Дождавшись конца истории, Старкальд набрался храбрости и подошел к нему.

— Добрый господин, мы с отцом бедны и живем тем, что подают за ночлег, дрова и воду такие же честные люди, как вы. Если вам вздумается идти по этой дороге вновь, мы с радостью примем вас, — выпалил он скороговоркой и умолк, напоровшись взглядом на изумленные лица.

Тирада эта заставила их замолчать. Они серьезно вытаращились на него, но выпивоха вдруг расплылся в улыбке, прыснул и зашелся таким хохотом, что сотряс сами стены. Лицо его стало пунцовым, из глаз потекли слезы.

— Слыхал, Дови, парнишка-то платы за постой требует! — выдавил он из себя, задыхаясь.

— Боюсь, малец, что с серебром у нас туго.

Дови присел рядом с Треммом, что как раз натягивал просохшие штаны.

— Возьмем его с собой. А-а? — шепнул он, потом добавил еще тише, но Старкальд расслышал: — Продадим Холлю. Он купит.

— Не обращай внимания на моих невоспитанных спутников, воробушек. Они ничего не смыслят в приличиях, — отмахнулся Тремм. На лице его блуждала все та же лукавая улыбка, такая острая, что, казалось, об нее можно порезаться. — Мы отплатим тебе сторицей за все хлопоты. Брат мой Мялле как раз любит таких маленьких сорванцов.

Он подал Старкальду руку, и тот замер — отчетливо понял, что вне зависимости от того, пожмет он ее или нет, сейчас случится что-то жуткое.

Сзади его уже обходили.

Мальчик резко рванул в сторону, но Тремм вцепился в его запястье своей объемистой клешней так, что затрещали кости.

— Давай вяжи! — крикнул он собратьям.

Старкальд попытался вырваться, двинул коленом промеж ног налетевшему Крюсу, но внезапный удар сшиб его на пол, выбив весь воздух из легких. Перед глазами помутилось.

— Куда собрался, дружок? — прогремел над ним Дови.

Он заломил Старкальду руку и навалился сверху так, что тот едва мог вздохнуть. В панике второй рукой мальчик нашарил перед собой какую-то доску и со всей силы махнул ей за спину.

Насевший на него взвизгнул, как свинья, и подался в сторону. Неимоверным усилием мальчик освободился, нырнул под неповоротливым Крюсом и метнулся по темному коридору, полагаясь лишь на память, подсказывающую, где завал из каменных блоков, где провалились полы, а где следует пригнуть голову, чтобы не разбить лоб об упавшую балку.

Сердце гулко колотилось — он не успевал даже думать. Слыша за спиной яростные окрики, Старкальд, как стрела, пролетел главный зал, ставший внутренним двором от того, что рухнула крыша. Вот он уже у поваленной стены.

Уйти в лес, там его не найдут!

Вдруг прямо перед ним возникла чья-то фигура. В воздухе засмердело гнилью. Старкальд рухнул на землю и прижался к траве. Поднял голову и застыл.

Лауред. Ярко-синие глаза, блестящая маслянистая кожа, искаженное лицо. В точности, как сын.

Мальчик похолодел под его жутким мимолетным взглядом, но старик отвернулся и проплыл стороной к монастырю.

Оттуда как раз выбегал неуклюжий Дови.

— Ты кто еще такой? — послышался его удивленный голос.

Затем он заорал. Громко и протяжно, как кричат те, кого сжигают на костре. Мальчика так пронял этот вопль, что пришлось зажать уши. К тому моменту, как он вскочил и зашатался на ватных ногах, вопль оборвался и перешел в жалобный скулеж.

Старкальд увидал, как тело его ухнуло наземь с дырой в груди, какую сотворить способна разве что огромная кавалерийская пика.

Из руин донеслись крики. Сперва это были грозные возгласы и брань Крюса. Но вот в проломе мелькнула тень, и их сменил глухой вопль, перешедший в хрип.

Мальчик побежал к лесу, подальше от этого кошмара. Он сорвал ногти, пока забирался на одно из знакомых высоких деревьев с удобной нишей, где можно было отсидеться и сообразить что произошло. Отсюда открывался хороший обзор на руины монастыря, розовевшие в лучах зари.

Лауред теперь порченый, твердил себе Старкальд! И никак не мог поверить. Перед глазами вновь и вновь восставал темный лик старика.

Что же делать?

