— День становится интереснее, — голос под маской звучал низко и глухо, сопровождаясь тяжёлым, посвистывающим дыханием. — Служитель Пламени и сын гроттхульского князя. Чем обязан?

— Откуда вы знаете, что я Служитель? — с подозрением спросил Арли.

— О вашем Шествии знает уже вся Тартария, — ответил барон, смерив Арли вялыми глазами, в которых, однако, отсвечивал огонёк угрозы. — Я ждал, что вы доберётесь до меня в более полном составе, но вижу здесь только тебя, малыш. С чего бы это?

Арли стиснул зубы и посмотрел в землю. Он решил говорить как есть, поскольку знал, что правитель захочет распознать ложь и сделает это куда лучше какого-нибудь пожилого адепта.

— На нас напали… — медленно ответил он. — Какая-то тень на мосту… Невысокая, в остроконечной короне… Остальные отказались продолжать поход, но я… я считаю, вам всё же стоит меня выслушать.

Ротте глухо усмехнулся и шагнул к своему трону. Под полями его балахона не было видно ни ног, ни рук, и со стороны он походил на жука, ползущего в укромный угол.

— Я ценю твою честность, малыш. И то, как искренне ты желаешь убедить меня, будучи совершенным неряхой по части дипломатии. Сущность, что напала на вас… Мне доносили о ней. Купцы и крестьяне видели её на дороге и в пещерах. Скорее всего, она и послужила причиной тому, что мои деревни пустеют. Люди слышат её зов, бросают дома… Отдаются влечению… Тракт заполонило отребье, чующее гниль времён и мою слабость. Чудовища, о которых не говорят даже в легендах, обживают покинутые сёла...

Арли с Фелинном переглянулись.

— Но что же это за сущность такая? — спросил адепт.

— Последний цвергский король, — не оборачиваясь, ответил Ротте. — Так ей хотелось бы думать. На деле — воплощение слепого желания разрушать. Месть для неё лишь иллюзорный предлог, не имеющий значения. Отголоски мёртвой личности, оказавшейся во власти куда более зловещих сил.

— Зловещих! Зловещих! — пропищал Хрящик голосом, удивительно похожим на тембр хозяина. Он перебирал в руках платье барона.

— Если вы хотите сказать мне, что эту тварь нужно остановить, можете не утруждаться, — добавил Ротте. — Сложно отыскать кого-то, кто более заинтересован в этом.

У Арли отлегло от сердца. Не придётся заискивать перед этим жутким владыкой, не придётся брать на себя никаких непосильных клятв. Всё ведь было куда проще — победа над тьмой напрямую затрагивала область интересов барона.

— Значит, вы согласны выйти на переговоры с моим отцом и остальными правителями? — спросил Фелинн. — Оставить в прошлом старые обиды и объединиться в борьбе против общего врага?

Затылок барона прикрывала матерчатая тряпица, стянутая ремнями маски. Всё время, пока он стоял лицом к трону, Арли и Фелинн видели только покрытую голову и широкую спину Ротте. Когда он повернулся, в руках у него была глиняная статуэтка.

— О да, согласен, юноша. По правде, я уже получил несколько писем из Раскалённой Цитадели и готов вести диалог как со Служителями, так и с остальными владыками. Любопытно… — добавил он, разглядывая Фелинна. — Неужели Крылана так заботит судьба Тартарии, что он отправил на переговоры своего сына? Князь, которого я знал, никогда бы не рискнул выводком.

Фелинн прикусил губу и побледнел. Можно было заметить, как его ладонь почти до боли сжала рукоять висящего в ножнах меча. «Что за письма из Раскалённой Цитадели? — промелькнуло в голове у Арли. — Неужели переписку с бароном вёл Гэллуэй?» Но мыли были заняты другим — статуэткой, торчавшей из покрытых язвами рук Ротте. Пухлая, одутловатая фигура, которую Арли видел уже не раз, пробуждала в адепте противоречивое чувство наблюдения чего-то неестественного, чужеродного.

Вихт Асваргот. Снова. В Хальруме, в Гроттхуле — и здесь тоже.

— Я сам вызвался отправиться в поход, ибо понимаю его важность, — взял себя в руки Фелинн. — И рад слышать, что вы готовы идти навстречу другим баронам. Теперь, если не возражаете, мы бы хотели отдохнуть перед походом в Грибные Топи. Не правда ли? — он глянул на отвлёкшегося адепта. — Будем признательны, если вы предоставите нам какой-нибудь тихий уголок для сна.

