала пить. Это помогало, потому что сглаживало все, и она не должна была заставлять себя думать. Да и в любом случае ей это было не под силу, потому что все ее мысли оказывались всего лишь клочками чего-то, не имеющего никакого смысла.

У них есть масса дел, которыми следует заняться, не раз повторял ей Пол. «Мне нужна твоя подпись, Бет Кэрол. Ты должна собраться и взять себя в руки».

– Ах, Пол, – говорила она, – я еще не готова. Очень сожалею. Может быть, завтра, ладно?

– Ты что-нибудь ешь? – спрашивал он.

– Конечно, я ем, – отвечала она.

– Ты должна начать есть, Бет Кэрол, – говорил он.

– Я знаю, – отвечала она.

Когда пройдет какое-то время, ей станет лучше, говорила она себе. Время – вот что может помочь. Но прошло больше трех месяцев, а ей становилось еще хуже. Фриски тоже чахнул. Его глаза и шерсть стали тусклыми.

Она часами расчесывала его, глядя телевизор. Кулинарные шоу, которые ей всегда нравились. Игровые шоу. «Мыльные оперы» передавались по всем каналам с двенадцати до трех часов дня. На экране двигались какие-то фигурки, но интриги были такими запутанными, что она была не в состоянии следить за ними.

Пол большую часть времени проводил вне дома, занимаясь послесъемочными делами с картиной, которая должна была принести целое состояние, потому что была последней картиной Рэли. Единственный человек, с которым она виделась, был Бобби, который приходил каждую неделю, чтобы сделать ей прическу, хотя она и просила его не затруднять себя. Но он приходил и нашептывал ей на ухо разные сплетни, которые она даже не слушала, а к тому времени, когда он завершал свое дело, ее нервы уже словно протыкали кожу, и она чувствовала себя настолько опустошенной, что ей только хотелось кричать и кричать.

Все время звонили. Ее приятельницы. Ферн. Даже Диана Кендалл, которая все еще была в городе и спрашивала, не хочет ли Бет, чтобы ока к ней заскочила. Бет думала что, может быть, Диана действительно лучше других поймет ее, ведь она потеряла всю семью. Но в конце концов решила, что не должна заботиться о том, поймет ли кто-нибудь, что она испытывает. Кроме того, эта Диана Кендалл выглядела как человек, который вечно скулит, а последнее, чего бы желала Бет, это выслушивать человека, который ноет и жалеет себя. В конце концов, с нее хватит ее собственных проблем.

Она перестала подходить к телефону.

Однажды он звонил и звонил. Пятнадцать звонков, двадцать. Потом телефон умолк, но спустя некоторое время зазвонил снова.

Рассерженная, она схватила трубку, намереваясь разбить ее о стену.

– Хэлло, – сказала она наконец.