Все трое молчали, минуя населённые эхом залы с расписанными резьбой стенами. Должно быть, много лет назад резьба оживляла картины в высшей степени героические и примечательные, однако теперь их оплывшие, размазанные черты навевали лишь горечь и мысли об ужасе, постигшем защитников этой крепости. Давно уже не имело значения, чем жили цверги, чему они поклонялись и что ненавидели. Фангекаэльдер навсегда останется гранью между вершинами Тартарии и её низами; чертой соприкосновения цивилизации и обиталища первобытных теней; точкой невозврата из мира мёртвых в обитель живых.

На Фангекаэльдере обрывался и Вьющий тракт. Дальше не было ни единого источника света, ни единого проблеска спасительной видимости, на который можно было положиться в пути. Пропитанный горючим маслом факел выхватывал из темноты древние цвергские развалины, колоннады и галереи, между которыми сновал ветер. Редчайшие шорохи, лёгкие сквозняки, журчание отдалённых ручьёв раздавались здесь так робко, нерешительно, словно боялись нарушить посмертное затишье, с уходом которого это место утратит свой устоявшийся лик.

А когда это произойдёт — случится нечто ужасное.

На второй день после их попадания на Глубинные ярусы исчез Друзи. Арли слышал, как охотник поднимается со своей лежанки и в состоянии, похожем на вялую полудрёму, уходит во мрак. Адепт был уверен, что случившееся лишь сон, но ничуть не удивился, проснувшись и обнаружив пропажу охотника. Бессмысленность поисков казалось ему почти аксиомой.

Друзи лишился близнеца и не сумел достичь мести. Арли сомневался, что подчинение тьме стало для охотника худшей участью, чем жизнь, поражённая гнойником утраты половины себя и сопряжённого с этим чувства вины.

Зов не утихал. Он не мучил Арли, не донимал его ежечасно, но казался размеренным и вкрадчивым, не позволяя адепту забыть о нём. Он обращался к Арли не на словах, он не обращался к нему ни одним из тех способов, которые может использовать для призыва живое существо. Это было нечто вроде природного влечения, раз за разом твердившее адепту: «Ты должен явиться ко мне. Ты должен найти меня, потому что во мне — твоя суть. Ради меня ты перенёс все свои несчастья. Найди меня. Соединись со мной».

Арли чувствовал, что он близок. Лёжа на тюфяке среди развалин цвергского жилища, он чувствовал, как сбоку к нему прижимается Несса. Когда они остались вдвоём, девушка словно дала волю своей нежности. Арли находил её скромность глупой — особенно после того, что она сделала в гостином доме Фаар-Толи, — но ни на чём не настаивал. В его картине мира принуждение к близости, пусть даже в мягком проявлении, шло рука об руку с самыми страшными грехами.

Было темно. Арли не слишком полагался на зрение и приближение опасности вполне мог распознать на слух. А вот девушка так и не сумела избавиться от страха — Арли знал это по её неровному дыханию и тому, как судорожно она налегала на него.

— Мы не должны были оставлять Друзи, — тихо сказала она. — Может, он нуждался в нашей помощи.

— Мы бы не смогли ему помочь, — ответил Арли. — Он ушёл сам.

— Он мог бороться.

— И боролся бы. Если б захотел.

Девушка замолчала. Арли поднял ладонь и возжёг в ней Пламя. Мягкий оранжевый свет пролился на лицо Нессы, оттенил её остренький нос и пряди отросших чёрных волос, спадавшие по бокам лица.

— Ты ведь понимаешь, что идёшь за мной к гибели? — спросил Арли.

— Мне всё равно, — ответила Несса. — Главное, что с тобой.

Арли улыбнулся её беспечности. Пламя в его ладони вдруг исказилось, сделало несколько оборотов вокруг оси и медленно сложилось в крохотный жёлтый цветок с восемью остроконечными, распустившимися в стороны лепестками. Цветок отразился в глазах девушки, пока она зачарованно рассматривала его, не находя в себе слов.

— Язык Пламени, — медленно произнёс Арли. — Кажется, теперь я понимаю, что это такое. Может, понимал ещё до того, как мне сказал о нём Вирл. Это то, что оставил мне наставник Грегори. Это то, что дала мне ты.

Несса едва сдержала слёзы. Так и не сумев ничего сказать, он поцеловала Арлинга и прижалась к нему ещё крепче. Вскоре оба они уснули. На памяти Арли это был самый безмятежный и сладкий сон за очень, очень долгое время.

Они стояли перед Бронном — вселенской пропастью, бездной Тартарии, — держась за руки и ожидая появления врага. Никакой тишины не было уже и в помине. Пламя Арлинга выхватывало из тьмы полуразрушенные домишки, построенные, должно быть, уже в последние годы существования цвергской цивилизации и являвшие явный пример деградации их зодчего искусства. Из темноты звучали сотни, если не тысячи, шепчущих голосов. Можно было подумать, это шепчут жители города над пропастью, спрятавшись в своих домах, но нет — то шептал сам Провал.

Тень выросла перед ними беззвучно и неосязаемо, словно с самого начала стояла там, на краю обрыва. Уже не было тех крепких, коренастых черт, что наличествовали в ней на Цверговом мосту — лишь дрожащая, клубящаяся квинтэссенция черноты, словно прорубленная в пространстве.

