Крепкие мужские руки сжимали её талию, но при этом Чертополох не пытался её удержать. И едва Фиалка рухнула с долгим вдохом, как её тело вздернули вверх, она почувствовала, как поднявшийся мужчина забрасывает её себе на грудь, и между раскинутыми ослабевшими от сумасшедшего оргазма ногами в неё ворвался его раскаленный член.

И она и Чертополох явно переоценили ее силы. Но, похоже, он и не нуждался в ее помощи. Одной рукой прижимая девушку к себе, словно драгоценную ношу, а второй поддерживая ее за мокрые от соков ягодицы, Чертополох легко подбрасывал ее вверх, с каждым движением вниз пронзая ее — как казалось Фиалке — насквозь. А на самом деле четко контролируя глубину проникновения, потому что его член и его страсть были намного больше ее возможностей. Фиалка ничего не замечала. Девушка превратилась в сплошной комок удовольствия, при этом сознание Фиалки словно разделилось. Часть ее просто разрывалась от восторга, а вторая часть отстранённо наблюдала за тем, как огромный самец имеет ее безвольное тело. В его мощных руках хрупкая девичья фигурка выглядела маленькой секс-куклой. И то, что Чертополох делал все, не спрашивая её согласия, оставив Фиалку безвольной участницей утоления собственной жажды, почему-то заводило девушку еще больше. Ощущение беспомощности в его зверином объятии, почти ярость, с которой он вонзал в неё своё мужское орудие, поцелуи, ставшие ещё требовательнее и горячее — все это помрачало ей разум, одновременно снова неумолимо увлекая на очередной пик удовольствия.

Я просто кукла, думала Фиалка, когда ее тело вновь взлетало, подброшенное мощным рывком, и рушилось вниз, скользя бёдрами по твёрдым бокам его торса, вниз, насаживаемое на его огромный член, который уже должен был порвать ее пополам. Я просто кукла для удовольствия. Для его удовольствия и своего. Такого разного удовольствия… почему-то это странное самоопределение не унижало ее в собственных глазах, но, напротив, возносило на некий пьедестал самоутверждения. То, как Чертополох прижимал ее к себе, как прятал лицо у неё на шее, как жадно, словно утопающий за последним глотком живительного воздуха, припадал к ее губам — все это кричало неопытной в таких делах Фиалке, что этот огромный и опасный оборотень теперь принадлежит ей, и только ей. И Фиалка, к которой вернулись какие-то силы, -возвращала ему эту страсть, это право принадлежать только ему, обхватывая его пояс бёдрами, мокрыми и скользкими от её собственной смазки, словно стремилась поглотить его своей вагиной, растянутой и распаленной движениями его члена. Почувствовав это, Чертополох начал делать движения рукой, державшей ее ягодицы, отчего прямолинейные движения ее тела приобрели дополнительные колебания. Фиалка тоненько взвыла, почувствовав, как толстый ствол ворочается внутри неё, добавляя к наслаждению новые всплески. И, когда она обхватила руками шею оборотня и впилась в его губы своими, Чертополох обхватил ее ягодицы обеими ладонями, сжав их почти до боли, чуть отстранил тело девушкин от своего и задолбил ее с удвоенной скоростью. Девушка закричала, чувствуя мощные удары и ощущая, как под звуки влажных шлепков на ее бёдра разлетаются горячие брызги сока. На этот раз оргазм не накатывал на неё постепенно нарастающей волной, а обрушился почти внезапным цунами, сметающим на своём пути все мысли и само ее существо. Фиалка повисла на оборотне, трясясь, как в лихорадке, суча ногами по его бёдрам и уже почти не ощущая его мощных и быстрых ударов. Сладость наслаждения затопила ее, превращая каждое движение в продолжение удовольствия. И в тот момент, когда истощенное блаженством тело обмякло в крепких объятиях Чертополоха, Фиалка почувствовала, как руки оборотня сдернули ее с его члена. Чертополох откинулся назади и из его глотки раздался такой раскатистый рёв, что ей захотелось зажать уши. Тело оборотня забилось в ответ, с мокрыми шлепками ударяясь мускулистым животом о ее живот и распахнутые, прижатые к нему бёдра. Фиалка почувствовала, как бешено пульсирует его член, ударяясь о ложбинку между ее раздвинутых ягодиц и орошая их горячими каплями, но у неё уже не было никаких сил. Прильнув щекой к его заросшей жесткими завитками груди, она в бессознательно улыбалась, понимая, что жизнь послала ей самое лучшее удовольствие, какое может получить женщина.

