Фиалка закусила губу, глядя на Чертополоха, не обращавшего на неё никакого внимания.

Откуда в ней такая злость и ярость? Откуда эта дикая неприязнь к мужчине, который, как ни крути, подарил ей такое, невиданное ранее, наслаждение? Только ли из-за того, что после этого он стал самим собой, а не созданным в её голове образом? И тогда кто же из них заслуживает большего порицания? Она, динамившая Илью, который потратил на неё кучу времени и денег, и отдавшаяся, по сути, первому встречному? Или этот самый первый встречный, просто поимевший очередную текущую в предвкушении случки суку? От этого пришедшего в её голову сравнения Фиалке стало плохо. При этом раскладывание ситуации по полочкам, приведшее её к этим выводам, только усугубило испытываемый ею негатив. Ведь во всем этом ни она, ни он не были положительными персонажами, как ни крути. И теперь злость на себя за эту дикую несдержанность и на Чертополоха за то, что произошедшее — Фиалка была в этом абсолютно уверена — было для него в порядке вещей, просто сводила её с ума. По молодости и неопытности неспособная принять ситуацию, как данность, девушка нашла в ней только негативные проявления, которые отнюдь не прибавили ей настроения. Злясь на себя за безудержность эмоций, которую она проявила в сексе, при воспоминании о своих громких воплях и сладострастных судорогах, Фиалка машинально искала самооправдания своему поведению и автоматически нашла его, обвинив во всем Чертополоха.

Он знал, что она девственница. Так что получалось, что он именно воспользовался ею, не будучи влюблен или хотя бы захвачен каким-то похожим чувством. Для него это был просто очередной секс с очередной молоденькой самкой, которых — была убеждена Фиалка — у него был не один десяток. Свежее мясо без какого-было намека на чувство. Что он там лепетал про её некую избранность? Все вода в уши. Все для того, чтобы она потеряла голову и, роняя слюни, радостно наделась на его член.

Фиалку передернуло. Утренняя сладость сменилась на брезгливое отвращение. Да, твердила она себе. Да, это был кайф. Да, она кончала, но что с того? Это была просто физиология. Он открыл для неё радость секса, но что стоила эта радость, когда выяснилось, что все свелось к бездушным судорогам? Фиалка смотрела на Чертополоха новым взглядом и теперь ей казалось, что в его глазах, выражении его лица она читает бесконечное самодовольство. Он стал первым для очередной дурочки, и может поставить себе новую галочку. Открыл для неё врата сексуального рая. А она радостно поскакала в них, теряя трусы. Какая она у него была? Десятая? Двадцатая? Семидесятая? Скольких он также похитил и сделал своими секс-игрушками? И что стало с ними потом?

Его уверенный вид, который теперь воспринимался ею не иначе как самовлюбленный, бесил. Энергия, которой дышала его мощная фигура, казалась девушке выплеском вселенского зла. За короткий период времени она умудрилась настолько демонизировать Чертополоха, что каждое его движение, каждое напряжение мышц, поворот головы, звук голоса — все представало перед ней в негативном свете, вызывая страх и злость. За последний час в её сознании их недавний секс превратился практически в изнасилование. Фиалка уже убедила себя, что стала просто секс-игрушкой для этого громилы, а все проявления чувственности, которые она вроде бы как заметила в нём, были только происками её собственного воображения. Что может знать о чувстве дикарь, живущий в лесу в окружении таких же дикарей? Довольно быстро неопытная в каких-либо отношениях Фиалка начала относиться к оборотню, которого вожделела ещё утром, с презрительной неприязнью.

Целый день он протаскал её на цепи за собой. И что больше всего убивало Фиалку — никто не обращал на это внимания. Вернее, принимали, как должное. Вообще её удивило, что после поединка никто не озаботился поинтересоваться самочувствием вожака. До того, как они появились в бараке, служащем столовой, как ни в чем ни бывало. Группа из гостей и хозяев сидела за накрытыми столами и довольно шумно поприветствовала вошедшего Чертополоха. Но никто не задал главарю ни одного вопроса. Как будто не было вчерашнего убийства Фомы и изгнания его приспешников. Девушка обратила внимание, что нескольких человек из тех, кто поддержал непокорного оборотня и кого она запомнила, здесь не было.

