Подняв глаза наверх, на опоясывающую зал галерею, Гретта, мазнула взглядом по стоящей на ней стрелкам с арбалетами и не удержавшись еле слышно зашипела. Стрелки, все как один, рослые, крепкие, закованные в тяжелые, по лютецкой моде пластинчатые латные доспехи, с тяжелыми многозарядными арбалетами в руках. За все время, что она была здесь, сидела за столом хозяина, ни один даже не шевельнулся. Не перенес вес на другую ногу, не перехватил поудобней, оттягивающее руки оружие, не двинул головой. Внизу было жарко и душно. Наверняка, там наверху, у украшенного аляповатыми рисунками потолка еще жарче. Они должны были истекать потом, их кожа наверняка свербела, а ноги и спина затекли от долгого стояния на одном месте. Она не раз видела как латники в подобных доспехах просто теряли сознание от недостатка воздуха или жары. Но эти все равно не двигались. Обученные. Вышколенные. Дисциплинированные. Еще больше чем роскошь и грязь, Гретта ненавидела дисциплинированных слуг. Такие люди давно забыли, что у них есть собственные мысли и желания. Они в любой момент могут ударить тебя кинжалом в спину. Или загнать в нее болт. Только чтобы заслужить улыбку хозяина.
Опустив взгляд на невозможный, наверняка стоящий целое состояние стол — зеркало наемница нахмурилась. Больше всего в этой жизни она ненавидела зеркала. Предательские куски скрытой за пластиной стекла амальгамы всегда над ней издевались. Вот и сейчас. Она не могла узнать в отражении свое лицо. Такого не могло быть, ибо не могло быть никогда. Она знала, как выглядит. Знала каждый свой шрам, каждую линию излишне выдающихся скул, слишком пухлых, перекошенных старой раной губ, знала, что схвативший ее в горах безумный северянин выбил ей большую часть зубов, помнила, что на войне с сулджуками у нее было рассечено левое ухо и несмотря на то, что она заплатила целую кучу денег медикусам, оно все равно торчало чуть больше чем правое. Она помнила свой слегка скособоченный нос, бледные щеки, начинающие, несмотря на все ее старания, проступать на лице ранние морщины и складки — следствии проведенной в многочисленных походах, зачастую не слишком спокойной жизни. Знала, что у нее по утрам всегда болит спина, и поврежденное в одной из многочисленных драк колено. Она помнила кто она такая. Сейчас, из под поверхности стола на нее смотрел совершенно другой человек. Подозрительно щурящаяся из-за стекла женщина была моложе. Здоровее. Сильнее. Ее лице не было даже намека на шрамы или рубцы, коротко остриженные, пока она спала одурманенная сонной травой, волосы, блестели и торчали задорной щеткой, а кожа буквально светилась здоровьем.
Если бы я встретила такую принцеску в темном переулке то первым делом разбила бы ей смазливую, сытую рожицу.
— Один фунт четыре лота и два золотника мясного гриба. — Словно прочитав ее мысли самодовольно проворчал Шама и зачерпнув из миски пригогршню соленой рыбьей икры отправил себе в рот. — Около тридцати золотых марок за твое новое прекрасное личико, госпожа. Но результат того, как по мне, стоил. Я умею ценить красоту. — Утерев покрытые соком раздавленных икринок губы тыльной стороной ладони, толстяк лениво пошевелив мясистыми пальцами и красноречиво взмахнул рукой. Люблю красоту во всех ее проявлениях. Именно поэтому я и заключил договор с империей. И принял веру в Создателя. Вы, южане, знаете толк в красоте. Всегда придумаете, как сделать обычные вещи прекрасными. — Причмокнув, Безбородый, прищурившись, окинул наемницу плотоядным взглядом. — Да. Знаете толк. Это у вас в крови.
Гретта внутренне сжалась.
Похоже, подруга, ты опять влипла. И опять все сводится к простому выбору. Драться или трахаться.
Чувствуя как губы невольно складываются в усмешку она зашарила взглядом по столу. Перед ней на блюде для фруктов лежал маленький серебряный нож. Небольшое, полукруглое, тупое даже на вид лезвие вряд ли подходило для того, чтобы справится с крупным кроликом. Бросив взгляд на стоящих на галерее стрелков наемница усилием воли расслабила окаменевшие плечи. Драться или трахаться. Все всегда сводится к одному. И вряд ли выбрав второе, она имеет хоть десятую долю шанса на успех.