Мокрая, разгоряченная, она лежала в его объятиях, постепенно затихая, ещё чувствуя внутренний трепет удовольствия, волнами пробегающий по ее телу. Чертополох лежал на спине, обнимая ее одной рукой. Его грудь, на которой лежала голова Фиалки, размеренно вздымалась и опадала. Пальцы гладили плечо и спину девушки, и Фиалка блаженно жмурилась от этих легких прикосновений. Ее собственные пальцы осторожно исследовали его живот с выпуклыми валиками пресса, то поднимаясь выше и проникая в завитушки волос на широкой груди, то медленно сползая почти до паха. Опуститься ниже Фиалка все еще боялась.

Видимо, почувствовав это, Чертополох усмехнулся, но совсем беззлобно.

Сейчас, когда эйфория от секса немного схлынула, к ней вернулась способность мыслить. Лёжа с оборотнем, Фиалка испытывала смешанные чувства. Вспоминая свой план по завоеванию его доверия, она, с одной стороны, радовалась тому, что произошло, а с другой — чувствовала сейчас себя предательницей их обоих. Его — потому что замышляла такое, и себя — за то, что совершенно потеряла голову от желания. Тем не менее, девушка поняла, что уже не может относиться к нему, как к бандиту и убийце. Иначе пришлось бы распрощаться с последними крохами самоуважения.

Но радость, которую она сейчас испытывала, прижимаясь к его крепкому и мощному телу, издающему особый, только ему присущий аромат, перекрывала все остальное. Она чувствовала некую… целостность. Словно обрела своё место в жизни. Но возникшую целостность омрачали только сомнения в правильности этого места.

— Скажи, — медленно проговорила Фиалка вслед за внезапно появившейся мыслью, переплетя их пальцы, — а что вы сделали с теми людьми?

Оборотень на секунду замер.

— Они не выжили.

Он почувствовал её мгновенное напряжение и слегка отстранился.

— Послушай. Эти четверо — приговоренные преступники. Они сбежали из колонии, убив охранника. Не в наших правилах вмешиваться в дела людей напрямую, но эта четверка попала к нам. Я им предложил: если они продержатся три часа, мы отпускаем их, и пусть катятся на все четыре стороны, как и планировали. Забиваются в свои норы или что там у них. Я даже дал им час форы. Могли справиться.

— Откуда ты знаешь?

Он посмотрел ей в глаза и спокойно сказал:

— Это не первая моя охота. И такое бывало. Когда добыча продержалась и была отпущена. Это традиция.

— И часто это происходило?

— Нет. Очень редко. Но прецедент есть.

— Ты ведь не хочешь сказать, будто невиновен в их смерти?

— Я не собираюсь за это оправдываться. У людей намного больше кровавых обычаев и ритуалов. Если ты когда-нибудь захочешь окунуться в историю человечества, то ужаснешься.

Фиалка не нашла, что ответить.

— Я разговаривала с Семером…

Чертополох, подавшийся, было, к ней, снова отодвинулся и сел, обхватив мощными предплечьями колени.

— Да?

— Он рассказал мне о Лане.

— И?

— Теперь я все знаю. Знаю также, что я на неё очень похожа.

Он вопросительно смотрел на неё. Лицо оборотня напряглось.

— Ну… Ты как-то сказал, что я какой-то Зов… Я думала, что это такая фишка у оборотней. А оказывается, я просто на неё похожа…

— И ты решила, что я запал на тебя в память о Лане?

— Ну…

Он порывисто встал и вытянулся перед ней во весь свой огромный рост.

— Это физиология. Иногда у нас возникает непреодолимая тяга к самке. Её запах, вид — просто сводит нас с ума. Не постоянно, но… — Он отвернулся. — Никого другого ты больше не хочешь. Это и называется Зов.

— И Лана…

— Лана не была моим Зовом. Она была моим самым близким другом. У нас не было любви. Но ближе неё у меня никого никогда не было. Так что моё желание тебя никак не связано с вашим сходством.