— У тебя вообще друзья-то есть, Галвиэль? — спросил он неожиданно, стараясь не звучать слишком обвиняюще, но с искренним интересом.
Принцесса устало вздохнула, её голос стал мягче, но в нём чувствовалась скрытая горечь:
— Были… Но никто особо не стремился приезжать в Древние Террасы. Оно и понятно: мой дом окружён заклинаниями и густыми лесами, а на пути опасности. Но всё же я собиралась иногда с подругами. Пили вино, обсуждали моду, магию, сплетничали о светской жизни. Но это было давно.
Ройдар невольно улыбнулся, представляя эту картину: Галвиэль в окружении эльфийских дам, каждая с бокалом вина, обсуждающие последние магические новшества и модные тренды в уединённом зале её поместья. Эта сцена напомнила ему их детство, когда дворцовые приёмы были обычным делом, и Галвиэль всегда блистала в центре внимания, окружённая своими сверстницами. Он подумал, что, возможно, знатные дамы из Эбонской Олигархии, темные эльфийки, тоже ведут подобный образ жизни, но решил не озвучивать эту мысль вслух, чтобы не задеть чувства сестры.
Их размышления прервали путники, шедшие по дороге в противоположном направлении. Это были двое местных селян, угрюмых мужчин в простых рубахах и выцветших штанах. Они вели с собой навьюченного осла, который тащил на спине мешки и связки сушёной рыбы. Увидев эльфов, селяне на мгновение остановились, глаза их округлились от удивления, а один даже сорвал с головы шляпу, растерянно почесав затылок. Но слова застряли у них в горле, и они молча продолжили путь, бросая любопытные взгляды на необычных путников, которые казались здесь столь же чуждыми, как морской бриз среди лесов.
Эльфы же прошли мимо, не обмолвившись ни словом. Галвиэль чувствовала на себе их взгляды, и это странное, почти забытое ощущение чужого интереса в очередной раз напомнило ей, насколько она далека от привычной ей светской жизни.
Когда солнце стало клониться к закату, они решили подняться на один из холмов, чтобы разбить лагерь и отдохнуть. С вершины открывался вид на бескрайнее море и на темнеющий лес, что простирался до самого горизонта. Галвиэль наконец уселась на мягкую траву и ощутила, как усталость, накопленная за день, наконец отпускает её. Она медленно осмотрела холм, и её взгляд зацепился за небольшой подберёзовик, который пробивался сквозь опавшие листья.
Она коснулась его шляпки длинными пальцами, словно стараясь ощутить подушечками свежесть гриба, и задумчиво произнесла:
— Я представляла себе эти острова иначе. Думала, тут растут пальмы, вокруг летают экзотические птицы, а на берегах дремлют белые песчаные пляжи. Но здесь всё как на материке, и даже грибы те же.
Ройдар, разводя костёр, усмехнулся, бросив на сестру взгляд поверх горящих веток:
— Такие острова находятся на юге. Там, где солнце печёт немилосердно и где волны несут аромат цветущих деревьев, а не запах йода и водорослей. А здесь климат похож на наш: леса, мхи, даже берёзы те же. — Он задумчиво подбросил ещё одну ветку в огонь, наблюдая, как пламя обхватывает её, и добавил, с мягкой усмешкой: — Знаешь, тебе бы следовало больше путешествовать, чтобы увидеть разнообразие природы. Мир ведь не заканчивается за пределами Древних Террас.
Галвиэль сжала губы, в её глазах на мгновение промелькнула обида, и она отвернулась, глядя на далёкие деревья, окрашенные в красноватые тона заката.
— Было бы с кем путешествовать, — тихо пробормотала она, словно не ожидая, что Ройдар услышит эти слова.
Но он услышал, и сердце его на мгновение сжалось от внезапного сострадания к сестре, которую он всегда видел лишь снаружи — надменной, гордой и непоколебимой.
Он ничего не ответил, но взгляд его стал мягче, и он принялся подбрасывать ветки в огонь, позволив Галвиэль уйти в свои мысли. Над ними раскинулось небо, которое медленно темнело, превращая день в ночь. Галвиэль посмотрела на звёзды, которые начинали зажигаться на небосклоне, и задумалась о том, что, возможно, они оба ищут не только ответы на вопросы о прошлом, но и новые пути к чему-то, что давно уже потеряли.