Барон не шевельнулся, но глаза его словно смеялись над Фелинном. Когда он заговорил, его голос был по-прежнему низок и глух:

— Велю подыскать вам покои, дорогие гости. Чувствуйте себя как дома.

ㅤ

Всё оказалось проще, чем Арли ожидал. Правда, «покои», которые согласился выделить барон, покоями можно было назвать лишь с натяжкой: это была сырая, промозглая берлога, с потолка которой капала вода. В Тартарии наступила оттепель, и воды в пещерах было куда больше, чем обычно. Стоит ли говорить, что Железные Норы, целиком состоящие из естественных пещер, страдали от этого как ни один другой город.

Осмотрев унылую ночлежку, Арли, Фелинн и Друзи отправились на базар купить чего-нибудь съестного. Хотя Арли невыносимо устал, он был даже рад возможности пройтись. Оставаться наедине с Нессой он боялся и не хотел, а еду планировали выменять за Пламя.

По пути им попался кабак, откуда звучала пьяный вой, так ненавистный Арли.

— Я зайду, — угрюмо бросил Друзи. — Догоню вас потом.

Фелинн кивнул; Арли промолчал. Друзи только что потерял брата и имел право утопить свою скорбь, но для Арли любой алкоголь был только напоминанием о его хальрумском позоре. Впрочем, адепту хватило совести не высказаться об этом вслух. Сложно было привыкнуть к тому, что провожатый теперь один. Даже со стороны Друзи выглядел осколком чего-то неделимого, разбитого — а уж что чувствовал он сам...

На базаре купили мешочек сушёных грибов. Торговцу с неприятно выступавшей челюстью и большой плешью пришлось опорожнить три сосуда водки, выплеснув их содержимое в небольшой бочонок. Эти сосуды Арли последовательно наполнил Пламенем — не слишком стабильным, но мощным и сохранным. Делец расставался с товаром неохотно, ведь даже три бутыли Пламени были не слишком высокой платой за пищу в условиях повсеместного голода. Во время торга он не раз обращал внимание покупателей на своё безмерное великодушие.

— Долго это будет продолжаться? — спросил Фелинн, когда они шли извилистыми тоннелями назад в ночлежку.

— О чём ты? — не понял его Арли.

— Ты словно никогда не видел девушек. Могу предположить, у вас в Цитадели их было немного, но эти ваши переглядывания с той, черноволосой… Смотрю на это — и каждый раз смеяться хочется.

У Арли вдруг возникло острое желание его ударить. Не сжечь — просто врезать ему, чтоб он никогда больше не затрагивал эту тему.

— Тебя это не касается, — огрызнулся он. — Что ты вообще можешь понимать!

— Например, то, что у девчонки нет других причин тащиться с нами. И ещё, в отличие от некоторых, меня влюблённость не пугает. Я бы не делал из неё такой спектакль, будь я на твоём месте.

Фелинн явно получал удовольствие от копания в исподнем Арли, равно как от своего превосходства в познании женского пола. Закипая всё больше при виде его нахальной физиономии, Арли решил не оставаться в долгу.

— Значит, ты у нас знаток по части женских сердец, да? Бьюсь об заклад, на девушек ты впечатление производить горазд — но что с твоим отцом? Его впечатлить сложнее, верно? А то ведь у княжеского сынка нет других причин тащиться в поход с какими-то там Служителями! Сидел бы себе в Гроттхуле да наслаждался обществом наивных девиц, строя благородные мины!

Выпад оказался весьма удачен. Улыбка сошла с губ Фелинна, он насупился и сложил руки на груди, отводя взгляд к толпе.

— Что ты можешь знать, — ледяным тоном сказал он. — Хочешь ты или нет, сейчас вы останетесь вдвоём. Я пойду в кабак, прослежу, чтобы наш охотник не упился до смерти. Слыхал, тебе такие заведения посещать не следует…

Прежде чем он исчез, Арли снова заметил его наглую высокородную улыбку, а потом Фелинн скрылся за спинами прохожих. Арли огляделся — и понял, что опять остался один среди бурного потока людских тел, плывущих куда-то без ведомой цели и смысла. Точно так же он чувствовал себя, когда стоял посреди хальрумской площади с фонтаном, внутри которого лежали мышиные кости. Фелинн оказался прав — Арли не мог бродить по городу в одиночку.