Феор мрачно закивал.

— Правда, мне удалось склонить на нашу сторону Крассура.

— Как? Вы ведь постоянно ругаетесь. Чем же ты его завлек?

— Пришлось на время сдружиться. Помните ли вы Ханешу, вашу дальнюю тетушку по матери из Ледяных Туч?

— Один раз только ее видела в детстве. Темноволосая, высокая, никогда не улыбается.

— Точно так. Она овдовела три года назад. Скоро срок плача проходит, и Ханеша ищет нового мужа. Через Рину она попросила меня подыскать кого-нибудь в столице. Я предложил ей несколько вариантов, но она всех отвергла, зато заинтересовалась Крассуром.

— Ого! Но ведь Крассур тоже не из родовитых.

— Его сундуки полны. У Ханеши нет сыновей, и большая часть ее богатств перешла к мужниным братьям, а она с дочкой осталась почти ни с чем.

— Почему она не хочет пойти за кого-нибудь из этих братьев?

— Они рассорились в пух и прах, когда делили добро.

— Значит, она ищет богача. Ну, Крассур надменностью и высокомерием придется ей под стать.

— Если они уживутся, и Ханеша не выцарапает ему глаза в первую же ночь, это будет чудо. Вчера я говорил с ним и как бы случайно обмолвился о Ханеше. Видели бы вы, как у него глаза загорелись. Я предложил ему подсобить в помолвке, и он сначала даже не поверил, всё искал подвоха, но потом согласился. Крассур поможет нам устранить Раткара, а весной поедет к отцу Ханеши свататься.

— Ему можно доверять?

— Придется довериться. Он сложный человек, но и к нему есть подход. Серебра у него довольно, однако сам он из низовцев. Стать во главе ветви одного из первейших родов — его давняя мечта. Ради такого он пойдет на что угодно.

— Сколько у него ратников?

— Мне доносили, что четыре полные дюжины и еще с десяток учеников.

— Набирается целое войско. Хоть какие-то хорошие вести, — улыбнулась Аммия, но спустя миг на лице ее вновь отразилась тревога, и после паузы она спросила: — все же я не понимаю, зачем Раткар затевает эти игры. Он мог бы просто… просто убить меня, это открыло бы перед ним ним все дороги.

— Он на это не решится. Положение его шатко. Наверняка какое-то время он будет изображать любящего дядюшку.

— До весны. А что потом?

— Потом стоит ждать сюрпризов. Но к этому времени мы уже что-нибудь придумаем.

Первый советник поклонился и собрался уходить, когда Аммия окликнула его.

— Феор, почему Шульд не покарал их? Почему пал Данни, а не тот… другой? Быть может, мы все заблуждаемся, и Раткар в самом деле не виноват? Быть может, есть другая сила, которая провоцирует нас на усобицу? Тот же самый Крассур.

Сомнения эти не давали покоя Аммии.

Первый советник решительно покачал головой.

— Крассур? Нет. Я давно слежу за его ребятами. Это правда, что они иногда снимают плащи, по которым их можно узнать, и, подобно разбойникам, грабят дальние деревни. Но организованно выехать большим отрядом вслед за Харси, а потом еще вернуться, и чтоб об этом никто не прознал? Нет, это немыслимо. Да и Астли наверняка нашел бы его след. Может статься, что за гибелью регента стоял кто-то другой, но ручаюсь, это не Крассур.

— Но кто? Барон из Сорна? Есть ли в наших краях еще силы, способные на такое?

— Скоро все прояснится, а пока… не знаю. Могу сказать только, что не стоит полагаться на богов. Они давно оставили этот мир. Смотреть надо на людей — глаза верней покажут, кто враг, а кто друг.

— Опять ты со своими южными проповедями, — надула щеки Аммия.

Феор криво усмехнулся и откланялся. Княжна знала, что он прав.

Вечером, когда беспокойный ветер затих и блеклое солнце растворилось за Хладными пиками, настало время церемонии.

С полудня народу на торжище прибавилось вдвое. Кого здесь только не было! Наемники и охотники, рыбаки и лесорубы, чесальщики шерсти и медовары, бочары и плотники, камнетесы и кузнецы, строители и фермеры, пастухи и коневоды, пекари и мукомолы, торгаши и наперсточники, ткачихи и пряхи, лекари и сборщики податей, странники и монахи, мойщики, цирюльники, люди знаний, оборванцы, ворье, пьянчуги. Площадь гудела, будто осиное гнездо, пестря огромным множеством запахов, которые вкупе с привычным рыбным духом создавали невообразимую дурманящую смесь.

