Сорнец глубоко ушел в себя: мог подолгу рассматривать трещину деревянного настила, наблюдать за падающими снежинками или, прикрыв глаза, предаваться мрачным мыслям.

Но неугомонные, смирившиеся с судьбой мужики пререкались так громко, что начинали раздражать, и Старкальд пробудился от полудремы. Стражи давно перестали их шугать и ехали чуть впереди, а пожилой седоусый возница, охочий до болтовни, иной раз и сам с ними заговаривал.

— Вон, зришь?! Это развалины Грознодума, — не унимался Торн.

— Что за Грознодум? — спросил Вульт.

— Укрепления там ставили, чтоб Гремучий перевал оборонять и не пущать Скитальца по эту сторону гор. По тому перевалу и ходил сам Гюнир, Сын Пламени.

— Басни. Мне бабка и не такое сказывала, пока мал был, — снисходительно отозвался Ядди.

— Как басни? Не басни, говорю тебе.

— И где же твой Гюнир?! Пропал?! Это Первосвет-то и Сын Творца?! Наследник всего Нидьёра сгинул во тьме, как глупый баран на жертвеннике.

— Не богохульствуй!

— Что нам от такого Творца, коли он не всемогущ? А ежели всемогущ, как его одолел Скиталец?

Такой вопрос заставил Торна задуматься, и какое-то они ехали молча.

— Гюнир не погиб, иначе весь мир бы исчез, — сказал вдруг Старкальд, по случаю набравшийся в детстве основ вероучений.

— О, молчун обрел голос, — съязвил Ядди. — И теперь его, значит, надо спасти? Кому? Смертному мужу? Сам Творец не …

— Да не смертному, дубина ты стоеросовая. Ясноглазый придет, — настаивал на своем вечно обиженный Торн.

— Как же! Корова родит волка, волчица принесет гуся, а от гусыни родится крылатый змей, — насмехался над ним Ядди, и Вульт вроде бы принимал его сторону.

Сказания и многочисленные пророчества, ни одно из которых до сих пор не сбылось, сходились на том, что в свой срок явится в этот мир ясноглазый воитель — искра божья. Он найдет средство проникнуть за Пепельную Завесу, отыщет и освободит Гюнира, а после одолеет с ним бок о бок Вечного Врага.

Но в нынешние темные времена эти наивные надежды были похожи на сказки, сочиненные от безысходности. С каждым годом люди теряли силы, все меньше родили потомства и все теснее зажимались от наступавших орд порченых и проникавшего повсюду Белого Поветрия.

— Слыхал я, где-то на юге люди снова сбираются в ватаги, ищут Фегорма, верят, будто тот их поведет их в битву, — не поворачиваясь, пробухтел возница, дабы продолжить разговор.

— Тысячу лет уже ищут, и еще столько же будут искать! — ответил Ядди. — Ховеншор забыли? Тогда-то небось мечей у нас поболее имелось, чем теперь. И крепости стояли целехонькие, да высокие. А сейчас что? Кто даст бой Скитальцу? Нищие, оборванные фермеры с вилами и оглоблями или гордые пастухи северных домов в бараньих шкурах? Я бы посмотрел на такое.

Тут взял слово южанин, обыкновенно не вступавший в разговоры.

— Рчар скажет. Существо, про которое добрые люди именуете Скиталем, совсем не страшное бывает. Есть и пострашней.

— Да ну? Да если б ты хоть со ста верст увидал Скитальца, то портки твои спереди стали бы желтыми, а сзади коричневыми, клянусь ледяными сиськами Хатран, — продолжал острить неугомонный Ядди.

Все рассмеялись. Даже Торн, окончательно потерявший позиции в религиозном споре, не удержался от кислой улыбки.

— А что это за шум? — прислушавшись, спросил Вульт.

Ветер донес отголоски смутного металлического лязга.

— Не забыли, куда едем? — откликнулся возница.

Прежде, чем они хорошенько рассмотрели город, взору их предстала мутная пелена, которую подпитывали горны и плавильные печи. Дым рваными полосами уносило к югу, но от этого облако не худело.

Шахты, питавшие железом весь север, располагались у предгорий, отбрасывающих поутру на тракт длинные тени. Будто следы исполина, к ним вели большие заброшенные карьеры, где руда выходила наружу. На куцых островках почвы чернели ряды пней — когда-то здесь росли деревья, пошедшие в топку углежогов. Вскоре показались темные зевы разверстых пещер и само селение, примыкавшее к скальным основаниям.