Ночь укрыла холмы и море своим звёздным покрывалом. Галвиэль лежала на мягкой подстилке из собранного мха и тонкой ткани, которую они взяли с собой, и старалась устроиться на твердой земле поудобнее. Холодный ветер с моря заставлял её плотнее завернуться в плащ, но, несмотря на это, сон к ней никак не приходил. В голове, как мимолётные тени, всплывали образы прошлого.
Она ласково поглаживала свой клинок, Звёздный Кристалл, украшенный изящными эльфийскими узорами, и в её памяти всплывали те времена, когда мать, королева Селестриэль, учила её магии, поведению при дворе, а также самым сложным аспектам эльфийского этикета. Воспоминания были словно кусочки разбитого зеркала. Каждый фрагмент отражал моменты их жизни: как Селестриэль показывала дочери, как вызывать ветры и проращивать зелёные ростки из земли. Как они танцевали под вечерними звёздами в садах старого дворца… Галвиэль закрыла глаза, и ей на миг показалось, что она вновь слышит голос матери, мягкий и певучий, словно шелест листвы в летнюю ночь.
Затем её мысли унеслись к подругам. Она вспоминала, как к ней приезжала Квинтоэль, всегда такая утончённая и сдержанная, но с искрой любопытства в глазах. Они обсуждали магию и новейшие изобретения эльфийских мастеров, гуляли по заповедным лесам, иногда смеялись над молодыми эльфами, которые пытались произвести на них впечатление. Галвиэль невольно улыбнулась, вспоминая их встречи, наполненные беззаботностью и весельем. Но где сейчас Квинтоэль? Жива ли она? Галвиэль с грустью подумала, что если удастся восстановить прежние связи, она бы с радостью узнала, что стало с её давней подругой. Возможно, они даже были чем-то больше, чем подруги, но это давно в прошлом…
Утро пришло холодным и свежим. Её разбудил голос Ройдара, который стоял над ней с лёгкой усмешкой:
— Ваше высочество, пора выдвигаться! — Его голос был наполнен сарказмом, брат шутливо поклонился, словно перед королевой.
Галвиэль потянулась, недовольно нахмурив брови:
— А к чему все эти кривляния, брат? Ты ведь и сам принц, между прочим. — Она села и принялась собирать свои вещи.
Ройдар лишь пожал плечами, поправляя свой дорожный плащ:
— Терпеть не могу, когда меня так называют, — признался он, делая серьёзное лицо. — Я никому не позволяю обращаться ко мне как к принцу. Я ведь простой лесной егерь, не более.
Галвиэль, смеясь, передразнила его, высунув язык:
— Бе-бе-бе, наш принц не хочет быть принцем! — её тон был издевательским, но в глазах светилась искра задора, которая возвращала их к временам беззаботного детства.
Собрав вещи, они вновь вышли на прибрежную дорогу, оставляя за спиной ночной лагерь. Утренний свет заливал холмы и море, придавая всему окружающему особый золотистый оттенок. Вдали на синем горизонте показались несколько небольших парусных судов, которые лениво покачивались на волнах. Возможно, это рыбацкие лодки возвращались с уловом. Галвиэль остановилась на мгновение, разглядывая кораблики, пытаясь угадать их назначение, и почувствовала лёгкий укол зависти к простоте и стабильности жизни, которую вели рыбаки.
Но вскоре путь привёл их к очередной рыбацкой деревне, которая была куда крупнее, чем деревня Густава. Здесь уже встречались настоящие каменные дома с черепичными крышами, склады и даже небольшая церковь с высокими окнами. Над поселением возвышался шпиль церкви Святой Матери, на котором был установлен святой символ — половинка солнечного диска, позолоченная и сверкающая в лучах утреннего солнца. Галвиэль на мгновение остановилась, разглядывая этот символ, и лицо её стало серьёзным.
— Посмотри на них, Ройдар, — сказала она, указывая на шпиль. — Люди воруют у нас всё, даже наши верования. Когда-то это был простой языческий культ поклонения солнцу, а теперь посмотри на них: полноценная церковь со своими догмами, иерархией, священными книгами. Вечно эти люди что-то берут и присваивают себе!
Ройдар кивнул, но ничего не сказал, чувствуя, что сестра вновь уходит в свои размышления о людях и их недостатках. Он знал, что для неё это как старое, никогда не заживающее ранение.