— Путь?

— Ну да. — Закивал толстяк, и его подбородки затряслись в унисон кивкам. Нелепый человечек с трудом встал на колени перед трупом твари бездны. — Выбор. Я предлагаю вам выбор. Возможно впервые в вашей никчемной жизни вы совершенно свободны. Знаете, все эти маги, жрецы клирики, они довольствуются костями, что бросают под стол их господа и боги. Словно цепные псы они грызутся за объедки, а их хозяева со смехом смотрят за дракой. Они дали вам законы, которые вы якобы должны соблюдать. Но что есть эти законы? Неужели, свободные люди, должны одевать на себя ошейники словно псы? Неужели вы, люди не достойны большего? — Пухлая словно у младенца ладонь погрузилась в рассеченную грудную клетку, и с треском выдрала из нее еще пульсирующее сердце. — Мне понравилось, что вы говорили о правосудии. Маленький человечек подошел к Шаме, бережно держа трепещущий комок плотина вытянутой руке. Как вы смотрите на то, чтобы вернутся на родину? Чтобы стать тем, кого назовут Королем топей? Как вы смотрите на то, чтобы получить богатство и власть? И на то, чтобы забрать душу и силу этого существа вкусив его плоти? Вы не хотите вершить настоящее правосудие? Вернуть в мир старые законы? И сжечь всю несправедливость в огне?

Мысли Шамы путались, подворачивались и спотыкались, словно ноги у пьяницы. Краем глаза он заметил что, друза хрусталя наполнилась нестерпимо ярким, завораживающим магическим светом. Усмехнулся, когда лицо толстяка превратилось в лунный диск с высеченным на нем черепом, расхохотался, когда как во сне, увидел что рука, его собственная рука, медленно поднимается навстречу протянутому дару. Как окровавленный пульсирующий комок ложиться ему в ладонь. Как эта ладонь становиться все больше и больше, пока не заполняет собой весь мир. Как его собственные зубы смыкаются на жесткой неподатливой плоти. Предостерегающе зазвенел упавший на камни меч.

«Нет! Беги сынок, спасайся!»- истошно надсадный крик матери неожиданно прозвучавший в его голове на мгновение разбил иллюзию. А потом его рот заполнил жидкий огонь. И у него уже не осталось выбора.

С разнесшимся в тишине комнаты неприятным хрустом срезав остатки слегка отросшей на висках щетины, великанша обтерла лезвие о набедренную повязку и аккуратно убрав его в кожаные ножны засунула нож куда-то за перетягивающие грудь бинты.

Сверху раздался перемежающийся со скребущими звуками вой. Август вздохнул. За дверью их ждала очередная лестница. К счастью спуск оказался и в половину не таким долгим, как в первый раз. На глубинном этаже святилища древних было сумрачно. Нет, свет все еще изливался из волшебных факелов, но он был не теплым и мягким, а зловещим и красным, не сколько разгоняющим мрак, а разбивающим его на зловещие тени. А еще здесь было холодно. Проследив за истаивающим в сыром воздухе облаком пара, юноша бессильно уронив руки на колени покачал головой. Это была ловушка. И они в нее попались. Лестница закончилась тупиком. Залом. Не слишком большой шестиугольной комнатой не имеющей ни намека на мебель или выход. Просто каменная коробка глубоко под землей. Гробница, наконец-то заполучившая приличествующее ей содержимое. И хоть запертая на огромный, в руку взрослого человека, стальной засов, оставшаяся наверху дверь не поддалась натиску смешанных, твари похоже не собирались уходить. От лестницы неслось царапанье, рычание и скрежет. Сколько они здесь еще протянут? Без воды и еды. Без теплых одеял или возможности разжечь костер. День? Неделю? Две? Уже сейчас Август чувствовал пустоту в желудке, а его касающаяся камня спина, казалось медленно превращалась в кусок льда. Это гробница. И они останутся в ней. Навсегда.

— Вот. — Словно, прочтя его мысли сидящая на полу скрестив ноги великанша сняла с пояса тощий дорожный мешок и распустив завязки вытянула из него небольшую деревянную фляжку. Тут кислое молоко. Немного, но это лучше чем ничего. Попейте. А еще у меня есть немного мяса. Достав из мешка несколько коричневых, на вид мало чем отличающихся от деревяшек пластин сухой солонины дикарка развела руками. Это все. Но придаст вам силы.

— А потом? — Произнесла, не поднимая уткнувшаяся лицом, в поджатые колени сидящая на полу травница. — Что потом, Сив? Думаешь, они уйдут?