В первых рядах, отдельно от низовцев, за прослойкой свартов располагалась немногочисленная знать: прибывшие издалека наместники четвертей, богатеи, первородцы, советники, а чуть поодаль — их челядь, княжьи писари и управители.

Сама Аммия восседала на помосте в кресле, покрытом соболиными шкурами. Она зябла и теребила косы, дожидаясь, пока изволит прибыть дядя. Ей не терпелось, чтобы все это шумное представление поскорее закончилось.

Наконец, толпа зашумела и расступилась, пропуская кольцо бравых ратников. Взметнулся алый плащ, на возвышение молодецки влетел Раткар и, раздавая на ходу приветственные кивки, махая кому-то и улыбаясь, попятился к своему месту. Волосы его были напомажены и убраны в хвост, а зеленоватые разбойничьи глаза искрились весельем. Под меховым наплечьем проглядывала богатая длиннополая туника из тонкой крашеной шерсти. Он весь сверкал и переливался в лунном свете: пальцы лучились драгоценными камнями, на шее исходил холодным сиянием витой серебряный обруч, тем же серебром был прошит вычурный кожаный пояс с начищенной до блеска бляшкой и соколиным знаком на ней.

Люди разделились: кто-то начал свистеть и тихонько браниться, другие наоборот — славили нового регента и с одобрением кланялись. Раткар вальяжно уселся в кресло рядом с княжной, а Хедвиг, взошедший за ним, встал позади. На лице его еще красовались ссадины от удара кольчужной перчатки Данни.

— Какое дивное платье, племянница. Да и сама ты сегодня ослепляешь красотой, словно Пречистая Дева.

— Спасибо, — не глядя на него, буркнула Аммия.

Платье и вправду ей нравилось. Голубое, в цвет глаз, расшитое золотой нитью. Его подарил отец перед самым своим исчезновением, и за три года оно сделалось тесным в груди, но еще налезало и оставалось любимым. Правда, любезностей от Раткара ей выслушивать не хотелось. За три дня, что он тут, они едва ли перемолвились двумя десятками фраз.

— Выше нос, девочка. Мы на празднике, а не на похоронах.

Я не девочка, мысленно поправила его Аммия. Ее ужасно раздражало, что с ней не считаются.

Хатт, с кряхтением поднявшись на помост, грянул заздравную речь, и низовцы затихли, дабы расслышать его лязгающий голос.

— Милостью владычицы Хатран нам будет дарована морозная зима, что заберет старых и слабых, но закалит сердца тех, кто перенесет страшнейшую из ее вьюг! А после вновь выйдет солнце, разойдутся льды, расцветут на деревьях почки, и в Нидьёр придет весна!

Народ одобрительно зашумел. Северяне почитали Зиму, как самобытное божество, и радовались, когда она выдавалась особенно суровой. Они верили, что это Хатран помогала им в битве с Вечным Врагом, занося снежными валами все тропы и дороги, не давая тому перейти Плетеные горы и обрушиться на людей всей своей неудержимой мощью.

Хатт еще раз пожелал всем доброго снега, кратко перечислил высокородных, что приехали, дабы засвидетельствовать почтение регенту, после чего стал громко зачитывать ту часть Уклада, которая определяла правила наследования власти, чтобы самый темный низовец уразумел, отчего княжить позвали именно Раткара. Ветер уносил его слова в вышину, откуда сыпались редкие снежинки, дабы растаять на плечах пришедших.

— Посему, до исполнения шестнадцати лет от роду Аммии, дочери Хаверона, над Домом Негаснущих Звезд будет властвовать князь-регент Раткар, сын Урдара. То есть слово Звезд! — закончил наконец Хатт.

— То есть слово Звезд! — робко и нестройно отозвалась толпа, особой радости не выказав. Только загривцы и малая часть горожан горячо поддерживали нового владыку. Большинство прочих явились лишь за тем, чтоб отведать на пиру дармовой выпивки да выбрать себе кусок мяса посочнее. Им было все равно, кто там сидит на самом высоком стуле, мерцая, точно жемчуг.