— Твои спутники сказали, что ты можешь быть довольно беспокойной. Что же. Я хочу тебе кое-что показать. — Проследив за взглядом наемницы Шама, широко улыбнувшись, уперся руками в подлокотники своего сиденья. Лицо толстяка перекосилось от напряжения, дерево подлокотников жалобно застонало и Безбородый начал медленно подниматься. Это выглядело, так будто зашевелилась гора. Складки жира на полуголом торсе затряслись, пришли в движение, раздался треск жаловавшегося на непосильную тяжесть дерева, на блестящей покрытой татуировками макушке выступили крупные капли пота. — Уф. — Наконец встав, здоровяк отдышливо выдохнув и грузно развернувшись помассировав колышущийся где-то в районе колен живот дважды хлопнул в ладоши. Двери зала распахнулись и в помещение вошли четверо вооруженных мечами закованных в латы воинов.
Удивительно что эта гора жира еще может самостоятельно ходить.
— Пойдем. — Отрывисто бросил толстяки и зашагал к выходу.
Гретта оглянулась по сторонам. Четверо. И дюжина арбалетчиков наверху. И все что у нее есть, это выбор. Простой выбор. Жить или умереть. Драться или трахаться. А это значит, выбора нет вообще. Впрочем, когда было по-другом? Тяжело опершись на стол, наемница прикрыв рот рукой сыто рыгнула, и медленно встав со скамьи подтянула широкий, удерживающий новенькие кожаные штаны, новенький украшенный массивной серебряной пряжкой пояс, одернула рукава «подаренной» ей хозяином топей атласной рубахи, неторопливо огладила воротник, Накинула на плечи лежащую рядом, сияющую чистотой, и пахнущую свежей кожей куртку и зашагала следом за толстяком. Вытянутый из вазы нож для разрезания фруктов прилип к предплечью и холодил кожу. Похоже, никто ничего не заметил. Но утешения это не приносило.
--
Майю бил озноб. Их путешествие под землей продолжалось уже несколько часов. Огромные залитые мертвым светом залы сменялись широкими, залитыми мертвым светом коридорами которые выходили в следующие комнаты и залы. Некоторые были пусты, в некоторых стояла странная мебель, непривычной формы стулья и столы, кровати и шкафы заполненные какими-то непонятными предметами. Один раз они вошли в нечто напоминающее пиршественный зал. Если бывают пиршественные залы величиной с небольшую горную долину. Окруженные необычными, изготовленными из какого-то странного блестящего материала стульями, металлические столы, уходили в даль и терялись в полумраке. На полу, на столах, на стульях, тут и там лежали металлические тарелки и кувшины. Майя была готова поклясться, что даже видела ложку. Тоже железную. Древние, похоже, покидали это место в спешке. И очень любили металл. Размеры подземного храма поражали. Это был настоящий город. Но хотя бы больше не было никаких лестниц. Спуск сюда, в царство странного мертвого света, погибшего эха, давящей тишины и пугающего запустения выпил почти все ее силы и она сомневалась, что сможет одолеть подъем обратно. Но у нее было не так уж и много выбора. Зачем она здесь? Почему не осталась «в гостях» у этого мерзкого дикаря Безбородого? Почему просто не ушла когда была возможность? Почему она вообще решила остаться с дикаркой, бароном и книжником? Ведь можно было просто уйти. Выкинуть в ближайшую канаву этот дурацкий патент ловчего, поселится в какой нибудь деревне. Хороший лекарь всегда пользуется уважением и сможет заработать себе на хлеб. Травница вздохнула.
Ну вот, самое время для малодушных мыслей. Признайся себе, что ты просто трусиха. Сив верный товарищ, Эддард не только мил и забавен, но еще и проявил себя как отличный друг, а барон… он тоже за последнее время сильно изменился. И, хоть в это и не верится, похоже, не в самую худшую сторону.
Майя с трудом сдержала улыбку.
А как он отчаянно скрывает свою любовную связь с Сив. И кажется, он делает это не из за того, что стыдился своей партнерши. Точнее не только из-за этого Скорее ему непонятны собственные чувства.