Великанша надолго задумалась.

— Нет. — Произнесла она, наконец. — Если хочешь, что-то сказать про свинолюдей, скажи одно — эти твари упрямые. Намного упрямей, чем любой человек. Вытряхнув из мешка небольшую деревянную баночку, горянка откинула закрепленную на кожаном ремешке крышку и зачерпнув из нее немного мутноватого студенистого содержимого принялась втирать жир в косу. В воздухе остро запахло горными травами. — Прежде чем они решат, что до нас не добраться мы сойдем с ума и умрем от голода. Или замерзнем до смерти.

— И что нам делать? — Голос нежно протирающего свой клинок ученого был полон горечи. — Предлагаешь покончить со всем самим?

— Как там твоя магия, Майя? — Закончив с волосами, дикарка обтерла руки о набедренную повязку. — Мне показалось или она слабее, чем я видела раньше?

— Да. — Голос Кирихе был слабым и безжизненным. — Просто Ст… это место… высасывает силы. Здесь нет… моих источников. А моего собственного резерва сама знаешь, лучину поджечь в хороший день не всегда хватит.

— Ну лучину не лучину, а паре ублюдков ты шкуру все же попортила. — Криво усмехнувшись горянка положила на колени топор и принялась задумчиво водить пальцем вдоль лезвия. — Сможешь повторить такое еще раз пятьдесят?

— Не думаю. — Подняв голову Майя утерла сочащуюся из носа кровь и покачала головой. — Я запасала энергию все эти дни. Но сейчас я пуста. Попробую ударить разок, если не будет другого выхода… Но после этого… скорее всего я умру от апоплексического удара…

— Апо… — Чего? — Нахмурилась великанша.

— Сосуды в голове лопнут. — Хмуро пояснил бережно перелистывающий свой журнал Эддард. — Госпоже Майе категорически нельзя колдовать.

— Барон. Сколько у тебя еще выстрелов в этой южанской штуке?

Август зажмурился и взвесил в руках арбалет. Замечательный механизм. Просто замечательный. Чудо инженерной мысли. Такие начали делать в Венции, совсем недавно. Болты не накладывались на ложе, а подавались снизу спрятанной в рукояти мощной пружиной. В коробку для хранения стрел, юноша не знал, как ее правильно назвать, да это было и не важно, помещалось шестнадцать тяжелых граненых железных игл больше похожих на гвозди со срубленной шляпкой, чем на привычные арбалетные болты. Великолепный механизм убийства, только успевай дергать за рычаг и целится. Если ничего не заклинит, конечно. Взвесив смертоносную машину в руках Цу Вернстром вздохнул. Да уж. Инженерное чудо. Но что это в сравнении с древними? Если Эддард прав и люди построили все это без участия могучей магии… Кем бы они казались для древних? Дикарями, живущими в пещерах? Полуживотными? Как такая могучая цивилизация могла просто исчезнуть, оставив после себя лишь немногочисленные и опасные следы? Они властвовали над природой. Сражались с демонами и пришедшими со звезд странниками. Бросили вызов своим богам. А потом, а потом просто исчезли. И скоро он, далекий потомок их крови, тоже исчезнет. Может быть, действительно стоит просто приложить арбалет к подбородку и спустить скобу. Во всяком случае, это будет быстро. Стоит надеяться быстрее, чем он успеет что-то почувствовать.

— Девять. — Произнес он омертвевшими губами. — Девять.

— Хорошо. — Медленно кивнула великанша и снова надолго замолчала. Пальцы горянки нежно бродили по полотну секиры. — Книгочей… Ты сможешь бежать? Или опять будешь ковылять как хромая утка на прогулке?

На бледном, покрытом несмотря на холод пленкой пота лице Абеляра мелькнуло выражение понимания и безнадежности.

— Сколько смогу. — Произнес он упрямо наклонив голову и неожиданно улыбнулся. — А потом, постараюсь еще немного.

Глаза великанши повернулись к Августу. Юноше стало не по себе. Так дикарка еще на него не смотрела. Он привык к другим взглядам. Насмешливым, презрительным, недовольным, лучащимся от смеха или возбуждения, наполненным гневом, задумчивым, но не таким. Глаза горянки будто потеряли глубину и блеск превратились в два блестящих речных окатыша. Смотрели не на него и даже не сквозь, а будто обозревали пустоту. Молчание длилось и длилось и каждое мгновенье юноше все больше хотелось закричать.