Сердце Старкальда упало, когда он увидел стены — высоченные, с парапетами, бойницами и переходами. Каменная кладка, судя по всему, была выложена давным-давно. За долгие годы она кое-где пообвалилась, однако крепость все равно выглядела внушительно. Стену окружал темнеющий ров. Позже они рассмотрели, что вода в нем высохла, но со дна торчали острые колья. Над воротами высились две дозорные башни, также возведенные из камня. Дюжина лучников, засевших наверху, могла бы сколько угодно обороняться от целой армии и не дать ей подступить по мосту к обитым железом воротам. Или не выпустить безумца, поверившего, что отсюда можно сбежать.

— Как же они тут живут? Речки никакой нет. Где воду берут? — недоумевал Торн.

— Под землей течет, — ответил возница, подкручивая усы.

— Надеюсь, хоть кормят здесь получше.

— Ну да, шлаком и скальным камнем.

Дорога к твердыне была хорошо наезжена. Навстречу им до сумерек попались две вереницы повозок с большим отрядом охранения. Никого не обрадовала весть о лесном чудище — теперь придется ехать кружным путем.

Караваны везли в Седой Загривок целый арсенал вооружения — заготовки для будущих мечей и топоров, огромные мотки толстой проволоки для сцепки кольчуг, железные пластины на ламеллярный доспех и многое другое, предназначение которого Старкальд на глаз не определил. В здешних рудниках, плавильнях и кузницах крутилось огромное богатство и ковалась реальная власть.

Рябого в городе знали. Ворота со скрипом и грохотом растворили, за ними поднялись еще одни — решетчатые, и хлипкая телега, кажущаяся на их фоне божьей коровкой, въехала внутрь под многошумный гвалт, от которого с непривычки у пленников вмиг заложило уши.

Работа здесь днем не прекращалась: по правую руку махали кузнечными молотами и с шипением остужали раскаленную сталь, чуть поодаль, высекая снопы искр, скрежетал точильный круг, слева разгружали уголь невольники в замызганных робах, закопченые с головы до ног, — только глаза отличали их от бурого камня. Рядом с бедолагами прогуливалось с полдюжины надзирателей, державших в руках кнут или длинную палку. В редкие мгновения тишины слышалось кудахтанье и крики гусей.

— Смотри-ка, тут и бабы есть! — кивнул Торн на тонкую фигуру перед одним из домов.

— А как же? — отозвался бывалый Ядди. — дружина что ли будет тебе портки стирать и варить рагу на обед?

— Эх, я бы ее сейчас…

К Рябому вышел какой-то рыхлый мужик с двумя подбородками и недобрым взглядом из-под кустистых бровей. Волосы его были черны, как сажа, которой тут не занимать. Он бегло осмотрел пленников, назвал цену, и после короткого торга они с Рябым ударили по рукам.

С новоиспеченных рабов наконец-то сняли общее ярмо и кандалы, затем выдали жалкое одеяние, наверняка пережившее с десяток владельцев. Немедля нашли дело: таскать какие-то доски и инструмент в покосившийся, черный от въевшегося дыма сарай. Высокий, как копье, стражник тут же наградил плетью по спине зазевавшегося Ядди и объяснил, что работать надо быстро.

Скотовод пробурчал в ответ дерзость и получил еще удар.

— Запомни свой первый шрам! У тебя их будет много, если не поумнеешь.

Старкальд угрюмо вздохнул. В этих стенах, напитанных пылью, потом и кровью, он проведет остаток своей никчемной жизни. Каменное ложе станет ему постелью, а кирка родным братом. Так ему, безголовому глупцу, и надо.

Площадь под свинцовым небом набилась еще до обеда. Вчера на ней потеснили торговые лотки, установили возвышение и укрыли его от дождя. Раткар, Хатт, Феор и уйма слуг были заняты приготовлениями к предстоящей церемонии.

Множество людей съехалось со всех концов Дома, да и столичных жителей собралось немало ради того, чтобы взглянуть на нового регента и, быть может, выпросить для себя каких-нибудь милостей. Тут бы вспомнить бы о предостережениях Тимпая, но куда там. Люди сейчас просто не поймут, чего от них хотят. Иные даже оскорбятся, заставь их с порога идти в мыльню.