Лес меж тем просыпался. Вокруг приветливо щебетали птицы, в кустах гудели сверчки. Солнце поднялось высоко и отчаянно палило. Словно и не было никакого ужаса, что приходил ночью.

Старкальд изнемогал от голода. Тело трясло, как в лихорадке. Еда осталась в убежище, но как теперь туда попасть?

Он вспомнил, что порченые не особенно жалуют дневной свет и обыкновенно прячутся от него в норах, пещерах и глухом лесу. Быть может, Лауред ушел?

Стараясь не шуметь, Старкальд слез, обошел темнеющий труп Дови, вокруг которого вились тучи жужжащих мух, и высокой травой добрался до руин.

Узкий коридор заливала кровь. Удушливый смрад за утро не выветрился. На цыпочках он поплелся к дальней части монастыря, вслушиваясь в каждый шорох.

Старика он нашел на своей лежанке — тот сидел у погасшего очага, уперев лицо в окровавленные ладони. Перед ним у поленницы распластался Тремм, дыхание которого вырывалось с присвистом, рука зажимала пробитый когтями бок. Даже в полутьме одного вида на него хватило, чтоб понять — скоро и он обнимет землю.

Лауред его не тронет, отчего-то теперь знал Старкальд.

Брови Трема поднялись, когда он заметил, как мальчик спокойно вошел в комнату.

— Ты? — Тремм медленно перевел взгляд с него на дрожащего порченого и ухмыльнулся. — Ты… с ним? С этим… Брат обезглавит… и сожрет вас обоих, — выплюнул он с кровью. — Он идет следом. Никуда вам… не деться.

Хриплый клекот вырывался у него вместо смеха. Тремм так и умер с глупой усмешкой на лице, ставшей его посмертной маской.

Где-то на границе тлеющего сознания Старкальд ощутил, что его кто-то зовет. Зовет горячо и настойчиво — не голосом, не словом, а только мыслью. Будто рябь на воде, зов этот проникал сквозь пелену забвения к угасающему разуму и пробуждал его.

Он очнулся и с первым же вздохом испытал жгучую, мучительную боль, разливающуюся по всему телу вместе с ударами сердца. С нею пришел холод и невыносимый смрад.

Тьма ничуть не рассеялась, когда он приоткрыл глаза. Грудь что-то сдавливало, дышать было трудно. Голова кружилась и соображала туго.

Озябшие руки сперва повиновались плохо, но движение вернуло в них кровь. Старкальд кое-как стащил с себя окоченевший зловонный труп, потом, цепляясь за что-то склизкое, сполз на голые камни и закашлялся. Его вырвало, однако лучше себя он не почувствовал.

Память медленно возвращалась. Перед глазами яркими пятнами восставал кровавый кошмар этой ночи: чудище, бегство, бой с порчеными, последние мгновения с Ядди. За всю свою жизнь Старкальд не испытывал такого трепета, какой охватил его, когда тело стали обвивать щупальца гиганта. Прикосновение это обожгло хладом и опалило огнем.

Как случилось, что он до сих пор жив? И кто пробудил его?

Старкальд попытался уцепиться за обрывки сна, но вспомнил только, что звавший его голос был женским. Гирфи? Конечно она!

Темень стояла хоть глаз выколи. Всюду он спотыкался о трупы и оторванные части тел, а уткнувшись в неровную стену, понял, что его вместе с остальной «едой» забросили в какую-то яму или пещеру.

Неужто, он один выживший? А что же с Ядди?

Губы пересохли, и даже шепота не сорвалось с них, когда он попытался позвать собрата, с кем спина к спине встречал надвигающуюся гибель.

Много ли прошло времени? Голод его не терзал. Значит, не более суток, а вернее, всего несколько часов.

А что если чудовище и его мелкая обслуга где-то рядом? Старкальд постучал по поясу, но вспомнил, что давно уже не носит оружия. Тогда он принялся шарить по трупам, но, сколько бы ни переворачивал тел, не обнаружил даже захудалого кинжала.

Стараясь поменьше шуметь, он, как слепец, ощупью побрел вдоль стены. Он шел и шел, пока не сообразил, что ходит по кругу, а никакой трещины или прохода нет. Силы его таяли, а каждый шаг отзывался в бедре мучительной болью. Он сел передохнуть, но сознание вновь стало проваливаться в туманное забытье. Очень хотелось спать. Вот отдохнет немного, соберется с силами и поднимется.