— Сложно сказать. Она разговаривает увереннее тебя, кстати, но тембр голоса чуть-чуть похож. — Отпив глоток кофе, Лея и вовсе расслабилась. На фоне играла чуть слышная классическая музыка, идущая одним славным потоком. Еще никогда она не чувствовала себя так спокойно, находясь не в своем доме. Либо это Джексон ее расслабил до такой степени, применив на Лее свои чары в виде лёгкого расслабляющего запаха кокоса и кофе, вперемешку прикрученного с музыкой, либо она действительно ощущала спокойствие и безопасность рядом с ним. Второе ее жутко пугало, если заглянуть в глубину своего сердца. Жутко пугало снова довериться, а в конце снова оборвать линию гармонии, восстанавливая и скрепляя себя заново.
Стоило только подумать об этом, как кончики пальцев похолодели, а весь комфорт будто испарился. Снова страх, снова непрошеные мысли, от которых бежать — единственный вариант выбраться. Страшно хочется почувствовать любовь, но при этом страшно боязно оказаться потерянной.
Джексон задал какой-то вопрос, из-за чего Лея дёрнулась, отвлекшись на собственные мысли.
— Все в порядке, мисс Хейсмон? Вы какая-то расстроенная.
После легких приготовлений к позднему ужину Джексон смерил девушку взглядом, затем, даже не спрашивая, потянул ее за руку, позволяя упасть в свои крепкие руки.
— Джексон, ты…
— Позволь себе довериться мне. Прошу тебя. Позволь, хотя бы… на чуть-чуть. Я не хочу тебя потерять только потому, что ты боишься будущего. — Его уверенный голос едва ли дрожал. Чувства, в первые переполнявшие его, хотели вырваться наружу, при этом не испугав ее.
Коснувшись ее руки, Джексон прижал девушку ближе к себе, медленно раскачиваясь.
Закрытыми глазами они чертили новую, общую реальность, позабыв об играх, мешавших начать жить. Закрытыми глазами они создавали себя как одно целое, и это жутко подкупало, это пугало, это… заставляло продолжать, чтобы секунда единения никогда не заканчивалась. Джексон поглаживал спину девушку, покрывая нежными поцелуями шею.
— Как будто во сне, — шептала Лея.
Легонько ущипнув ее, Джексон словил неожиданный взгляд.
— Это что было? — удивлённо спросила Лея.
— Чтобы ты осознала, что вокруг тебя реальность.
Переместившись на крепкую мужскую грудь, Лея обняла Джексона сильнее, будто охотнее проваливаясь в него. Невероятное приятное чувство — обнажать себя для любимого человека. Обнажать свою душу, позволить страхам вылиться наружу, не боясь быть отвергнутым. Выливалась наружу и Лея, осознавая, что симпатия давно переросла в настоящую влюбленность. И всё-таки есть у этих чувств дикая разница: симпатия позволяет заметить внешность человека, в то время как влюбленность — душу и человеческую натуру. Что же будет творить любовь, если и сейчас не хотелось отпускать?
…
— И этим мы закончим. Мне кажется, получается и правда сносно, что скажете?
— Сносно? Мистер Питчер, вы давно стали таким молодёжным? — рассмеялась Моника, закинув ногу на ногу. — Сносно, — проговорила она, пробуя слово на вкус. — Лея на тебя плохо влияет, знаешь ли.
О плане, который звучал как «Джек Завоеватель» (благодарить стоит только Эдди, который едва не подавился, придумав такой оригинальный вариант), они говорили долго. И команда была не сказать, что очень большая: мисс Эффир, Эдди, мастер Питчер, мистер Рид младший, чьи глаза вечно смотрели только на оголенные ножки Моники, а также Лея и Черуче. Если бы год назад ей сказали бы о том, что она будет на секретом слушании внутренней революции, которая должна будет случиться буквально завтра, то она бы рассмеялась этому человеку в лицо, спросив, что он читал на ночь.
— Ну я же должен быть ближе к бОльшей части нашей компании, не всегда же мне общаться старыми словами, которые знают несколько человек.
— Джексон, тебе двадцать восемь, а не пятьдесят, — закатил глаза Рид, развалившийся на стуле. — Когда мы уже заканчиваем? Я хочу пригласить твоего креативного директора на обед.