— Скалорождённый? — громко спросил Арли. Пламя в его ладони вновь приняло форму цветка. — Если ты меня слышишь, я готов сойтись с в бою. Сделаем это прямо сейчас.

Тартария загремела, задрожала, и из глубин Провала, являвшегося Арли и Нессе во сне, раздался голос подземелий:

СКАЛОРОЖДЁННЫЙ УШЁЛ. ОСТАЛСЯ ТОЛЬКО Я. БОЛЬШЕ НЕТ НУЖДЫ В ФАЛЬШИВЫХ ЛИЧИНАХ И ГЛУПЫХ ПРЯТКАХ. ТЫ ПРИШЁЛ КО МНЕ. РОЖДЁННЫЙ ВО МРАКЕ. ВЗРАЩЁННЫЙ В ПЛАМЕНИ. НАКОНЕЦ-ТО ТЫ СТОИШЬ ПЕРЕДО МНОЙ ВО ПЛОТИ.

— Верно, — ответил Арли. — Я стою перед тобой — и на этот раз не один. Будь ты Скалорождённый или нет, мне всё равно. Готовься!

Пламенный цветок в руке адепта стал меняться, принимать иные формы. Это были правильные углы и кольца, эллипсы, пирамидальные и остроконечные очертания, и всё это многообразие фигур переплеталось, комбинировалось в труднодоступных человеческому сознанию образах, так что не мог уследить глаз.

Пламя вспыхнула за спинами у Арли и Нессы, и уже в следующее мгновение саламандра вытянулась позади них ослепительно-жёлтым кольцом, распахнув в угрожающем рыке свою усеянную острыми зубами пасть.

И снова Провал заговорил:

ВПЕЧАТЛЯЕТ. НО НУЖЕН ЛИ НАМ ВЕСЬ ЭТОТ СПЕКТАКЛЬ, АРЛИНГ? ЗА ТЕМ ЛИ ТЫ ПРИШЁЛ? НЕУЖЕЛИ ДУМАЕШЬ, ЧТО МЕНЯ МОЖНО ОДОЛЕТЬ?

— Не думаю, — признался Арлинг. — Но я всё же попытаюсь.

НЕТ СМЫСЛА ПЫТАТЬСЯ ДОСТИЧЬ НЕВОЗМОЖНОГО. Я — ОСНОВА ВСЕГО ВАШЕГО МИРА. ЗАДОЛГО ДО ТОГО, КАК ЖЕРЛО СТАЛО ИЗВЕРГАТЬ ПЛАМЯ, Я УЖЕ БЫЛ ЗДЕСЬ. ЗАДОЛГО ДО ТОГО, КАК ВЫ ИСТРЕБИЛИ ЦВЕРГОВ И ПРИСВОИЛИ ВСЁ, ЧТО ПРИНАДЛЕЖАЛО ИМ, Я УЖЕ БЫЛ ЗДЕСЬ. ВАШИ МОТИВЫ ПОДЧИНЕНЫ МОЕЙ ВОЛЕ. ВАШИ ПОСТУПКИ НАПРАВЛЯЮТСЯ МНОЙ. Я ВЫЙДУ ПОБЕДИТЕЛЕМ ИЗ ЛЮБОЙ СХВАТКИ, ИБО Я ЖИВУ В КАЖДОМ ИЗ ВАС. ТАК СТОИТ ЛИ СРАЖАТЬСЯ СО МНОЙ, НЕ ИМЕЯ НИ МАЛЕЙШЕЙ НАДЕЖДЫ ОДЕРЖАТЬ ВЕРХ?

Арли крепче сжал руку Нессы, устремив взгляд в Бронн. Ему вдруг показалось, что лица Махо, Боннета, наставника Грегори смотрят на него со дна этой пропасти, и их шёпот подключается к тысячам остальных. Виднелось там и лицо женщины, которую Арли не знал, но от выражения её любящих глаз ему сразу сделалось так горько и тоскливо, что он едва сдержал слёзы.

Саламандра свернулась позади него кольцом. Вместе с его гневом и решительностью стала убывать и вся разрушительная неистовость ящера.

ВЕДЬ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я НИКОГДА НЕ ОСТАВЛЮ ТЕБЯ, АРЛИНГ. ПРЯМО КАК ЭТА ДЕВУШКА, Я ПОЙДУ ЗА ТОБОЙ ВЕЗДЕ. Я ВЕРНУСЬ К ТЕБЕ В ОБЛИКЕ ТВОЕГО НАСТАВНИКА. Я ВЕРНУСЬ В ОБЛИКЕ ЧЕЛОВЕКА, НАДРУГАВШЕГОСЯ НАД ТОБОЙ. Я ВЕРНУСЬ В ОБЛИКЕ МАТЕРИ, КОТОРУЮ ТЫ НЕ ЗНАЛ. ТЫ ВЕДЬ ПОНИМАЕШЬ ЭТО? ПОНИМАЕШЬ, КАК НЕРАЗРЫВНА НАША СВЯЗЬ?

Арли перевёл взгляд на Нессу и посмотрел в её насыщенные любовью глаза. Она не лгала, подумал он. Она останется с ним, какое бы решение он не принял. Она пойдёт за ним в бездну, если он захочет отправится туда. А страшно ли принять свою судьбу, буде она окажется хоть судьбой отродья мрака, если рядом находится тот, кто разделит её просто потому, что его судьба неотделима от твоей?