Слугу своего Тимпай оставил в Искре помогать с больными и ранеными. Воитель и сам долго отказывался ехать, ибо дал клятву не бросать защитников в трудный час, но Феор нашел нужные слова и переубедил его, сказав, что жизнь Аммии важнее.

— Отметины твои напомнили мне одну легенду. Про змея Ватабе, — произнес Старкальд.

— А! Тот двухголовый полубог, которого почитают в Камышах. Я слышал о нем. А ты разве знаком с южными сказками? — удивился храмовник.

— Немного, — с кривой улыбкой ответил Старкальд, вернув в памяти тот светлый день, когда Гирфи с упоением рассказывала ему о Ватабе.

— Поистине ты человек большого знания, Старкальд!

За одним змеем вспомнили другого, и разговор зашел о Нокташе. Тимпай долго и с величайшими подробностями расписывал свои похождения по северным землям, и оба они обрадовались тому, что пришли к единому выводу — Змей, по их твердому убеждению, должен охотиться только за теми, кто поражен белым поветрием.

— И все же представь. И там змей и здесь. Может, Ватабе — это и есть тот самый Нокташ, о котором ты толкуешь? — спросил Старкальд.

— Кто знает, добрый Старкальд! Признаться, я о том не думал, ведь сказки о Ватабе слишком стары и туманны, и болотники не верят, будто он обитает в нашем мире среди никчемных людей. По их поверьям…

Тут Тимпай прервал рассказ. Лошади их вдруг захрапели, стали дергать удила и пригибать передние ноги к земле. Оба огляделись и тотчас поняли, что животные их не зверя почуяли, а нечто другое.

Небеса уже потемнели, и с востока потянулись на них тяжкие черные тучи. Налетел жуткий ветер, взметавший вихрем целые горы снежной пыли.

— Снова Гон! — крикнул Старкальд. — Быть того не может!

— Где спрятаться?

— Давай за мной!

Сорнец погнал коня к ледяному гроту, в котором когда-то давно нашли каменного шамана. Он ясно помнил, что пещера слишком мала, потому был почти уверен, что порченых там нет. Едва они вброд пересекли речку и завели коней под своды пещеры, где нашлось лишь оставленное гнездовье скалистых голубей, как землю затрясло от прорывавшегося неодолимого рева. Храмовник достал откуда-то костяные четки, уселся на колени и принялся возносить молитвы, удерживая другой рукой повод лошади. Старкальд зажал уши, но низкий пульсирующий звук все равно прорывался и нещадно, будто в тисках, сдавливал мозг.

«Только бы не потерять сознание. Только бы устоять» — горячо просил сорнец сам не зная у кого, ибо ясно было, что боги не помогут.

И вдруг все прекратилось само собой. Старкальд отнял руки и в первый миг не поверил себе. Он даже не смог припомнить, успокаивался ли Скиталец в своей обнесенной Пепельной завесой обители так скоро.

Удивленные, они выбрались из убежища и осмотрелись. Ветер угомонился, но было все еще темно, солнце будто робело разгонять тучи и показываться людям. В мир возвратился удивительный покой. Весело журчала речка, где-то вдали кричали потревоженное воронье, и то были единственные звуки, что долетали до них.

— Так тихо, — сказал Старкальд.

Он вдруг смутился от того, как странно прозвучали эти слова, собственный голос показался чужим.

— Пойдем, вроде все кончилось, — позвал сорнец, обернулся к Тимпаю и похолодел, увидав его побледневшее, скованное ужасом лицо. Храмовник, сам не похожий на себя, глядел вдаль замутненными глазами, чуть приоткрыв рот, будто перед ним открылось нечто, напугавшее его гораздо больше Погибели.

Тимпай рухнул на колени прямо в снег и поднял умоляющий взгляд к небесам.

— Всемогущий и всеславный Шульд, отец наш! — крикнул он в белесую вышину. — Смилуйся! Смилуйся же! Не оставляй нас!

Старкальд в оцепенении замер подле него. Он никак не мог сообразить, что произошло. Разум отказывался верить в бездну, которая перед ним разверзлась. Он скинул с себя шапку и бросил исступленный взор на север, откуда больше не доносилась Песнь Извечного Пламени.

Хатран замолчала.

Едва рев затих, Аммия почуяла неладное. Забыв про все на свете, она вскочила на ноги и бросилась к двери. Гельмин поднялся преградить ей путь, но Палетта из своего угла приказала ему отойти.

— Пусть идет, — послышался ее сонный голос.

Она все знала заранее.

Жердинка вылетела на лесную прогалину и осмотрелась, соображая, с какой стороны будет север. Затаив дыхание, она поворачивалась то к одной части недвижимого леса, то к другой, но везде ее встречала глубокая могильная тишина. По узкой полоске неба быстро летели грязно-бурые облака.

Ей вспомнился тот жуткий сон, и Аммия было подумала, что снова спит. Она стала больно щипать себя, но морок не оставлял ее. Жердинка почувствовала, как земля уходит из-под ног, слезы хлынули сами собой.

— Ханти, — жалобно простонала она, — ты ведь тут? Ты слышишь? Что это? Что теперь делать?

Колючий снег медленно оседал на ее плечах.

***

Гон застал Феора у самых ворот. С несколькими свартами он укрылся в одном из опустелых домов, но не успели они заткнуть уши, как все неожиданно смолкло. Скиталец в этот раз издал детский писк вместо привычного могучего рыка. Сварты посмеялись шутке, а потом, только они вышли на свет, улыбки сползли с их лиц.

Будто оглушенный, Феор поднимался на крепостную стену, куда подзывали его перепуганные дружинники, высматривающие врага на дальних подступах к городу. Он прислонился к каменным зубцам, вглядываясь в дымчатую хмарь, где земля сливалась с пепельным небом. Поднявшийся от ветра снег теперь вновь садился, и скоро даже такой слепец как он все увидел.

Сначала показалось, что это грозовые тучи ползут к городу, клубясь и разрываясь на клочья. Но дружинники молча тыкали дрожащими пальцами вдаль — и тогда Феор разглядел: то не тучи. То была живая, шевелящаяся масса, вздымающаяся словно морской прибой. Порченые шли волнами, сбиваясь в стаи и расползаясь в стороны, как масляные пятна по воде. Земля дрожала от их топота. Воздух наполнился гулом, от которого ныли зубы.

Кто-то указал налево, где в расступавшейся, кишащей бесчисленными телами мгле полз тот самый гигант — огромная, величиной с мельницу, тварь с туловом слизня. Вместо ног у него во все стороны расходились длинные толстые щупальца. Над ним кружили тени бесплотных тварей — призраков, что высасывают из человека сам дух и оставляют взамен изломанную неживую куклу.

Он понял уже, что Хатран покинула их. Не летела больше по миру ее благодатная легкая песнь, что только и дарила людям надежду. Бежать было некуда. Весь Нидьёр от края до края был теперь во власти Скитальца.

***

Тело Рчара пошло мелкой дрожью. Он открыл глаза, протер их, и к изумлению полудюжины лекарей, что сновали туда-сюда по узким проходам меж койками то к одному, то к другому раненому, захрустел суставами и поднялся без всякой помощи.

На негнущихся ногах он, прихрамывая, вышел из лечебного дома, и никто его не удержал, ибо стоявший у дверей стражник позабыл всякие наставления. Он уже все понял.

Рчар потрясенно прислушался и вгляделся в сизую даль, к затерянным в снежном тумане землям, куда он три года тому назад прибыл на своем железном корабле.

Мир переменился, а он стал последним, кто услышал в бескрайнем космосе этот отчаянный призыв о помощи.