— У креативного директора спросили? — зашипела Моника.
— Сейчас и спрошу. Креативный директор, сходите со мной на обед?
Было что-то химичное в отношениях Моники и Майкла, это видели все, но ближе, чем на пушечный выстрел, она не смела пускать. Подыгрывала, иногда даже кокетничала, но стойко давала понять, что нечего с ней терять. Не будет ничего, о чем бы он ни подумал.
Но Лею слишком сильно интересовал сам момент между двумя старыми влюблёнными. Видно, как Майклу нравилась Моника, только та от него бегает как прокаженная, показывая свой стойкий характер, прячась за маской силы, которую нацепила намеренно, чтобы никто не позволил обидеть.
Заметив эту перепалку, Лея будто стала лучше понимать Монику.
«Она, наверное, такая же недоверчивая, как и я», — пронеслось в голове, когда Моника в очередной раз задрала нос в разговоре с Майклом.
— Не схожу, не пытайтесь.
— А когда сходите?
— Никогда. Ни завтра, ни послезавтра, ни в следующей жизни — никогда, мистер Рид, — посмеивалась она.
— Иногда мне кажется, что я смотрю какой-то фильм, — шептал Эдди на ушко заинтересованной Лее, — где главные герои ненавидят друг друга, но при этом страстно желают…
— Эдди! — шикнула Лея.
— Я всего лишь комментирую то, что вижу. И, позволь заметить, моя феечка, — Эдди был похож на хитрую норку, которая хочет пробраться в самую пучину сплетен и интриг, — если бы Моника действительно бы так не любила мистера Рида, то не смотрела бы на нее своим взглядом.
«Своим взглядом?» — Лея обернулась в сторону девушки, увидев то, о чем говорит Эдди, воочию. Там не было ненависти, там были лишь женская обида, перемешанная со скрытой любовью. Майкл был наглым, эксцентричным мужчиной, у которого нарциссизм — второе имя, но это, видимо, и нравилось ей. Тот взгляд, о котором говорил Эдди, не сообщал людям о ненависти. Он, наоборот, хотел объяснить, что поведение обусловлено скрытыми чувствами, ставшими для них чем-то запретом.
— А еще я все жду, когда ты мне расскажешь про нашего мистера Питчера.
— Что расскажу? — удивлённо вскинула брови Лея.
— Если я Монику вижу насквозь, то босса, с которым работаю, — еще чётче. — Эдди одним только движением указал на стоящего около проектора с презентацией Джексона, который общался с Ридом, четко и напряжённо смотря прямо на Лею. Его взгляд смягчится, когда они встретились глазами. Гнев сменился на милость, а губы расплылись в обольстительной улыбке. — Моя ж ты нежная, ну как сияешь.
Сияние — не то слово, чтобы описать состояние, когда ты чувствуешь покой и умиротворение по отношению к человеку, который недавно только и делал, что раздражал.
Но если это называется сиянием, то Лея была согласна и на это.
— Мисс Хейсмон, — обратился Черуче, — я могу вас отвлечь на секунду?
— Конечно.
Спокойствие ушло. Вместо него пришло осознание новых эмоций и чувств. Иногда это так интересно — смотреть на отношения под другим углом. До этого Джексону представлялось, что нет в нем тех мужских качеств, о которых принято говорить в ключе не принятых обществом «красных флагов». И какое же удивление — почувствовать в себе эти жилки, больше схожие с чем-то отвратительно-возбуждающим.
Пока мистер Рид отошёл, решив завладеть вниманием Эдди, который испуганно оглядывался в попытке попросить помощи, Моника сообразила, что происходит, увидев только один взгляд, обращённый в сторону ни в чем неповинного Эдварда.
— С днем рождения.
— Что?
— С днем рождения твоего мужского собственничество, ревности и всякой этой шляпы, от которой меня воротит, — скривилась Моника.
— Я и без тебя знал, что во мне это есть.
— Да, просто девушки подходящей не было.
— Но вообще, я не поэтому подошла. — Моника снова огляделась, чтобы посмотреть, где находится тот, кого нельзя называть — мистер Рид, — затем проговорила: — Я понимаю, что вопрос относительно Эмили решился, вопрос насчёт благотворительной деятельности твоей тоже решился, но вопрос с Кейт…