Всех, кроме одного. И это создавало Фиалке настоящую проблему, которая ввергла её в бездну чувства вины.

Как только они вошли в столовую, она увидела прикованную к стене Диану. Такой же ошейник и цепь, как и у неё самой, соединяли шею блондинки с металлическим кольцом на стене. Кольцо было ввернуто в бревно над импровизированным дощатым подиумом, сколоченным словно для каких-то выступлений. На нем сейчас и полулежала Диана, чей вид вызвал у Фиалки сильную тревогу. И не менее сильное чувство вины.

Диана была в одном белье, и её обнаженное тело в нескольких местах покрывали синяки и царапины. Она не выглядела жертвой насилия, скорее, просто сопротивлялась, когда её притаскивали сюда и сажали на цепь. Но сам факт, что блондинку не вышвырнули из лагеря вместе с бунтовщиками, говорил сам за себя. Фиалка крепко заподозрила, что её подруга, за кратчайший срок пролезшая на роль фаворитки при Фоме, после его поражения Чертополохом сразу потеряла все иллюзорные права на что-либо и стала не просто бесправной, как по прибытию, а бесправной предательницей. А что делают с предателями победители? Тем более, если победители — мужчины, а предатель — миловидная и сексапильная девушка? Фиалке было очевидно, что на Диану, которая поддержала Фому и которую оставили в лагере, у оборотней уже есть планы. Девушка новым взглядом окинула сколоченный подиум. Для каких же выступлений он предназначен?

Ей разрешили поесть за отдельным столом, для чего Чертополох прикрепил её цепь к тяжелой скамейке, на которую усадил Фиалку. Он был совсем близко, и жар, идущий от его тела, доносился до девушки, невольно возвращая её в сегодняшнее утро. Фиалка злилась на себя и старалась отодвинуться, чтобы случайно не коснуться мощного тела. Когда звяканье цепи смолкло, и Чертополох отошел, погруженная в мрачные мысли, девушка уставилась на волокна досок, из которых была сколочена столешница, стараясь не думать о главаре оборотней. Перед ней поставили алюминиевую миску с каким-то рагу, источающим невероятно вкусный аромат тушеного мяса, и у Фиалки рот мгновенно наполнился слюной.

— Спасибо, — негромко сказала она, не поднимая головы.

— Чтоб ты подавилась!

Девушка удивленно вскинула взгляд.

В замызганном переднике рядом с ней стояла Пуся. Лицо подруги искажала злоба.

— Пуся! — ахнула Фиалка.

— Нет, бля, Майкл Джексон! — процедила та, оглянулась, и наклонилась к Фиалке, якобы поправляя перед ней тарелку. Голос её понизился до шепота. — Слушай, соска. Раз ты с их главным сейчас — давай придумывай, как нас отсюда вытащить! Дианка попыталась уже, но её борова завалили. Так что теперь ты поднапрягись! Я не собираюсь тут официанткой подыхать!

— Дианка?

— А ты что ж думаешь, — прошипела Пуся, поправляя стриженную челку, — она сама под того, кто её по кругу пустил, полезла?

— Нет… Но я думала…

— Да плевать, что ты думала! Раз их главарь на тебя запал, давай, помогай нам! Ты вообще знаешь, что нас сегодня под этих гостей подложат⁈

— Как? — ахнула Фиалка.

— А вот так. У них сегодня какая-то охота, а потом пирушка. А потом…

Сердце Фиалки сжалось.

— Я… я его сегодня разозлила… Если я попробую о чем-то просить, он не станет меня слушать. Он мне про это уже говорил.

— Но ты хотя бы попробуй! — процедила Пуся и, услышав окрик, отошла от стола девушки.

Фиалка уставилась в рагу и вяло поковыряла его вилкой. После слов Пуси она теперь чувствовала свою ответственность за девочек, которых в глубине души уже перестала считать подругами. И сейчас в ней начали бороться новые чувства.

Девушке захотелось сжать руками голову и вытрясти из неё все мысли. Слишком их много! Впервые в жизни ей захотелось стать тупой куклой, которая не станет заморачиваться ни о чем. Но это было невозможно.